В начале июля в Сечь пришли известия о завершении неудачных переговоров в Москве между представителями посольств Римского кесаря Рудольфа, Православных восточных патриархов с правительством Годунова. И в том же июле 1604 года казачье войско числом до 12 тысяч сабель и копий выступило из Сечи и двинулось на север. В его составе были и донские казаки-добровольцы. В соединённом казачьем войске было пятнадцать пушек и фальконетов. У границы Московского государства к нему присоединились отряды рокошанской шляхты численностью до 3 тысяч верховых во главе с Юрием Мнишком. Это была тяжёлая доспешная кавалерия и латные гусары. Но казаки представляли три четверти войска бывшего под рукой Расстриги. В октябре 1604 года это войско перешло границу и вступило в пределы Московского государства – Северскую укрáину.
По мнению известного отечественного исследователя Р. Г. Скрынникова: «В то время как окраины глухо волновались, в сердце России появились многочисленные повстанческие отряды. Династия Годуновых оказалась на краю гибели. Отрепьев (Расстрига – Д. А.) уловил чутьём, сколь огромные возможности открывает перед ним сложившаяся ситуация.
Казаки, беглые холопы, закрепощённые крестьяне связывали с именем царевича Димитрия надежды на освобождение от ненавистного крепостнического режима, установленного в стране Годуновым. Отрепьеву предоставлялась возможность возглавить широкое народное выступление… Самозванец мог стать казацким предводителем, вождём народного движения. Но он предпочёл сговор с врагами России»[72].
Насколько же прагматично-марксистски и узко-социально рассуждает автор указанных строк. Но, во-первых, именно этими строками Скрынников и доказывает обратное. Подтверждает то, что у Расстриги были довольно серьёзные причины не встать во главе восставших казаков, холопов и крестьян, не стать «народным вождём». И главными причинами здесь были: воспитание, мировоззрение, родовая честь, верность своему происхождению, осознание своей миссии. Ну а во-вторых, родовитый, воспитанный, умный молодой человек успел заметить, что у казаков и без него хватает своих атаманов, у восставших своих предводителей-холопов, у бунтовщиков и разбоев – своих главарей.
«В том же 1604 году в следующее воскресенье после Троицы, в ясный полдень, над самым московским Кремлем, совсем рядом с солнцем, показалась яркая и ослепительно сверкающая большая звезда, чему даже русские, обычно ни во что ставившие знамения, весьма изумились. Когда об этом было доложено царю, он тотчас же потребовал к себе одного достойного старца, которого он за несколько лет до того выписал к себе в Москву из Лифляндии и одарил прекрасными поместьями, и к которому за проявленную им преданность он особо благоволил. Царь велел думному дьяку (Reichs-Canzler) Афанасию Ивановичу Власьеву спросить этого старца, что он думает о таких новых звездах. Тот ответил, что Господь Бог такими необычайными звездами и кометами предостерегает великих государей и властителей и ему, царю, следует хорошенько открыть глаза и поглядеть, кому он оказывает доверие. (Следует) крепко стеречь рубежи своего государства и тщательно оберегать их от чужеземных гостей, ибо в тех местах, где появляются такие звезды, случаются обычно немалые раздоры. Человек этот был щедро и богато награжден приумножением его земельных владений, соболями, парчой и деньгами», – писал о летних событиях в Москве служилый иностранец, офицер-наёмник Конрад Буссов.
Глава 4Самое загадочное время Смуты
В октябре 1604 года Иваницкий во главе соединённого войска казаков и польско-литовской шляхты перешёл границу Русского государства и овладел первой небольшой крепостью – Монастырёвским острогом (Моравском). Казаки взяли эту крепость сходу – «изгоном» 13 октября. Запорожский кошевой атаман Белешко скрытно провёл к Моравску через леса казачий отряд в пять сотен сабель. Упрятав отряд близ опушки, Белешко выслал одного из казаков «для перемовы». Сторóжа не дремала и с воротной башни казака окликнули:
– Хто таков, какого чину и звания человек и чего табе надоти?
– Слуга законного царевича и государя Московского, – ответствовал казак.
Затем, насадив письмо на конец копья, казак передал его сторóже. Следом на словах переговорил со служилыми. Молвил им, «де сам Димитрий Иванович – царёв сын» идет к острожку с огромным войском. Эти речи вызвали сильное волнение среди служилого люда в крепости. Волнение переросло в бунт. Воевода Лодыгин, застигнутый врасплох, попытался организовать сопротивление. Но служилые связали Лодыгина и стрелецкого голову Толочанова. Тем временем, подобравшись к тыновой стене острога, запорожцы забросили канаты с крючьями на верха стены и забрались на боевой ход. Тихо пробравшись к воротной башне и спустившись вниз, раскрыли ворота. Хорошо вооружённый отряд ворвался в крепость. Трофеями казаков стали семь пушек и двадцать затинных пищалей. Часть служилых перешла на сторону Расстриги и влилась в его войско. Это был первый успех. Сам Расстрига с основными силами подошёл к Моравску 21 октября.
Не смотря на указ царя Бориса Годунова оказывать «ворам» повсеместное вооружённое сопротивление, Иваницкому удалось без серьёзных боевых столкновений овладеть Черниговом. Поначалу Чернигов встретил «воров» пушечной стрельбой. Но вскоре начались переговоры, и служилые люди подняли бунт против царских воевод. Воевода – князь Иван Татев был схвачен ими. Почему «служилые» пошли на это? Ужель испугались «воров»? Отметим, что все они были профессиональные воины, которые чуть ли не каждый год отбивали набеги небольших татарских и ногайских орд, да отряды польско-литовских грабителей-находников. Значит, доводы Расстриги и его сторонников оказались убедительны и весомы. Правда, ворвавшись в Чернигов, кто-то из ляхов и казаков предался грабежу. Но Расстрига остановил беззаконие, устыдил грабителей и приказал вернуть награбленное. Когда дело дошло до присяги, то воеводы Татев и Шаховский признали Расстригу законным наследником престола. Лишь родовитый дворянин Воронцов-Вельяминов отказался присягать, за что и был посечён казачьими саблями. Далее присяга прошла без осложнений. Часть служилых черниговских людей влилась в войско Иваницкого. Кроме того, в Черниговской крепости повстанческое войско обрело 27 пушек.
На помощь Чернигову поспешил отряд воеводы Петра Басманова, собранный в Новгороде-Северском. Однако, не дойдя пятнадцати вёрст до Чернигова, Басманов узнал о его сдаче и отступил назад. В течение недели Новгород-Северский готовился к обороне. Всего в крепости изначально было: 104 сына боярских, 103 казака, 95 стрельцов и пушкарей. Но Басманов разослал письма о помощи и в Новгород-Северский успели прибыть подкрепления из Брянска Кром, Белёва, Трубчевска и даже 360 стрельцов из Москвы.
Следом без боя под власть Расстриги перешли Путивль, Конотоп, Глухов и другими малые городки неспокойной Северской земли. Под его знамёна начали стекаться многие посадские люди южнорусских городов, холопы и крестьяне, участвовавшие в восстании Хлопка, бежавшие от наказаний и карательных акций, уверовавшие в то, что Иваницкий – «законный государь». В лагерь объявившегося царевича перебежал с казной дьяк Сутупов, посланный Борисом Годуновым в северские города.
Единственным городом, оказавшим упорное сопротивление войскам Расстриги, стал Новгород-Северский. В его мощной бревенчатой крепости, воздвигнутой на высоком и крутом холме над рекой Десной, укрепились московские воеводы Никита Трубецкой и Пётр Басманов с гарнизоном около 1500 человек: стрельцов, детей боярских и городовых казаков. Высота холма с напольной – западной и южной сторон крепости достигала в ту эпоху пятнадцати саженей. Ещё на три сажени на каменном основании была поднята бревенчатая стена, сложенная в виде клетей, заполненных утрамбованной глиной. На пол сажени над стеной поднимались деревянные заборола с бойницами. Словом, кремль возвышался почти на девятнадцать саженей над уровнем реки-Десны. Угловые и воротная бревенчатые башни-стрельницы достигали высоты двадцати пяти саженей над рекой. В крепости было четыре тяжёлых дальнобойных пушки и четыре фальконета, установленные в башнях. Второй воевода – Пётр Басманов, отличавшийся волей, страстью и знанием дела, возглавил оборону крепости. По его распоряжению был сожжён посад, дабы осаждавшим негде было укрыться от ноябрьских холодов.
Когда войско Расстриги подошло к Новгороду-Северскому, то посылы-ляхи от имени Иваницкого предложили гарнизону сложить оружие. На это со стен крепости услышали крики:
– А, б… лядские дети! Приехали на наши деньги с вором!
Кто-то со стен выстрелил из затинной пищали для острастки. Но дроб прошёл над головами и не задел посылов. Те ретировались. А со стен с гоготом кричали вдогон:
– Вот те, ляхи! Побéгли шляхом на хер!
Осада Новгорода-Северского началась 11 ноября. Осаждавшие недолго собирались, и два дня спустя на совете решили предпринять на третий день утром первый приступ. К приступу готовились ночью. Около двух тысяч охочих, хорошо вооружённых запорожцев и «показаченных»[73] боевых холопов во главе с атаманом Евангеликом были собраны юго-западнее – в версте от крепости за домами, которые пощадил пожар. Казаки приготовили для приступа пятнадцать длинных лестниц и канаты с крюками. Лестницы решили подвезти к стенам крепости на вьючных лошадях. Туда же подъехали Иваницкий, Отрепьев, Повадин, Мнишек и Перо. Светало. Отец Мисаил стал негромко служить молебен: «На одоление супротивныя…». Казаки и холопы крестились и клали поклоны. Когда молебен закончился, Отрепьев, вытягивая клинок из ножен, молвил:
– Дозволь, государь, мне вести казаков?!
– Совладаешь ли, Григорий, не побоишься на стену лезть? – спросил Расстрига.
– Иль пан, иль пропал, государь мой! – отвечал тот.