[82]. И это царь Димитрий понимал очень хорошо.
Следом, 1 февраля 1606 года последовал указ царя о крестьянах. Указом предписывалось, что бояре и дворяне могут искать и возвращать в свои усадьбы и вотчины только тех крестьян, что бежали от них за год до великого голода или спустя год после голодных лет. Возврату подлежали и те крестьяне, что бежали в голодные годы «с животы» (с имуществом), следовательно, не от крайней нужды и не от страха голодной смерти. Кроме того, действие закона не распространялось на тех крестьян, которые бежали в годы голода «в дальние места из замосковских городов на украины и с украин в московские городы… вёрст за 200, и за 300 и больши». На указанном расстоянии к югу от Москвы находились Рязанская, Тульская, Воронежская, Орловская, Курская, Белгородская, Харьковская, Черниговская и прочие украины (окраины). Но дело было в том, что голод поразил в основном нечернозёмный центр и потому крестьяне бежали в голодные годы на плодородный юг. Потому закон 1606 года закреплял беглых крестьян за новыми владельцами «хто его (беглого) в голодное время прокормил». Этот закон был выгоден, прежде всего, южным помещикам-дворянам и детям боярским, которые первыми поддержали Димитрия, при вступлении его в пределы Южной России.
Так или иначе, но Димитрий попытался объективно оценить ситуацию, определявшую положение низших сословий и насколько возможно законодательно улучшить это положение.
В январе 1606 года после Петрея в Краков прибыл ещё один гонец Боярской думы Иван Безобразов. Он якобы должен был вручить Сигизмунду грамоты московского царя. Кроме официального поручения ему предстояло выполнить секретное задание, полученное им от вождей боярско-княжеского окружения – тайных врагов царя Димитрия. Любая огласка в этом вопросе могла привести на плаху и самого посла и тех, кто его направил.
Безобразов был принят в королевском дворце и «от имени своего государя» испросил у Сигизмунда «опасную» грамоту на проезд в Польшу великих послов из Москвы. Пока грамоту готовили, Безобразов тайно дал знать королю, что имеет секретное сообщение для него от имени бояр Шуйских и Голицыных. Король доверил вести секретное дело пану Гонсевскому. Свидание Безобразова с Гонсевским было тайным, но ближайшее окружение короля быстро узнало о переговорах. Гетман Станислав Жолкевский поведал о них в своих мемуарах. Словом, известия эти были переданы из уст третьего лица и потому вызывают значительные сомнения.
Устами Безобразова московская знать извещала короля о намерении избавиться от молодого царя, которого называла вором и самозванцем. Мало того, московские князья и бояре предлагали царский стол королевскому сыну Владиславу. Гонец говорил о царе в таких выражениях, которые поразили даже опытного Гонсевского. Безобразов якобы укорял короля в том, что тот пропустил на Московский престол человека низкого и легкомысленного, жаловался на жестокость Димитрия, его распутство и пристрастие к роскоши, и что «обманщик не достоин Московского царства».
Однако наступил уже 1606 год. В тот год польско-литовские магнаты и шляхта замыслили заварить рокошь (мятеж) и свергнуть «шведского сына» Сигизмунда III. В Польше и в Литве уже повсеместно распространился слух о том, что царь Димитрий готов поддержать польских и литовских рокошан деньгами и оказать им военную помощь. Потому польский король держался в деле переговоров с московскими боярами очень сдержанно и ничего не обещал.
От пристального взгляда молодого царя не спрятались, не остались без внимания и дальние Сибирские земли населённые многочисленными, неизвестными Европе народами, которые всё более прирастали к России. И Россия по размерам своим и статусу всё более походила на империю. Расширение территории государства Российского на Восток происходило стремительно, естественным путём, несмотря на страшную Гражданскую войну, развернувшуюся в центре его Европейского ядра.
После майских событий 1606 года представители всех правивших династий России целенаправленно повелевали чиновникам всех рангов выявлять, жечь и уничтожать архивы и любые документы, связанные с правлением царя Димитрия.
Тем большую ценность представляют те немногочисленные и редчайшие материалы, которые сохранились в архивах Сибири. В далёком Томске затерялась грамота «царя Димитрия Ивановича», помеченная 31 января 1606 года. Великий государь оказал милость населению этого недавно отстроенного сибирского города, велев объявить «жалованное слово» «служилым всяким людям, что царское величество их пожаловал, велел их беречи и нужи их рассматривати,… и они б, служивые и всякие люди, царским осмотрением и жалованием по его царскому милосердию жили безо всякие нужи». В своей грамоте царь оговаривал условия службы и получения жалования служилыми людьми.
Чуть позже, государевы чиновные люди, отправленные в Томск, получили задание собрать татар и остяков – «лучших» людей по нескольку человек от каждой волости. Необходимо было узнать об их нуждах, собрать жалобы, а уж потом заняться вопросом сбора налогов – «ясака». Причём молодой царь велел «ясаки имать рядовые (обычные), какому мочно заплатить, смотря по вотчинам и по промыслам; а на ком будет ясак положен не в силу (непосильный) и впредь того ясака платить немочно, и государь то велел сыскать, да будет ясак положен не по делу, и в том им тягость… веле им в ясаках льготить. А з бедных людей, кому платить ясаку немочно, по сыску имать ясаков не велел, чтоб им сибирским всяким людем ни в чём нужи не было… чтобы жили в царском жалованье в покое и тишине безо всякого сумнения».
Таким образом, не только великороссы – первопроходцы и колонисты новых земель, но и коренные народы Сибири входили в сферу опеки и внимания нового российского самодержца.
2 марта 1606 года из Сандомира в Москву отправился свадебный поезд в составе двух тысяч человек. Из них более полутора тысяч являлись профессиональными воинами или военными слугами и вооружёнными холопами. Практически все имели огнестрельное оружие: пистоли, пищали, мушкеты. 18 апреля этот поезд вступил на Русскую землю около города Орши. Шляхта вела себя настороженно и предупредительно в отношении к русскому населению. Через два дня в Лубно Михаил Нагой и князь Василий Мосальский приветствовали Марину от лица государя. Они уверили её, что государь Дитмитрий ничего не пожалеет для удобства и приятности её путешествия. Действительно, на западном направлении – на пути к Москве построили 540 мостов. В Смоленске Марине устроили великолепный приём. Она въехала в город в санях, обитыми соболями, запряжённых двенадцатью лошадьми. Для переправы через Днепр понадобились паромы. Однако один из них, слишком перегруженный, стал крениться посреди реки, а затем потонул. Погибло пятнадцать человек. Это событие испугало поляков. Многие были подавлены в ожидании очередной трагедии.
Экономическое положение страны в правление Димитрия улучшилось. Воспоминания о голоде ушли в прошлое вместе с царствованием «несчастливого царя» Бориса. На рынках вновь появились дешёвые: мука, рожь, пшеница, гречиха, овёс и прочие зерновые. Недорогими стали говядина, свинина, баранина и птица. Однако финансовая система оставалась неустойчивой. Разорённое войной население южной России не могло исправно платить налоги, образовались большие недоимки.
Молодой государь прекрасно понимал, что получил царский венец из рук восставшего войска и восставшего простонародья южных украин. Памятуя о той помощи, которую оказали Димитрию путивличи в войне за престол, молодой царь освободил население Путивля и Путивльской волости от всех налогов на десять лет. Димитрий осознавал, что заговорщики-бояре, воевавшие под Кромами сначала против него, а потом перешедшие на его сторону, лишь временно согласились принять его как самодержца, для того, чтобы устранить Годуновых.
Тем более отношения молодого царя с Боярской думой неизбежно стали меняться с того времени, как он распустил верные ему войска и стал управлять страной традиционными методами. Оказавшись на престоле, Димитрий столкнулся с теми же трудностями, что и его отец. В условиях военного времени он мог распоряжаться жизнью и смертью воинских и ратных людей, попавших к нему в плен, перешедших на его сторону, изменивших ему. Но в столице с каждым месяцем ситуация всё более менялась не в его пользу. Боярство затаило зло на молодого царя также и за то, что тот издал закон об освобождении холопов и беглых крестьян.
Димитрий понимал, что двух-трёх тысяч добровольцев из среды казаков, освобождённых боевых холопов, ратных литовцев и поляков, вставших на постой в Замоскворечье и в Занеглименье, ему явно не хватало для того, чтобы утвердиться в Москве. Силы бояр, князей и их вооружённой челяди явно превосходили силы сторонников молодого царя в несколько раз. Но сподвижники уверяли Димитрия, что население московского посада и стрелецких слобод не останется равнодушным к судьбе законного и справедливого государя. Отрепьев и Басманов клялись и обещали, что в случае угрозы царю со стороны бояр и князей сами поднимут посадский люд и стрельцов против царских супротивников.
Но на тайном совещании, прошедшем во дворце в начале марта решено было направить дьяка Третьяка Юрлова, Григория Отрепьева и сотника Юрия Беззубцева с небольшим отрядом казаков на Дон и в Запорожье за подмогой. В тайной грамоте, которую должен был везти казачьим атаманам Григорий Отрепьев, Димитрий просил прислать к нему на Москву для службы и охраны царского двора два полка казаков – полк донцов и полк запорожцев числом по тысячи сабель. За службу при дворе царь обещал платить казакам немалые деньги. Мало того, и в Раздоры, и в Сечь царь обещал отправить обозы с запасами пороха, сукна и продовольствия. Грамота была составлена, запечатана печатями и