олотно реки.
Будь руки и ноги троянского героя свободны, он попытался бы расшвырять охрану, невзирая на окружившие его копья, и спрыгнуть с террасы. Но в цепях это было невозможно. Впрочем, он понимал, что всё равно бы погиб — он слишком ослабел, чтобы одолеть сейчас тридцать вооружённых людей, а внизу, скорее всего, тоже дежурили воины...
Терраса закончилась поворотом, и они ещё по одной лестнице поднялись на более высокий балкон, очень широкий и целиком закрытый деревянным навесом, защищавшим его от солнца. Здесь, вдоль парапета балкона, застыли ещё десять воинов. Спиной к вошедшим, разглядывая что-то вдали, стоял высокий мужчина, одетый в узкую синюю рубаху из очень тонкой и лёгкой ткани. Широкое золотое, с эмалью, ожерелье закрывало целиком его могучие плечи, запястья обнажённых рук украшали эмалевые браслеты шириною в ладонь.
Человек повернулся. Ему, казалось, на вид лет сорок. Крупное, умное, волевое лицо было красиво и спокойно. Чёрные прямые волосы, подстриженные довольно коротко, обрамляли высоченный лоб и были охвачены золотым широким обручем, посередине которого поднималась изогнутая золотая голова кобры с изумрудными глазами. На груди сверкал и переливался огромных размеров изумруд, выточенный в форме жука-скарабея[8].
Сети, выступив вперёд, упал лицом вниз, коснулся лбом земли и, поднявшись, произнёс, оставаясь согнутым в низком поклоне:
— Он здесь, как приказал ты, великий!
— Хорошо.
Голос человека был глуховат, но звучен. Он посмотрел в лицо Гектору, для чего пришлось немного вскинуть голову: при своём огромном росте он всё же доставал троянцу лишь до подбородка.
— Ты сказал, что будешь говорить только с фараоном, не так ли? Я перед тобою, Гектор, сын Приама. Говори.
Глава 2
Гектор и так уже понял, кого видит перед собой. Он знал, что обруч с головой кобры, урей, как его называли египтяне, — символ царской власти. Да и от описаний, которые он слышал прежде, Рамзес III[9] не отличался — фараон был таким, каким рисовали его рассказы купцов и послов.
Ещё раз сделав усилие, чтобы ничем не выдать своего смятения, герой поклонился.
— Я приветствую тебя, повелитель Двух царств[10], великий фараон! Приветствую и благодарю за твоё царственное гостеприимство!
В последних словах не прозвучало насмешки, но они были жёстки и надменны.
Рамзес немного приопустил веки, с интересом вглядевшись в лицо пленника. Он тоже не мог не попять, что Гектор находится у последнего предела телесных, а быть может, и духовных сил. Откуда же такая твёрдость?
— Ты вздумал упрекать меня, троянец? — голос фараона звучал так же ровно, только губы негодующе изогнулись. — Ты считаешь, что я мог иначе поступить с человеком, который на моей земле поднял против меня восстание?
— Не я его поднял! — возразил Гектор.
— Ты возглавил отряды мятежников-нубийцев, ты своим воинским искусством дал им преимущество перед моей армией, дважды разбил её и погубил более семисот моих воинов! Ты, в чьё государство наши войска никогда не вторгались! Или это всё не так?
Теперь уже гнев звучал в словах фараона, он резко сдвинул свои тонкие, но густые брови.
Однако Гектор отвечал, не дрогнув и не смутившись:
— Всё, что ты сказал, правда. И я не отрицаю, что виноват. Я поддался глупейшему и подлейшему обману и совершил ошибку. Но тем не менее так не поступают со взятым в плен врагом, который дрался в честном бою, тем более, сели он царской крови! Ты упрягал меня в каменный мешок, оставив без воды и без пищи, даже не выслушав, даже не узнав, что заставило меня пойти на такой шаг!
Тьма сбежала с лица фараона, и он вдруг усмехнулся.
— Ну, это я, положим, знаю.
— Ты думаешь, что знаешь, — продолжал троянец, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. — Ты думаешь, что это только из-за давней дружбы между родом Приама и царями Эфиопии, или Нубии, как зовёте её вы. Но дело не только в этом. И не столько...
— Я знаю, — отрезал Рамзес. — Неужели ты не понимаешь, что тебя предали от начала и до конца? Я знаю: Колуба, нынешний царь Нубии, заманил тебя в ловушку, сыграв на твоей любви к брату.
Гектор почувствовал, что вот-вот упадёт. И не было даже возможности шире расставить ноги — мешала проклятая цепь.
— Я уже понял, что меня обманули, — проговорил он хрипло. — Но я не знал, что тебя извещали обо всём.
— Ну, не обо всём. Чтобы всё до конца понять, я должен задать тебе ещё несколько вопросов, Гектор, — проговорил Рамзес уже другим, более мягким тоном.
— Чтобы я смог тебе отвечать, — выдохнул пленник, — мне нужно выпить хотя бы чашку воды. Думаю, в этом ты мне не откажешь, как ни велик твой гнев. Только вот поднести её ко рту я не смогу: цепи помешают, а из твоих слуг и воинов мало кто достанет до моего рта.
— Хм! — то ли вспылил, то ли восхитился фараон. — Не хвались своим ростом. Во всяком случае, он не спас тебя от плена. Ответь: поклянёшься ли ты, что не нападёшь ни на кого из моих подданных и не попытаешься убежать, если я прикажу освободить тебя от цепей?
Гектор ещё нашёл в себе силы засмеяться, хотя смех вызвал боль в раскалённом горле.
— Это не я хвалюсь, это ты меня перехваливаешь, фараон, то есть переоцениваешь! Если бы я и попытался убежать, мне бы не дали, я это понимаю. И тем более не побегу, раз могу сейчас поговорить с тобой и во всём разобраться. А что до нападения... Клянусь, я никого не трону, если ты действительно меня выслушаешь и честно оценишь мои поступки.
— Я верю тебе, — сказал Рамзес и махнул кому-то рукой.
С двух сторон к Гектору подошли воины. Троянский царь услышал, как железо скрипнуло, звенья клацнули друг о друга и тяжеленные цепи упали к его ногам. Тотчас их оттащили в сторону, а перед троянцем появилась молоденькая девушка с подносом, на котором стояла алебастровая чашка с водой. Гектор взял чашку, осторожно поднёс к пересохшим губам и мгновенно проглотил воду.
— Так лучше? — спросил фараон.
— Намного, о Великий Дом! Если бы ещё было на что сесть...
Снова движение руки, и рабы вынесли откуда-то и поставили у парапета балкона два кресла с красиво изогнутыми подлокотниками, отделанными слоновой костью. Рамзес сел и жестом указал троянцу на другое кресло. Гектор не опустился, а упал в него, и тут же рабыня подала ему ещё одну чашку воды.
— Я ведь зачем-то нужен тебе, повелитель? — тихо проговорил герой, на этот раз выпив чашку до половины и смакуя каждый следующий глоток. — Ведь это так?
— Это так, — кивнул Рамзес. — Но сначала мы оба должны до конца понять, что произошло. Скажи, как ты попал в Нубию, миновав Египет?
Гектор вздохнул.
— История долгая и невесёлая. О том, что Троя пала, ты знаешь, разумеется. Я чудом остался в живых, вернее, выжил и спасся лишь благодаря моему брату Ахиллу. Кроме него в живых остались ещё двое моих братьев и мать. Царь Приам и многие из нашей родни погибли, а мою жену и маленького сына ахейцы увезли в рабство. И мы с братом решились отправиться в ахейские земли, чтобы их разыскать. На одном корабле, всего лишь с десятью гребцами — в Трое ещё мало жителей, и мы не хотели увозить оттуда людей.
В пути нас застигли шторма, корабль мотало и носило по морю много-много дней. Мы поняли, что нас уносит в сторону от нужного пути, но ничего не могли поделать. Вода кончилась, но потом, в промежутке между штормами, прошёл проливной дождь, и удалось пополнить запасы. По звёздам я видел, что мы плывём, вероятно, к берегам Египта, но изменить направление было не в нашей власти! Во время бурь погибли шестеро из наших десяти гребцов, ураган повредил мачту и изорвал парус. И вот, когда сил уже почти не оставалось, когда сломалось рулевое весло, налетела самая дикая и страшная буря. Волны стали захлёстывать корабль. Одна такая волна высотой с этот балкон смыла меня с судна. Я просто не успел ни за что ухватиться.
Была кромешная ночь — ни звезды, ни луча света, и в совершенной тьме меня носило по этим чудовищным волнам, наверное, много часов. Я даже не знаю, сразу ли на корабле заметили моё исчезновение... Кричать было бессмысленно: море ревело, как стадо морских чудовищ, куда уж перекричать! Я думал, что утону, но как-то держался. Рассвело, шторм вдруг почти утих, и я увидал совсем близко корабль... Но он был не наш, чужой. Я поднял руку, крикнул, и меня подобрали. На этом корабле по какому-то важному делу плыл Колуба, брат царя Эфиопии, Нуманты. Мы были знакомы, много лет назад он приезжал в Трою. Ему сразу пришла в голову мысль, что я могу быть полезен. Он тайно переправил меня в Эфиопию, а там уже представил брату и высказал свои надежды. Ты сказал, о Великий Дом, что сейчас Колуба — царь Эфиопии. Что же сталось с Нумантой? Он убит?
— Он покончил с собой, узнав о своём полном поражении, — ответил фараон. — На то и рассчитывал Колуба, уговаривая его восстать, а тебя — стать во главе войск нубийцев. Он заранее выдал мне измену Нуманты, а тот оказался тщеславным глупцом — вообразил, что с помощью такого героя и великого полководца, как ты, он сокрушит египетские крепости в Нубии, разобьёт мои отряды и, дойдя до границ Египта, потребует усиления своей власти. Ему хотелось, чтобы в его стране вообще не было наших крепостей, а лишь отдельные сторожевые отряды, чтобы он сам избирал верховных жрецов, чтобы его казна была независима от моей... Он много чего хотел! Колуба куда хитрее. Ему хотелось самому стать царём, вот он и стал им, предав своего брата и тебя заодно. Чего он наговорил тебе?
— Он сказал, — опустив голову, произнёс Гектор, — что моего брата Ахилла буря занесла на египетскую землю, что он был взят в плен и отправлен в Мемфис, но перед тем убил множество напавших на него воинов, и твой гаёв обрёк его на смерть. Колуба сказал, что Ахилл — в одной из темниц твоего дворца, и что жить ему недолго... Но он был уверен, что, одержав несколько побед, мы, вместе с привилегиями для Эфиопии, потребуем и его освобождения. Нуманта был готов даже дать выкуп, только бы ты согласился.