Авлона это видела. Что делать? Взять его на плечи? Свод троны для этого слишком низок, ветви и лианы станут задевать ребёнка, мешать им идти. Подхватить в охапку? Но в этом случае у неё будут заняты руки, и она не сумеет защищаться, если на них внезапно кто-то нападёт...
Девочка остановилась.
— Вот что, Патрокл, — проговорила она, усаживая мальчика на выступающий из земли корень и садясь напротив, прямо на землю. — Ты вырос уже большой, пора тебе носить сандалии. Я надену на тебя свои, хорошо? У тебя нога уже почти такая же, как у меня.
Говоря это, она поспешно расшнуровывала свои боевые сандалии.
— А ты? — спросил малыш.
— Я умею ходить просто босиком. Нас этому учат.
— Маму и тебя?
— Да. Всех амазонок. Потом мы и тебя научим. А в сандалиях ты сможешь быстрее идти. Ты не очень устал?
— Не! — мальчик помотал головкой, окружённой густым чертам облаком кудрявых Ахилловых волос. — Токо чу-туть! А мы будем затлакать?
Маленькая амазонка вздохнула. Есть хотелось и ей.
— Сегодня мы не будем завтракать, Патрокл. Придётся потерпеть. Вот, когда придём к горам, то пообедаем. Я чего-нибудь добуду... Ты потерпишь?
— Потешно.
Дальше двинулись гораздо скорее — теперь Патроклу было куда легче идти. Тропа всё так же вела сквозь густые заросли, и Авлоне несколько раз показалось, что они сбиваются с направления: сквозь тройной шатёр ветвей — кустов, лиан, древесных крон, очень трудно было определять, с какой стороны солнце, казалось, что оно светит отовсюду. Будь девочка одна, она давно взобралась бы на дерево и посмотрела, где они находятся и где горы, но оставлять внизу малыша было страшно...
К полудню лес стал редеть, но, выйдя из него, дети оказались не перед горным склоном, к которому Авлона рассчитывала выйти, а перед небольшим озером, за которым вновь начинались заросли, более низкие, но зато и более густые. Справа и слева его плотно обступал кустарник.
— Лона! — тихо сказал Патрокл. — Ноги боят!..
— Да... Надо отдохнуть, — проговорила девочка. — И что-то съесть надо. Погоди, сейчас придумаю.
Она усадила ребёнка возле какого-то мощного ствола, огляделась и вслушалась. Хотя полуденный лес был куда менее шумным, чем утренний, в нём звучало немало голосов — птицы, древесные лягушки, обезьяны. Но чтобы кого-то из них поймать, надо пойти на охоту, углубиться в эти заросли. А как это сделать, если малыша нельзя оставить одного? И с собой его не взять — какая с ним охота?..
На одном из кустов, росших поблизости, было немало ягод, на вид совсем спелых, но Авлона не знала, что это за куст и не ядовиты ли его плоды. Хорошо бы найти птичье гнездо с яйцами!
— Лона! Земя на нас смотит!
Голос Патрокла мигом оторвал Авлону от её размышлений и заставил вздрогнуть. «Земя» на языке малыша означало «змея». Маленькая амазонка обернулась мгновенно и, не раздумывая, взмахнула секирой.
Головка свесившейся с куста гадюки покатилась в траву.
— Вот и обед! — воскликнула, переводя дыхание, Авлона и сняла с ветки блестящее тело змейки.
Она была невелика, короче руки маленькой амазонки, но ничего другого у них не было.
Авлона быстро развела огонь. Испечённая в углях и золе змейка была неплоха на вкус, и хотя мяса в ней было совсем немного, дети всё же утолили голод. Снятую со змеи кожу Авлона разрезала вдоль и обвязала вокруг талии, отчасти заменив ею свой пояс.
Полдень давно миновал, когда заросли, поредев, начали расступаться и показались скалистые уступы первого горного ската. На склоне ещё росли кусты, среди них порхали птицы, но Авлона знала: ещё несколько часов пути, и начнутся мёртвые уступы и скалы, где звери и птицы боятся жить — царство горных карликов...
Они прошли ещё немного, и вдруг Патрокл воскликнул:
— Лона! Котей!
— Где?! — ахнула девочка. — Где костёр?!
И круто остановилась. На ровной площадке, между кустами, чернело пятно костровища, торчало несколько камней, поставленных ребром — должно быть, на них лежали вертелы с дичью. Кругом костра виднелись обглоданные кости и ореховая скорлупа.
— Люди! Здесь? — прошептала маленькая лазутчица, осторожно приближаясь к костровищу. — Но здесь же никто не живёт...
Тотчас же она поняла, в чём дело, вернее, узнала это место. Именно здесь двое суток назад они сделали последнюю остановку перед тем, как начать подъём. Здесь жарили подстреленных Пентесилеей антилоп, здесь ужинали и ночевали. Тогда они были все вместе...
Авлона поняла, что её душат слёзы, и запрокинула голову, чтобы они, чего доброго, не вылезли из глаз. Только этого не хватало! Против воли она сильнее стиснула ручку малыша, и тот обиженно скривился.
— Бойно!
— Прости меня. Этот костёр старый, Патрокл. Мы тут ужинали позавчера. Помнишь?
— Не... А мы тут будем спать?
Девочка задумалась. А в самом деле, где им ночевать? Идти дальше уже опасно. Ждать? Сколько? Как хотя бы попытаться узнать, что сейчас с их близкими?..
Чувствуя, как ноги наливаются противной слабостью, Авлона села на плоский камень возле чёрного пятна опалённой земли. Патрокл тут же уселся рядом, уже не скрывая, что устал. К тому же ему снова хотелось есть — обедали они давно, поход через лес оказался нелёгок для малыша, да и аппетит у него был отличный. Но он видел, что Авлоне не до него, и молчал, грызя какую-то травинку.
Впервые за долгое время чутьё изменило лазутчице амазонок — тоска, заволакивая сознание, поглотила мысли, а усталость притупила внимание. Лёгкий треск и шорох в кустах она услыхала, когда было почти поздно...
Она резко обернулась и увидела два жёлтых глаза, прицельно уставленных на неё из лесных зарослей.
Тощая молодая львица, подкравшись шагов на пятьдесят, стлалась по земле, собираясь броситься. Поняв, что её заметили, хищница тотчас рванулась вперёд и двумя прыжками покрыла половину расстояния, которое отделяло её от сидящих у потухшего костра детей.
У Авлоны не было времени на раздумья. Её секира сверкнула в воздухе и вонзилась в плечо зверя в тот миг, когда он уже припал к земле, чтобы кинуться на добычу. Львица взвыла от боли и завертелась на месте, пытаясь зубами ухватить торчащее из её тела древко.
Авлона не стала ждать, чем это кончится. Подхватив на руки ребёнка, она что есть силы помчалась вверх по склону. Почти сразу до неё дошло, что она совершает чистейшее безумие: скорее всего львица, опомнившись, кинется в погоню, а на склоне невозможно ни спрятаться, ни найти убежище. Нужно было бежать мимо зверя, назад, к лесу, к высоким деревьям, на которые можно взобраться: лев, в отличие от пантеры, плохой верхолаз и на дереве не достанет беглецов.
Однако было поздно — рычание и топот позади сказали Авлоне, что хищница вновь за ними гонится. Львица бежала, припадая на правую переднюю лапу, однако злость придавала ей сил, и она неуклонно настигала свои жертвы.
У Авлоны оставался только нож, рукоять которого виднелась на бедре мальчика — он по-прежнему был в её сандалиях. Девочка на ходу, левой рукой выдернула нож из ножен, схватила в зубы. На слух постаралась определить расстояние до преследователя, чтобы рассчитать, когда придётся обернуться и, заслонив собой ребёнка, принять бой. Она сознавала, что погибнет, что тогда они оба погибнут, по не могла понять этого до конца. Она, амазонка, прошедшая посвящение, была готова умереть, но при чём же здесь Патрокл? И почему она больше не увидит свою царицу, Ахилла, Гектора? Почему?
Из-за своей ноши девочка не видела земли под ногами, и при очередном шаге её босая ступня напоролась на острый камень. Авлона оступилась, упала, придавив сверху возмущённо завопившего малыша. И в тот же миг увидела спасение: всего в трёх десятках локтей от них виднелись два больших неровных камня. В незапамятные времена эта обломки скалы скатились по склону и задержались в выбоине, сходу ударившись друг о друга. Между ними остался зазор шириной меньше локтя. Слишком узкий для львицы, но вполне достаточный для того, чтобы тоненькая девочка и малыш могли туда втиснуться.
Как ни быстро вскочила Авлона, она едва не опоздала — ещё миг — и хищница с рёвом налетела на камни, а затем в щель просунулась когтистая лапа. Длина лазейки была невелика, и зверю ничего не стоило подцепить беглецов, однако амазонка не собиралась давать ему такую возможность. Лезвие острого, как бритва, ножа, вонзившегося меж когтей в самое чувствительное место лапы, заставило львицу, взвизгнув, отпрянуть назад. Разъярённая, она снова атаковала, теперь уже с другой стороны каменного убежища. И опять её встретил нож амазонки.
Авлона понимала, что долго так не продержаться. Львица пришла в ярость и уже не оставит их в покое. А в узенькой щёлке меж камней было не развернуться, и отражать нападения приходилось, перекидывая нож из правой руки в левую. Патрокл стоял, прижавшись к девочке вплотную, но сколько он сможет так простоять? В конце концов, львица их подденет. Либо станет караулить возле камней, покуда они не покинут беглецов. А ночью добыча станет совсем лёгкой...
Будь у юной амазонки настоящее оружие, она, возможно, решилась бы выйти из каменной щели и принять бой, хотя он почти наверняка завершился бы её гибелью. Однако об этом не приходилось и думать: лезвием чуть длиннее ладони льва не убить.
Львица между тем решила добраться до своей добычи иным способом. Она подошла к одному из камней сбоку и, сипло рыча, принялась лапами подрывать основание тяжёлой глыбы. Песок полетел в щель, Патрокл чихнул, закашлялся.
— Лона! — выдохнул малыш. — Кани татаюся...
Это означало «камни шатаются». Авлона чувствовала это и так. Что делать? Воспользоваться тем, что сейчас зверь их не видит, — выскочить и бежать, теперь уже вниз по склону, к спасительному лесу? Нет, не успеть!
И тут раздался новый крик Патрокла:
— Па-а-а!
Авлона вздрогнула. Что это с ним?
— Па! Мы десь!
Мальчик смотрел в просвет между камнями и, насколько позволяла узость пространства, махал ручкой кому-то, кого Авлона не видела.