Однако жизнь семейная как сразу не задалась, так и покатилась.
Один за другим родились два сына. Незаметно выросли. А любви у Дралова к жене и к детям так и не возникло, и привычка, которая, как писал классик, свыше нам дана и служит заменой счастью, тоже не появилась. Он тянул семейную лямку, терпеливо и обречённо, как лямку служебную, и всё больше укреплялся во мнении, что нежное чувство, которое изгаляются описывать все эти поэты и романисты, есть обыкновенное недоразумение природы и с ним лично ничего подобного случиться не может.
Только в возрасте, когда бабы становятся опять ягодками, а мужикам начинает лезть бес в ребро, любовь, эта капризная субстанция, вдруг повернулась к Дралову своим ясным ликом.
В очередном отпуске, который он по многолетней привычке проводил с супругой врозь, на военной турбазе в Кудепсте, Дралов познакомился с Анжелой. Они оказались соседями в столовой.
Разговорились. Анжела была не замужем, лет на пятнадцать моложе Дралова и работала продавщицей в окружном военном универмаге в Ленинграде.
Внешне она являла полную противоположность Варваре. «Звонкая и прозрачная», как он сразу окрестил её, с точёной фигуркой, миловидным личиком и копной золотисто-рыжеватых волос. Вылитая Анжелика – графиня де Пейрак из французского фильма.
Анжела решительно упростила сложное имя Дралова, доставшееся ему в память о деде:
– Можно я буду звать вас Арик? – кокетливо улыбнулась она.
– Арик? Так меня ещё никто не называл… Что ж, я не против, – согласился он.
После обеда они вместе отправились на пляж.
На следующий вечер Дралов, от природы скуповатый, пригласил Анжелу в ресторан на берегу, а после они купались в ночном море – в чём мать родила…
Тело Анжелы отливало лунным, русалочьим серебром. Перламутром отливала морская гладь, и таинственный бледный свет заливал пустынный пляж, создавая ощущение внеземного ландшафта.
Говорят, что Луна обладает магической способностью воздействовать на людей, вызывает у них странные реакции, побуждает на безрассудные поступки. Так это или не так, но в голове у Дралова, как будто щёлкнул какой-то переключатель. Он враз вспомнил всё, что читал в юности про «флюиды и родство душ», и прочую, как ему тогда думалось, белиберду, которая теперь увиделась совсем не белибердой, а чем-то главным, единственно важным в жизни.
И чего уж совсем от себя Дралов не ожидал, он начал сочинять стихи, сравнивая в них Анжелу то с золотой рыбкой, исполняющей желанья, то с таинственной звездой, зажегшейся на его мрачном небосклоне…
В общем, случилось невозможное: он влюбился.
Они вместе ездили на экскурсии, загорали, целовались, бродили до рассвета по кромке прибоя, при первых лучах солнца собирая раковины…
Знойные отпускные дни, наполненные безумной страстью, пролетели быстро.
– Переедешь ко мне? – спросил он, расставаясь, даже не представляя, куда поведёт возлюбленную, если та согласится променять свой Ленинград на его задрипанный Энск. В этот миг он, словно забыл, что у него только одна двухкомнатная квартира, где Варвара и сыновья, один – студент, другой – старшеклассник.
– Запросто! – бесшабашно пообещала Анжела. – Приезжай за мной на белом коне…
– Приеду! На машине, – посулил Дралов, – на «запорожце»…
Анжела надула губки:
– На «запорожце»? В «запорожец» мои вещи не войдут… Я ведь невеста богатая…
– Лапуня, да я за тобой на КамАЗе примчусь! – Дралов был готов ради возлюбленной горы свернуть. – С тентом!
– Если на КамАЗе, – развеселилась Анжела, – приезжай! Я согласна! – Дала ему адрес и телефон, и они разъехались в разные стороны.
Но одно дело – пообещать, и совсем другое – выполнить обещанное.
Не успел Дралов вернуться домой, как жизнь стала вносить в его планы свои коррективы.
В первый же день после отпуска начальник огорошил:
– Пиши рапорт на увольнение в запас, тебе же сорок пять стукнуло! Пора на заслуженный отдых! Забыл, что ли?
Дралов в связи с новым обуявшим его чувством и впрямь забыл о своём пенсионном возрасте и предстоящем увольнении. Он попытался заикнуться, что готов ещё служить, но начальник и слушать не стал:
– Всё решено! Пиши рапорт! Кадровики торопят. Везде сокращения, и на твоё место уже претендент имеется! Месяц тебе, Дралов, на всё про всё, чтоб и ВВК пройти и клуб сдать преемнику, и со всеми службами разобраться…
Дралов сказал «есть», но выполнять приказ не торопился: прикинул, если уйдёт в запас сейчас, у него один календарный год останется незакрытым, а это, как ни крути, три процента к будущей пенсии. Если же протянет на службе три месяца, год как раз и закроется.
Через знакомого прапорщика в военном госпитале устроил Дралов себе возможность залечь на углубленное обследование. Там разохался, разнылся, стал жаловаться на боли в спине, на язвенную болезнь, на почечные колики… Словом, наплёл с три короба и сумел в госпитале два месяца вылежать. Ещё один месяц сдавал дела. Так что своего не упустил и уволился тогда, когда запланировал.
Конечно, из госпиталя он звонил Анжеле в Ленинград по военной связи. В этом помог ему ещё один знакомый «прапор».
– Что-то ты ко мне, Арик, не торопишься, – упрекнула Анжела.
Дралов обещал ей скоро приехать.
И опять случилась задержка. Из-за развода. Варвара ни в какую разводиться с ним не хотела. Она плакала, уговаривала Дралова одуматься, ведь столько лет вместе прожили.
На суде она упирала на то, что нельзя советскую семью разрушать! Судья согласилась с её доводами и дала два месяца на примирение супругов. А после ещё один, так как у них есть несовершеннолетний ребёнок. Когда всё же в феврале следующего года состоялся третий суд и их всё же развели, остался Дралов без жилья, ибо маломерную семейную двушку суд обязал его оставить Варваре с детьми.
Как ни жалко было Дралову отдавать свои квадратные метры, он спорить не стал. Да и о чём жалеть, если впереди светит безоблачное счастье!
Перевёз он свой чемодан в однокомнатную квартиру с мебелью, которую снял, заплатив вперёд за полгода, и отправился к другу детства Феде Кочкину, директору автобазы.
Кочкин поначалу заартачился:
– Аристарх, какой КамАЗ? Ты не понимаешь, о чём просишь? Это же такая ответственность – машину посылать в командировку через полстраны… А если что в дороге случится, с меня же три шкуры сдерут!
– Что ты, Федя, заладил: случится, три шкуры сдерут? Неужели нет никакой нужды для твоего гаража в тех краях: скажем, запчасти какие-то дефицитные или попутный груз? У меня судьба решается! Ты мне кто – друг или поросячий хвостик?
Кочкин помялся ещё недельку и согласился:
– Лады, найду для тебя КамАЗ и водилу лучшего дам! Доставит туда и обратно с комфортом!
С комфортом добраться до Ленинграда не получилось: гололёд, метели, а ближе к концу путешествия – неожиданная оттепель. Дважды меняли колёса, а в Череповце у двигателя полетел масляный насос.
«Лучший водитель», сорокалетний мужик по имени Гоша – все руки в наколках, набитых за две ходки, всю дорогу матерился, костеря и свой «агрегат», и кочки на дороге, и Кочкина, директора автобазы, и Дралова, свалившегося на его голову…
И даже распитая с ним на двоих во время вынужденной остановки бутылка «Московской» не сделала Гошу добрее.
Дралов терпел изо всех сил, чтобы не набить Гоше морду, успокаивая себя только тем, что скоро они приедут в пункт назначения, он заберёт свою лапуню, и заживут они долго и счастливо, как обещают в любовных романах.
В Ленинграде остановились в небольшой гостинице на окраине.
Гоша, поставив КамАЗ на стоянку, сразу накупил водки и жратвы. Но пить и есть не стал. Не раздеваясь, завалился на кровать, хотя день ещё был в самом разгаре, и объявил:
– Батонить буду…
– Это как?
– Закатаюсь, буду дрыхнуть после прогона… А потом нажрусь! Всё равно обратно выезжать только завтра утром…
– Ну, отдыхай, – миролюбиво кивнул Дралов, успевший помыться и побриться, а сам отправился в окружной универмаг.
В отделе по продаже военного ассортимента, где работала Анжела, её не оказалась. Пышная блондинка с оплывающим, чрезмерно нарумяненным лицом, окинула Дралова взглядом контролёра ОТК и, очевидно, посчитав «изделие соответствующим ГОСТу», пропела, налегая на «о»:
– Анжела сегодня в отгуле. Может, передать что-то хотели, так я передам…
«Наверное, слышала обо мне от лапуни… Вот и пялится теперь, как на картину в Русском музее…» – весело подумал Дралов:
– Спасибо. Сам всё, что нужно, передам.
Из универмага он отправился по домашнему адресу Анжелы, решив не звонить ей предварительно, сделать сюрприз.
Честно говоря, звонить Анжеле он не любил. Жила она в большой коммунальной квартире, и трубку всегда поднимали чужие люди. Кто-то сразу звал Анжелу к телефону, кто-то начинал расспрашивать, зачем да почему. Одна мегера (и кто только придумал, что ленинградки все вежливые!) нахамила, мол, «задолбали всякие кобели своими звонками»…
«Понятно, почему лапуня с радостью согласилась ко мне перебраться, – посочувствовал он тогда Анжеле, – с этакими стервами жить под одной крышей – запросто с ума сойдёшь! Сколько же народу у них в коммуналке толкётся? Это ж, попробуй вытерпеть такое, если и кухня, и туалет, и ванная – одна на всех!»
Дом, где жила Анжела, находился в самом центре, в каких-то двух шагах от Невского.
Старой, дореволюционной постройки, он весь был украшен барельефами в виде женских голов с вьющимися, как у Анжелы, волосами и узорчатыми карнизами, с которых гроздьями свисали гигантские сосульки.
Они так переливались на выглянувшем из-за туч солнце, так истекали светлыми слезами – ранней капелью, что дом показался Дралову этаким дворцом Берендея, в котором ждёт его Снегурочка, то есть Русалочка…
Стены подъезда ошарашили ободранной штукатуркой и нацарапанными повсюду фразами, наподобие тех, какими его всю дорогу потчевал Гоша.
Поднявшись на третий этаж по грязной, заплёванной лестнице, он отыскал нужную дверь. В стену рядом с нею было вмонтировано с десяток разноцветных кнопок, не имеющих подписей.