— Спасибо, Руссо.
— Рад служить, госпожа.
Епископ вновь поклонился, повернулся к дверям, но остановился, услышав неожиданный окрик:
— Руссо!
— Да, госпожа.
Она сама не ожидала от себя такого поведения. Как не ожидала столь быстро вернувшейся жажды, что станет невкусной кровь. Если раньше, еще пару месяцев назад, за ее вызывающими манерами и легкомысленными нарядами скрывались холодная логика и железный расчет, то сейчас, превратившись — внешне — в настоящую леди, Клаудия чувствовала непреодолимое желание действовать импульсивно, повинуясь внезапным порывам. Девушка знала, что сердце не подведет.
— Руссо… — Клаудия поднялась с дивана и почти вплотную подошла к епископу. Так близко, что разглядела даже алую искру на глазу масана — печать барона Александра, печать Алого Безумия. — Руссо, ты ведь знаешь об особенностях Амулетов Крови?
— Барон рассказывал, — кивнул епископ. — Впрочем, я догадывался и раньше.
Истинные кардиналы не любили распространяться о том, что древние артефакты требовали масанской крови. Информация не была тайной за семью печатями, но особенно не афишировалась. Конечно, в библиотеках Тайного Города есть работы по Амулетам Крови, но ведь всегда можно сказать, что это лживая пропаганда навов. Проверить же свои подозрения на практике удавалось немногим, в основном тем, кому выпало стать жертвой, а потому рядовым масанам оставалось довольствоваться слухами.
— Жертва выбирается по очень сложной формуле, иногда истинному кардиналу требуется вполне определенный масан, и только он.
— К чему вы ведете, госпожа?
Клаудия жестко посмотрела в глаза епископа:
— Не пугает, что однажды отец может пригласить в подвал тебя?
Руссо молчал почти минуту. Подобрался. Закрылся окончательно, лицо превратилось в непроницаемую маску.
— Это проверка?
«Обиделся…»
— Я думал, что доказал свою преданность…
— Ответь на мой вопрос, Руссо, — твердо произнесла девушка. — Это не проверка, это приказ. Я хочу услышать ответ.
— Я дал клятву. Я отдам жизнь за барона.
— Одно дело погибнуть в бою, и совсем другое — быть принесенным в жертву.
— Мне не нравится то, что вы говорите и как вы говорите. С вашего позволения, я пойду.
— Руссо, — негромко, но очень жестко проговорила Клаудия, — если ты хоть пошевелишься, я тебя убью. Прямо здесь. Ты знаешь, что я сильнее. И если ты не ответишь — убью. Потому что я задала вопрос не для того, чтобы разочароваться в тебе.
Теперь епископ понял, что его не проверяют. Точнее, что проверяют, но совсем не так, как он подумал изначально. А хуже всего, что проверяла его Клаудия, Глаза Спящего, проницательная сука, способная почувствовать малейшую ложь. Непредсказуемая сука, способная убить, повинуясь мгновенному импульсу.
— Амулеты Крови — наш крест, — глухо произнес Руссо. — Лидеры должны обладать колоссальным могуществом, ведь в их руках будущее семьи. А мы должны за это платить. Такова жизнь.
— И ты ляжешь на алтарь?
— Лягу, — поколебавшись, ответил епископ. Искренне ответил.
— Но ведь в повседневной жизни кланов необязательно использовать Амулет, — пробормотала девушка.
— Что?
Руссо сказал и осекся. Прищурился. Понял.
Клаудия не услышала вопрос. И последнюю фразу она произнесла для себя. Не для епископа. Но звук голоса заставил девушку опомниться:
— Спасибо, Руссо, это все, что я хотела знать.
— Да, госпожа.
Епископ отдал поклон ир-иллинэк, «выражение наивысшего почтения», и, пятясь, вышел из комнаты.
Клаудия знала, что он никому не расскажет о состоявшемся разговоре.
Замок, штаб-квартира Великого Дома Чудь
Москва, проспект Вернадского,
15 декабря, среда, 20.07
— О чем ты думал, когда врывался в Башню?
— Но я…
— Молчать!
— Ты же спросил…
— Молчать!!
Гуго еще ниже опустил голову. Глаза капитана своей гвардии великий магистр видел лишь в самом начале разговора, когда де Лаэрт еще не понял, в какую лужу сел. Теперь же, на десятой минуте разноса, де Гир довольствовался лицезрением рыжей макушки бедового мастера войны. Даже подавая реплики, Гуго старался не смотреть на повелителя.
— Ты представляешь, что натворил?! Ты дал лишний повод наброситься на нас! Теперь любая шавка из желтой газетенки сможет глубокомысленно заявить, что со времен оккупации Западных лесов чуды ничуть не изменились!
— А мы и не изменились, — подал голос Себастьян де Лок, магистр ложи Горностаев и родной дядя Франца.
— Но мы никогда не были такими, как пишут о нас журналюги!
Франц произнес эти слова по-прежнему громко, но подчиненные чувствовали, что великий магистр начал успокаиваться. Основной ураган позади, вождь вернул себе способность размышлять.
— Мы были возмущены, — пожал могучими плечами Рик Бамбарда, один из ближайших и самых верных друзей де Гира.
— На месте Гуго каждый из нас поступил бы так, — добавил Себастьян.
— В том-то и дело, что каждый, — вздохнул де Гир и устало опустился в кресло. — Мы слишком гордые и слишком горячие — идеальная мишень для шасов.
— А что мы должны были делать?
— Молчать.
— Франц, я ведь просто спросил.
Великий магистр невольно улыбнулся:
— Гуго, я ответил на твой вопрос, а не приказал тебе заткнуться. Мы должны были молчать. Не реагировать. Смеяться над этими нелепыми измышлениями. Пригнать пару-тройку экспертов, купить час-другой эфира у «Тиградком» и внятно донести до жителей Тайного Города всю нелепость ситуации. Мы должны были ответить Биджару его же оружием, а не давать шасам лишние козыри.
— Но я только…
— Ты им подыграл, — махнул рукой великий магистр. — Отныне каждое, даже самое нелепое обвинение в наш адрес будет рассматриваться через призму вторжения в Денежную Башню. «Вы помните, как они перерезали провода шасам? Это прямо свидетельствует о том, что рыцари уничтожали Красных Шапок сотнями тысяч. Жгли живьем и насиловали».
— Мы не перерезали провода, — нахмурился Гуго, припоминая подробности налета. — Просто отключили…
— Кого это волнует? Борзописцы все равно увяжут твою вспышку с теми измышлениями, которые сейчас льют на публику.
— Но это глупость!
— Конечно, глупость. Но наша несдержанность возвела глупость в разряд истины.
Некоторое время в кабинете висела напряженная тишина. Наконец де Лаэрт едва слышно произнес:
— Я виноват.
Де Гир открыл рот, но тут же закрыл его, приберег очередную порцию нравоучений на потом, понял, что устроил мастеру войны достаточно серьезную выволочку, чтобы продолжать в прежнем духе. Вместо этого Франц усмехнулся:
— Если бы ты поступил иначе, то оказался бы совсем не тем Гуго, которого я знаю.
— И что теперь делать? — осведомился Рик. — Заказывать эфиры в «Тиградком»?
— Подумаем позже, — качнул головой великий магистр. — Нам есть чем заняться.
— Твоя встреча! — припомнил де Лок.
— Масаны!
Увлеченные разбором полетов, рыцари совершенно забыли, что Франц собрал их, дабы поведать о переговорах с кардиналом Луминар.
— Саббат желает присягнуть на верность Ордену?
— Близко к истине, — кивнул де Гир.
И быстро пересказал помощникам ключевые моменты встречи с Густавом.
— Объединить масанов… Интрига в духе Сантьяги. — В голосе де Лока послышалась легкая зависть. — Красиво и с большой вероятностью успеха.
— Ни черта у него не получится! — отрезал осмелевший Гуго. — Масаны Саббат — звери, они не признают законы и считают челов пищей. Их не успокоить.
— По всей видимости, Сантьяга считает, что число отморозков уменьшилось, и тон в Саббат задают те, кто стремится к спокойной жизни.
— Это означает еще один виток гражданской войны, — пробормотал Бамбарда. — На этот раз между мятежниками.
— Поэтому комиссар прячется за спину Александра. Кровь должны лить масаны.
— Но что будет дальше? — спросил Себастьян. — Предположим, затея удалась, и истинный кардинал объединил Саббат. Что дальше?
— Появится центральная власть, — прищурился де Лаэрт. — Единые законы, которые кровососы немедленно окрестят Догмами Покорности. Появятся недовольные, и новый виток…
— Недовольных истребят, — махнул рукой де Гир. — Если Сантьяга почует, что за ним хотя бы треть мятежников, он не станет стесняться в средствах и займется непримиримыми так, как это происходило во времена Раскола.
— Я спрашивал о другом, — поморщился магистр Горностаев. — Меня интересует стратегия. К чему приведет объединение?
— Масаны уйдут из Тайного Города, — после некоторого раздумья предположил Бамбарда.
— Чушь, — буркнул Гуго.
— Нет, не чушь, — покачал головой Рик. — Разумеется, это произойдет не сразу, сейчас между мятежниками и жителями Тайного Города слишком много противоречий. Но если прекратится гражданская война, ни один вампир не захочет оставаться в клетке. Особенно молодой вампир.
— На первый взгляд получается, что лет через сто Сантьяга потеряет контроль над масанами, — протянул Себастьян. — То есть затея, в конечном итоге, приведет к ослаблению Темного Двора, и мы должны помочь в ее осуществлении.
— Неужели Сантьяга не просчитал такую вероятность?
— А если просчитал, то почему продолжает поддерживать Александра?
— Потому что хочет создать второй центр притяжения, — понял де Гир. — Комиссару нужен Амулет Крови в Тайном Городе. Алое Безумие, судя по всему, отпадает, где Диадема Теней — никто не знает, остаются Драконьи Иглы.
— Но среди верных Темному Двору масанов нет Луминаров, — не сдавался де Лаэрт. — На кого поставит нав?
— На Захара Треми.
— На бастарда!
— Собаки вернее у Сантьяги нет.
Гуго оставалось только молча кивнуть, он совсем забыл, что епископ Треми полукровка.
— Вот почему Густав забеспокоился, — продолжил Франц. — Луминар понял суть игры: Бруджа получает объединенную Саббат, а Захар — Драконьи Иглы. Обе ветки Масан станут подконтрольны Темному Двору, и через пятьдесят-сто лет возможно окончательное объединение.