Если до этого от голода страдали только жители осажденного Иерусалима, то после гибели на корню всего урожая он начался и в стане их противников. Не зная, откуда взять провиант, Арета стал подумывать о том, чтобы снять осаду и вернуться с армией домой. Но в это же самое время римские войска вошли в раздираемую междоусобными войнами Сирию, и таким образом Великий Рим окончательно предъявил претензии на господство над всем Восточным Средиземноморьем.
* * *
Эти драматические события и подвигли Антипатра сделать стратегический выбор, определивший в итоге всю судьбу династии Ирода. Думая о том, как удержать Арету от отступления, Антипатр понял, что во входящем в решительную стадию противостоянии двух великих держав — Рима и Парфии — ни небольшой Иудее, ни ее соседям, кто бы ни стоял у власти, не удастся сохранить независимость. Рано или поздно им придется выбирать, на чьей они стороне, и чем раньше будет сделан такой выбор, тем лучше.
И Антипатр решил сделать ставку на Рим и смиренно просить у римского полководца Марка Эмилия Скавра покровительства и помощи в возвращении на трон Гиркана.
Но, как выяснилось, точно к такому же выводу пришел и царь Аристобул, так что посланцы Аристобула и Гиркана явились к прибывшему в Иудею Скавру почти одновременно. Оба — с щедрыми подношениями и не менее щедрыми посулами в случае, если римлянин примет сторону одного из них.
В итоге Скавр сделал чисто прагматический выбор, позволявший ему и сберечь своих солдат, и неплохо поживиться. Вместо того чтобы оказать Гиркану и Арете помощь в штурме хорошо укрепленного города, он принял от Аристобула в дар 300 талантов и велел Арете снять осаду с Иерусалима. Набатейский царь попытался было воспротивиться, но Скавр пригрозил объявить его «врагом Рима». Это означало только одно: через пару дней у Петры появятся римские легионы, и Арета поспешно пошел на попятную.
Отступление врага, в свою очередь, придало сил Аристобулу. Собрав сторонников, он бросился в погоню за отступающей арабской армией и дал ей решительное сражение у Папирона в долине Иордана. В этой битве армия Гиркана и Ареты потеряла шесть тысяч убитыми, в числе которых был и родной брат Антипатра Филон.
Теперь, казалось, для Антипатра и в самом деле было все кончено. Но Антипатр был из тех людей, которые никогда не смиряются с поражением и продолжают отчаянно добиваться своего, даже если кажется, что у них не осталось никаких шансов. Узнав, что в Дамаск прибыл сам Гней Помпей[20], Антипатр поспешил туда, ненамного опередив прибывшего с богатыми дарами посланца Аристобула Никодима.
Однако, желая подчеркнуть, что де-факто он уже считает Иудею подчиненной Риму, Помпей потребовал, чтобы оба брата лично явились к нему на суд. Аристобул и Гиркан тут же направились в Дамаск, но туда же почти одновременно с ними направилась и «народная делегация», большую часть которой составляли представители иудейской знати и лидеры фарисеев.
Если Гиркан настаивал на своем праве на престол по праву старшинства, а Аристобул пытался убедить Помпея, что брат в отличие от него не способен управлять страной, то «посланцы народа» заявили, что Хасмонеи на самом деле вообще не имеют права на престол. Они так долго и подробно объясняли, что Хасмонеи — священники-коэны, ведущие свой род от брата Моисея Аарона, а царская династия должна происходить от рода царя Давида, который, в свою очередь, ведет род от сына Иуды и внука Иакова Переца, что у Помпея разболелась голова. Тем не менее он понял, что «посланцы» хотят превратить Иудею из монархии в республику, и обещал обдумать это предложение…
Словом, если отбросить в сторону многочисленные подробности, которые присутствуют в освещении этих событий еврейскими историками, то становится понятно, что на самом деле Помпею было глубоко… все равно, кто именно прав в этом споре. Хотя бы потому, что его в тот момент одолевали куда более глобальные проблемы, касающиеся не крохотного еврейского государства, а судьбы всей Римской империи.
Но Аристобула в итоге погубила гордость — он вел себя с Помпеем как равный. Он соглашался быть союзником, но ни в коем случае не вассалом Рима, в то время как Антипатр и Гиркан не скрывали, что готовы принять условия Помпея, какими бы они ни были. И даже если отбросить возникшую у Помпея личную антипатию к Аристобулу, бесхарактерный Гиркан с хитроумным советником Антипатром устраивали его в качестве правителей вассальной страны куда больше, чем своевольный и решительный Аристобул.
Дело кончилось тем, что Аристобул бросил вызов Великому Риму, а Помпей в ответ осадил Иерусалим. Последним оплотом защитников города стал Храм. Здесь, в Храме, развернулось кровавое сражение, и пока оно шло, еврейские священнослужители-коэны продолжали приносить храмовые жертвы и отправлять службы, словно не замечая, как вокруг них один за другим гибнут последние защитники святыни — пока, наконец, не дошла очередь и до них.
В итоге в битве за Храм были убиты 12 тысяч евреев, в то время как потери римлян были совсем невелики.
Но самое чудовищное преступление, с точки зрения евреев, Помпей совершил, когда вошел в Святая Святых Храма — сакральное место, куда был разрешен вход только первосвященнику, да и то раз в году — в Судный день, день всеобщего поста и трепета. Оказавшись внутри Святая Святых, Помпей внимательно осмотрел (а значит, и осквернил прикосновением) стоявшую там храмовую утварь. Большего святотатства поистине придумать было невозможно.
По мнению выдающегося еврейского историка Семена Дубнова, вероятнее всего, падение Храма произошло в Судный день 63 года до н. э. Это было одно из самых драматических событий в еврейской истории, и оно наверняка осталось бы в народной памяти, если бы его не заслонили другие, куда более трагические события.
По сути дела, речь идет о первой иудейской войне, закончившейся потерей независимости и национальным унижением Иудеи.
Аристобул и его семья были уведены в Рим, но один из сыновей пленного царя, Александр, сбежал по дороге, чтобы вернуться домой и зажечь пламя народного восстания против Рима. Это было несложно, так как римляне воспринимались евреями такими же оккупантами, как в свое время греки, а после безобразной выходки Помпея и того хуже.
Политические последствия войны также оказались катастрофическими. Значительную часть городов страны Помпей попросту объявил независимыми и включил их в состав Римской империи. Территория Иудеи скукожилась, как шагреневая кожа.
Зато Антипатр торжествовал победу: Помпей даровал Гиркану звание этнарха и первосвященника, а его, Антипатра, назначил к Гиркану апотропусом, то есть опекуном, а на деле — правителем Иудеи.
Так Антипатр доказал, что несбыточной мечты не бывает — просто за свою мечту надо уметь бороться.
И это был прекрасный урок для его сына Ирода.
* * *
Писать об Антипатре можно долго и много, так как он и в самом деле был человеком неординарным. Ирод, безусловно, не только унаследовал многие его качества, но и многому научился у отца.
И все же герой этой книги не Антипатр, а потому мы попытаемся ограничиться самым кратким пересказом связанных с ним событий.
Сделав стратегическую ставку на Рим, Антипатр оставался верен этому выбору до конца жизни, чутко следя за малейшими переменами римской политики и вовремя меняя конкретного покровителя.
В качестве верного сателлита он помогал римлянам улаживать конфликты с арабскими царствами и княжествами, поставлял римской армии провиант и тягловую силу во всех военных кампаниях в регионе; самым активным образом участвовал в египетской войне — и как главнокомандующий находившейся под его началом иудейской армии, и как искусный дипломат, убедивший евреев Египта, обладавших там огромной военной силой и политическим влиянием, принять сторону Рима.
Римляне, в свою очередь, не оставались в долгу, помогая Гиркану и Антипатру утопить в крови восстание царевича Александра, которому однозначно симпатизировала большая часть народа.
В начавшемся противостоянии Цезаря и Помпея Антипатр почти до конца поддерживал Помпея, так что вряд ли стоит удивляться тому, что Цезарь, придя к власти, в 49 году до н. э. освободил из темницы Аристобула и послал его во главе двух легионов подчинить себе Иудею. Но до Иудеи Аристобул не доехал: Антипатр позаботился, чтобы свергнутого царя отравили проникшие в окружение последнего люди Помпея. Вслед за этим Помпей — судя по всему, опять-таки не без вмешательства Антипатра — отдал приказ казнить находившегося в плену в Антиохии царевича Александра. Таким образом, с двумя талантливыми и деятельными представителями Хасмонеев было покончено.
Сразу после гибели Помпея в 48 году до н. э. Антипатр поспешил засвидетельствовать свою преданность Гаю Юлию Цезарю. Узнав, что тот оказался в сложном положении в Египте, Антипатр собрал коалицию, в которую, помимо иудейской армии, вошли также отряды правителей Сирии и Ливана. Эта армия прорвала кольцо блокады, в которой оказался Цезарь со своими легионерами.
Разумеется, Цезарь не мог не оценить этого поступка и, оказавшись в Дамаске, вызвал к себе Антипатра. Одновременно туда же прибыл Антигон — брат казненного Александра и младший сын отравленного Аристобула. Их встреча была неизбежной, и она произошла — прямо в резиденции Цезаря, перед его троном.
Иосиф Флавий считает, что ошибка Антигона заключалась в изначально неверно выбранной тактике беседы. Вместо того чтобы попытаться вызвать к себе сострадание рассказом о страшной судьбе отца и брата, молодой царевич стал обвинять Антипатра и Гиркана в узурпации власти. Одновременно он напомнил, как верен был Антипатр Помпею, и добавил, что если «презренный идумей» и в самом деле чем-то помог Цезарю, то лишь из страха, что тот накажет его за преданность Помпею.
Антипатр слушал все эти обвинения (заметим, вполне обоснованные) молча, скривив губы в усмешке. Затем он сделал шаг к трону Цезаря и… сорвал с себя тунику. Перед всеми, кто в тот момент находился в зале, предстало загорелое, тренированное тело старого солдата с множеством шрамов и еще не окончательно зажившими после Египетской кампании ранами.