— Мне не нужно доказывать своей верности Цезарю словами, — произнес Антипатр. — Даже если я буду молчать, мое тело само свидетельствует об этом! Но что меня больше всего поражает, так это наглость Антигона. Он, сын врага Рима, осмеливается предъявлять римлянам претензии и заявлять о своем праве на власть! Но если ему и в самом деле нужна власть, то только для того, чтобы поднять новый мятеж против Рима, который он ненавидит так же, как его брат и отец!
Красота жеста и речи мгновенно была оценена по достоинству: симпатии Цезаря оказались полностью на стороне Антипатра, и он предложил герою выбрать себе тот пост, какой только пожелает.
— Пусть награждающий сам выберет награду! — ответил Антипатр с подлинно латинским или, если угодно, спартанским лаконизмом.
И награда оказалась поистине высока: сохранив за Гирканом сан первосвященника, Цезарь официально назначил Антипатра прокуратором, то есть фактическим правителем Иудеи, разрешил отстроить стены Иерусалима, а также даровал ему и его сыновьям римское гражданство и пожизненно освободил их от уплаты налогов.
«Акт о дарованных им милостях Цезарь велел вырезать на доске и поставить ее в Капитолии в память о его правосудии и заслуге Антипатра», — сообщает Иосиф Флавий (ИВ. Кн. 1. Гл. 10:3. С. 48).
Дождавшись, когда Цезарь покинет Сирию, Антипатр вернулся в Иудею и поспешил немедленно приступить к обязанностям прокуратора.
«Первым его делом, — продолжает Флавий, — было обновление Иерусалимской стены, разрушенной Помпеем. Затем он объехал всю страну с целью утишить волнения. Угрожая, но сохраняя вместе с тем тон доброго советника, он объявил повсюду, что “люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь плодами мира и своим благоприобретенным имуществом; но тот, кто даст себя обольстить несбыточными мечтами преследующих свою личную выгоду мятежников, тот найдет в нем деспота вместо заботливого друга; в Гиркане вместо отца страны — тирана, а в римлянах и Цезаре вместо руководителей страны и друзей — врагов, так как римляне не потерпят унижения того, кого они сами возвысили”…» (ИВ. Кн. 1. Гл. 10:4. С. 48).
Одним из первых указов, изданных Антипатром, был указ о назначении его старшего сына Фазаила (Пецаэля) правителем Иерусалима, а второго сына, Ирода, — правителем (стратегом) Галилеи.
Так в 47 году до н. э. началось восхождение Ирода к вершине власти.
Глава третья. ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ
К моменту назначения стратегом Галилеи Ироду исполнилось 25 лет, то есть, по понятиям того времени, он находился в самом расцвете сил.
Долгие годы упорных тренировок и участие в различных спортивных состязаниях сделали его одним из лучших наездников и метателей копья в Иудее. Не вызывает сомнений и то, что Ирод искусно владел мечом, но подлинной его страстью была охота — за этим занятием он проводил большую часть свободного времени. Он без промаха стрелял из лука любую дичь и мог за день охоты забить до сорока различных животных[21].
Упоминание Флавием этой страсти Ирода невольно заставляет вспомнить Библию, ее рассказ о том, что предок идумеев Исав был «человеком искусным в звероловстве, человеком полей» (Быт. 25:27), а также то благословение, которое праотец обоих народов Исаак (Ицхак) дал Исаву после «украденного» Иаковом благословения первенца: «И ты будешь жить мечом твоим, и будешь служить брату твоему; будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей» (Быт. 27:40).
В лице Ирода мы словно видим исполнение этого пророчества. Потомок Исава, он в итоге воцарился над евреями — потомками Иакова. Так что, если бы автор этой книги был мистиком, он позволил бы себе предположить, что в Ироде не просто текла кровь прирожденного охотника Исава — он был прямым перевоплощением его мятежной души, в которой удивительным образом совмещались самые противоположные, казалось, несовместимые друг с другом качества.
Вдобавок ко всему Ирод, как и Исав, был очень красив, и если ему что-то и мешало в собственной внешности, то только рост. Некоторые исследователи исходя из намеков Флавия и Николая Дамасского утверждают, что Ирод вообще был низкорослым, чуть выше 50 футов (то есть порядка 1,55—1,6 метра). Однако, вероятнее всего, это было не так. Рост Ирода, по всей видимости, достигал 1,65—1,7 метра, то есть среди евреев того времени считался средним или даже чуть выше среднего, однако заметно уступал среднему росту бойцов отборных когорт римских легионов — 1,75 метра. В глазах такого «человека тела», каким был Ирод, малый рост был существенным недостатком. Арье Кашер убежден, что Ирод в душе всегда завидовал всем, кто был выше его ростом, и зависть эта порой переходила в патологическую ненависть.
Незадолго до назначения стратегом Галилеи Ирод женился на некоей жительнице Иерусалима, «простолюдинке», как называет ее Флавий, по имени Дорис. Это вряд ли был брак по любви, так как невесте к дню свадьбы едва исполнилось 13 лет — минимальный возраст, с которого еврейская традиция разрешает выдавать девочек замуж.
Скоропалительность брака наводит на мысль, что соглашение о нем было заключено отцами молодоженов еще много лет назад, во время рождения Дорис, и они лишь ждали, когда та войдет в брачный возраст.
По поводу происхождения Дорис между историками также идут споры, основанные исключительно на домыслах и спекуляциях. Ее греческое имя не оставляет сомнений, что она была из эллинизированной семьи, а вот тот факт, что Дорис вдобавок была уроженкой Иерусалима, наводит на мысль, что по крови она все же была еврейкой. Хотя бы по той причине, что потомков идумеев в столице Иудеи в тот период почти не было. В пользу этой версии говорит и ее простое происхождение — как уже упоминалось, для знатного еврея в те годы было просто немыслимо выдать дочь замуж за потомка прозелитов из идумеев.
Брак с «настоящей» еврейкой был для Ирода чрезвычайно важен, так как наконец делал его и его будущих детей в глазах окружающих евреями не только де-юре, но и де-факто и, таким образом, безусловно, был огромным шагом вперед в его укоренении в еврейском обществе.
Вместе с тем было бы нелепо предполагать, что Дорис была уж совсем «безродной», девушкой «от сохи». Скорее всего, она была дочерью какого-то мелкого царедворца, с которым приятельствовал Антипатр.
Назначив старшего сына стратегом Иерусалима, а младшего — Галилеи, Антипатр вроде бы четко обозначил, что главным своим наследником считает Фазаила, а не Ирода.
Это решение отца явно бередило душу Ирода — он не желал смириться с тем преимуществом, которое отец отдавал брату, подобно тому как сильный и ловкий Исав не мог смириться с тем, что главное отцовское благословение досталось тихоне Иакову. Ирод с детства всюду и во всем хотел быть первым, и никакая другая роль его не устраивала.
Однако если задуматься, то назначение в Галилею было куда более ответственным, чем в Иерусалим. Если в Иерусалиме было относительно спокойно, то Галилея бурлила и положение в ней никак не могло устроить наместника Сирии Секста Цезаря — близкого родственника самого Гая Юлия Цезаря.
Основную головную боль для Рима в Галилее представляли те, кого Иосиф Флавий называет «разбойниками». Их «шайки» сновали по всей области, нападали на идущие в Сирию и возвращавшиеся оттуда торговые караваны, грабили деревни и города, а время от времени совершали и отчаянные вылазки против римских гарнизонов в самой Сирии. В результате за Галилеей прочно закрепилась репутация «бандитского округа», сохранявшаяся еще в течение многих десятилетий. Отголоски такого отношения к Галилее можно найти и в Талмуде, и в Новом Завете: «Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1:46).
Навести порядок в Галилее, обезопасить ее дороги, города и веси, заставить жителей платить причитающиеся налоги было совсем непростой задачей. Решить ее — значило завоевать расположение римлян, и молодой стратег с энтузиазмом принялся за дело.
Получив в свое распоряжение несколько тысяч воинов, Ирод устроил настоящую охоту на «разбойников», выслеживая их в лесах и пещерах Галилеи, загоняя в хитроумно расставленные западни. Наконец он добрался до Езекии (Хизкиягу) Галилеянина — главаря самой большой «шайки», насчитывающей свыше тысячи человек. Саму «шайку» разгромить не удалось, но в бою Езекия был схвачен в плен и тут же, вместе с еще несколькими соратниками, казнен.
«Видя, что Гиркан медлителен и апатичен, Антипатр назначил старшего из сыновей своих, Фасаила, начальника над Иерусалимом и его окрестностями, а следующему за ним сыну, весьма еще молодому Ироду (ему было тогда лишь 25 лет), поручил управление Галилеей. Впрочем, последнему нисколько не мешала его юность; будучи человеком рассудительным, юноша немедленно нашел возможность выказать свою доблесть, а именно: ему удалось захватить Езекию, атамана разбойников, совершавшего во главе огромного отряда набеги на пограничные с Сирией области; затем он казнил его и многих его товарищей по шайке. Это дело вызвало в сирийцах большую симпатию к Ироду, потому что он очистил страну от разбоев, о чем они давно мечтали. Поэтому они стали прославлять его за это в деревнях и городах, так как он вернул им мир и спокойное, безмятежное пользование благами жизни», — повествует об этих событиях Иосиф Флавий (ИД. Кн. 14. Гл. 9:2. С. 65).
Нет никакого сомнения, что, диктуя писцу эти строки, Флавий кривил душой в угоду римскому читателю. Кому-кому, а ему было прекрасно известно, что евреи Галилеи никогда не считали Езекию Галилеянина и его бойцов «разбойниками».
Еврейское население Галилеи так и не смирилось с римской оккупацией, а потому именно в живописных лесах и пещерах этой области нашли себе убежище остатки отрядов разгромленной армии Аристобула и Александра. Те, кто с точки зрения римлян были «разбойниками», для евреев были героями, ведущими партизанскую войну теми же методами, какими ее за сто лет до этого вели братья Маккавеи. То, что на этот раз война велась не против греков, а против римлян, принципиального значения не имело.