Тенака молчал, и разбойник двинул его кулаком. Тенака напряг мышцы живота, но боль от удара была жестока. Он опустил голову, и вожак ударил его в лицо.
— Отвечай, дерьмо надирское!
Тенака сплюнул кровью и облизнул распухшую губу.
— Ничего, заговоришь еще! Будешь мне петь всю ночь до рассвета.
— Выколи ему глаза, Бальдур! — крикнул кто-то из разбойников.
— Нет. Я хочу, чтобы он все видел.
— Тогда один выколи.
— Один? Это можно. — Бальдур вытащил кинжал. — Ну как, надир, повесим тебе глаз на щеку?
Высокий нечеловеческий вопль пронизал ночь.
— Что это такое, во имя семи преисподних? — вскричал, оглянувшись, Бальдур. Другие, сделав знак Хранящего Рога, схватились за оружие.
— Это где-то близко, — сказал коротышка с рыжеватой бороденкой.
— Кошка, поди. Дикая кошка, — решил Бальдур. — Подбавьте-ка дров в огонь. — Двое бросились собирать хворост, а Бальдур снова повернулся к Тенаке: — Ты слыхал когда-нибудь такой звук, надир?
Тенака кивнул.
— И кто же это?
— Лесной демон.
— Брось! Я всю жизнь провел в лесу, а такого не слыхал.
Тенака пожал плечами.
— Что бы это ни было, оно мне не нравится. Поэтому я не буду убивать тебя медленно — просто распорю тебе брюхо и выпущу из тебя кровь. Оставайся на съедение своему демону!
Бальдур отвел руку назад...
Стрела с черным оперением вонзилась ему в горло, и какой-то миг он еще стоял, будто остолбенев. Потом выронил нож и медленно ощупал древко. Глаза его расширились, колени подогнулись, и он упал. Вторая стрела мелькнула над поляной и вошла в правый глаз бородатому коротышке. Он с криком повалился. Остальные трое, побросав оружие, бросились в лес. Еще через несколько мгновений из-за деревьев появилась невысокая фигура с луком в руке.
На ней были камзол и штаны из светло-бурой кожи, зеленый капюшон покрывал волосы. На боку висел короткий тонкий меч.
— Как поживаешь, Тенака? — умильно спросила она.
— Я поистине счастлив тебя видеть. Развяжи меня.
— Развязать? — Рения присела на корточки у костра. — Такого большого сильного мужчину? Неужто тебе понадобилась женская помощь?
— Не время шутить, Рения. Развяжи меня.
— А если развяжу, ты возьмешь меня с собой?
— Ну конечно, — ответил он, понимая, что выбора нет.
— Ты уверен, что я тебе не помешаю?
Тенака скрипнул зубами, перебарывая гнев, а Рения зашла за дерево и перерезала мечом его путы. Тенака упал, и она помогла ему добраться до костра.
— Как ты меня нашла?
— Это было нетрудно, — уклончиво сказала она. — Как ты?
— Жив, но и только. Придется мне быть поосторожнее, когда мы перевалим через горы.
Рения вскинула голову и раздула ноздри.
— Они возвращаются.
— Черт! Подай мне мой меч! — Но Рения уже исчезла за деревьями.
Он выбранился, с трудом поднялся на ноги и отыскал свой меч по ту сторону костра. Боец из него, однако, был никакой.
Снова раздался жуткий вой, заледенивший Тенаке кровь, — и Рения вышла на поляну, улыбаясь во весь рот.
— Они теперь бегут так быстро, что, пожалуй, до самого моря не остановятся. Может, поспишь немного?
— Как это у тебя получается?
— От природы.
— Я недооценивал тебя, женщина, — сказал Тенака, растянувшись у огня.
— Так говорят все мужчины от начала времен, — проворчала Рения.
Когда вновь настала ночь, Рения с Тенакой увидели вдалеке стоящую в тени Дельнохских гор заброшенную крепость Дрос-Кортсвейн. Построенная во дни Эгеля, первого Бронзового Князя, для защиты от вагрийского вторжения, крепость уже лет сорок как опустела. Опустел и выросший вокруг нее городок.
— Жуткое место, правда? — Рения направила свою серую кобылу поближе к Тенаке.
— Дрос-Кортсвейн вообще не следовало строить, — сказал Тенака, глядя снизу на мрачные стены. — Единственная ошибка Эгеля. Единственная дренайская крепость, где не произошло ни одного сражения.
Они подъехали к главным воротам, и стук копыт эхом отдался в ночи. Деревянные створки давно уже сгнили, каменный проем зиял, словно беззубый рот.
— Может, заночуем под открытым небом? — сказала Рения.
— Там водятся лесные демоны, — ответил Тенака, уворачиваясь от оплеухи.
— Стой! — раздался чей-то дребезжащий голос, и Тенака сощурился.
В воротах стоял старик в заржавелой кольчуге, со сломанным копьем в руке. Тенака осадил коня.
— Назови свое имя, всадник! — потребовал старик.
— Пляшущий Клинок. Со мною моя жена.
— Друзья вы или враги?
— Мы не делаем зла тому, кто не делает зла нам.
— Тогда входите. Ган разрешает.
— Это ты — ган Дрос-Кортсвейна?
— Нет. Вон он, ган. — Старик указал в пустоту позади себя. — Разве ты не видишь?
— Ну конечно. Прошу прощения. Мой привет твоему командиру.
Тенака въехал в ворота и спешился. Старик, ковыляя, подошел к нему. На вид старцу было за восемьдесят, и его жидкие волосы липли к желтому черепу, словно горный туман. Щеки ввалились, под водянистыми глазами залегли синие тени.
— Не делай лишних движений, — предостерег он. — Взгляни — на стенах стоят лучники, следящие за каждым твоим шагом.
Тенака посмотрел вверх — никого, кроме спящих голубей
— Очень предусмотрительно. А еда у вас найдется?
— Для желанных гостей — всегда.
— А мы желанные гости?
— Ган говорит, ты смахиваешь на надира.
— Да, я надир, но имею честь служить в дренайской армии. Я Тенака-хан из «Дракона». Не представишь ли меня своему гану?
— У нас их двое. Это Оррин — он первый ган, а Хогун отвечает за разведку.
Тенака отвесил низкий поклон.
— Я много слышал о гане Оррине и о том, как храбро он защищал Дрос-Дельнох.
— Ган просит вас пожаловать к себе. Я его адъютант. Меня зовут Сиалл — дун Сиалл.
Отложив свое сломанное копье, старик побрел к темному замку.
Тенака ослабил подпругу и пустил коня на поиски травы. Рения последовала его примеру, и они оба направились за дуном Сиаллом.
— Он сумасшедший, — сказала Рения. — Ведь тут больше никого нет.
— Ничего, он, похоже, безобиден. И у него должна быть еда. Нам лучше поберечь припасы. Между прочим, люди, на которых он ссылается, — это настоящие ганы Дрос-Дельноха. Они служили там в те времена, когда мой прадед сражался с Ульриком, и командовали крепостью, пока Рек не стал Бронзовым Князем. Ты не перечь старику — это доброе дело.
В жилище гана Сиалл накрыл стол на троих. В середине красовался кувшин красного вина, в горшке над огнем бурлило жаркое. Старик трясущимися руками наполнил тарелки, вознес молитву Истоку и взялся за деревянную ложку. Тенака попробовал жаркое — пересолено, но вполне съедобно.
— Они все умерли, — проговорил Сиалл. — Я не сумасшедший — я знаю, что они умерли, и все-таки они здесь.
— Конечно, здесь, раз ты их видишь, — согласилась Рения.
— Не поддакивай мне, женщина! Да, я вижу их, и они рассказывают мне истории... чудесные истории. Они простили меня. Люди не прощают, но призраки лучше людей. Они больше знают. Они знают, что человек не может все время быть сильным. Знают, что порой он не может совладать с собой и бежит. Они простили меня, сказали, что я могу остаться солдатом, и доверили мне смотреть за этой крепостью.
Внезапно Сиалл сморщился и схватился за бок. Рения посмотрела вниз и увидела, что из-под ржавой кольчуги на скамью сочится кровь.
— Ты ранен, — сказала она.
— Ничего. Мне не больно. Теперь я хороший солдат — они так сказали.
— Сними кольчугу, — мягко сказал Тенака.
— Нельзя. Я на посту.
— Снимай, тебе говорят! — гаркнул Тенака. — Я тоже ган, к твоему сведению, — и наведу у вас тут порядок!
— Слушаюсь, — пролепетал Сиалл, возясь со старинной застежкой. Рения пришла к нему на помощь, и наконец они сняли кольчугу. Старик не издал ни звука, хотя его спина была в кровь исполосована кнутом. Рения, порывшись в шкафах, нашла старую рубашку.
— Пойду принесу воды, — сказала она.
— Кто тебя так, Сиалл? — спросил Тенака.
— Всадники... вчера приехали. Искали кого-то. — Глаза старика блеснули. — Никак тебя, надирский князь.
— Вероятно.
Рения вернулась с медным котелком, полным воды. Она бережно обмыла старику спину, разорвала рубашку на полосы и забинтовала самые глубокие раны.
— За что они тебя? Они думали, ты знаешь, где я?
— Нет, — грустно ответил старик. — По-моему, им это просто доставило удовольствие. Призраки ничего не могли поделать — но потом они пожалели меня и сказали, что я стойко держался.
— Как ты здесь оказался, Сиалл? — спросила Рения.
— Я бежал, девушка. Бежал от надиров — и деваться было некуда, кроме как сюда.
— И сколько же ты здесь прожил?
— Долго, очень долго. Много лет. Тут хорошо, есть с кем поговорить. Они меня простили — и я занимаюсь очень важным делом.
— Каким? — спросил Тенака.
— Охраняю камень Эгеля. Он лежит у ворот, и на нем написано, что Дренайская империя падет, когда в Кортсвейне не останется больше людей. Эгель много чего знал. Он тоже побывал здесь, но меня к нему не допустили: в ту пору я прожил здесь недолго, и призраки еще не доверяли мне.
— Ступай поспи, Сиалл, — сказал Тенака. — Тебе надо отдохнуть.
— Пойду сперва спрячу ваших лошадей. Всадники еще вернутся.
— Я сам их спрячу. Рения, уложи его.
— Я не могу спать здесь — это постель гана.
— Ган говорит, что можно, — он нынче заночует у Хогуна.
— Он хороший человек. Я горжусь, что служу под его началом. Они все хорошие, хотя и мертвые.
— Отдыхай, Сиалл. Утром поговорим.
— Ты тот самый надирский князь, который побил вентрийцев около Пурдола?
— Тот самый.
— Ты тоже прощаешь меня?
— Да, прощаю. А теперь спи.
Тенака проснулся от стука копыт по холодному камню двора. Скинув одеяло, он разбудил Рению, и они вместе прокрались к окну. Внизу собралось около двадцати всадников в красных дельнохских плащах и блестящих бронзовых шлемах с черными лошадиными плюмажами. Рядом с высоким командиром, носившим расчесанную натрое бороду, ехал один из разбойников, захвативших в плен Тенаку.