Он сел у огня. Хотел бы он сказать ей все это, когда она будет в сознании, — но знал, что не скажет. За всю свою жизнь он открыл сердце лишь одной женщине — Иллэ.
Прекрасной Иллэ, невесте, которую он купил на вентрийском рынке. Он улыбнулся своим воспоминаниям. Он уплатил за Иллэ две тысячи серебром и привел ее домой, но она наотрез отказалась лечь с ним в постель.
— Ну, довольно! — вспылил он. — Ты моя телом и душой! Я купил тебя!
— Ты купил бездыханный труп, — заявила она в ответ. — Тронь меня только — и я убью себя. А заодно и тебя.
— Вряд ли в такой последовательности у тебя что-то получится.
— Не смей насмехаться надо мной, варвар!
— Хорошо, чего же ты хочешь? Чтобы я перепродал тебя какому-нибудь вентрийцу?
— Женись на мне.
— И тогда, надо думать, ты воспылаешь ко мне любовью?
— Нет. Но я буду спать с тобой и постараюсь, чтобы тебе не было скучно со мной.
— Вот предложение, на которое трудно ответить отказом. Рабыня предлагает хозяину меньше того, за что он заплатил, за куда более высокую цену. С какой стати мне жениться на тебе?
— А почему бы и нет?
Они поженились две недели спустя и прожили десять хороших лет. Он знал, что Иллэ не любит его, но не придавал этому значения. Он не нуждался в том, чтобы его любили, — ему нужно было любить самому. Иллэ сразу это в нем разглядела и беззастенчиво пользовалась. А он ни разу не дал ей понять, что разгадал ее игру, — просто принимал все как должное и радовался жизни. Мудрец Киас остерегал его:
— Ты слишком много вкладываешь в нее, мой друг. Ты делишь с ней свою мечту, свою надежду, свою душу. Если она бросит тебя или предаст, что у тебя останется?
— Ничего, — чистосердечно ответил Тенака.
— Экий ты глупец, Тенака. Хотел бы я надеяться, что она все-таки останется с тобой.
— Она останется.
Он был так уверен в этом! Он не предусмотрел одного — смерти.
Тенака вздрогнул и запахнулся в плащ от поднявшегося ветра.
Он проводит девушку до Сузы, а сам пойдет в Дренан. Найти и убить Цеску — проще простого. Никакая охрана не в силах обеспечить человеку полную безопасность — если его убийца готов умереть. А Тенака более чем готов.
Он жаждет смерти, жаждет пустоты, где не бывает боли.
Цеска уже должен знать, что Тенака на пути к нему. Минул месяц, и письмо, отправленное морем в Машрапур, должно уже дойти до Дренана.
— Надеюсь, ты видишь меня во сне, Цеска, — и просыпаешься в холодном поту.
— Не знаю, как ему, — глухо прозвучал чей-то голос, — но мне ты снишься постоянно.
Тенака вскочил на ноги, и его меч сверкнул в воздухе. Перед ним стоял гигант в черной маске.
— Я пришел убить тебя, — произнес нежданный гость и обнажил длинный меч.
Тенака попятился от костра, не сводя глаз с противника. В голове у него прояснилось, тело вновь обрело уверенную плавность движений.
Гигант взмахнул мечом и широко раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Тенака моргнул — он узнал этого человека.
— Ананаис?
Меч просвистел в воздухе, целя ему в шею, но Тенака отбил удар и отскочил назад.
— Ананаис, это ты?
Человек в черном молча замер на месте.
— Да, — сказал он наконец. — Это я. А теперь защищайся!
Вложив меч в ножны, Тенака шагнул к нему.
— Я не стану драться с тобой. И мне непонятно, почему ты хочешь моей смерти.
Ананаис прыгнул к Тенаке, огрел его кулаком по голове и повалил в снег.
— Непонятно тебе? Почему, спрашиваешь? Ну так посмотри на меня!
Он сорвал с себя маску, и в мерцающем свете костра Тенака увидел перед собой оживший кошмар. Вместо лица под маской было бесформенное месиво. Ни носа, ни верхней губы — сплошные красно-белые рубцы. От прежнего Ананаиса остались только голубые глаза да густые светлые кудри.
— Благие боги света! — прошептал Тенака. — Но ведь это не я... я даже не знал об этом.
Ананаис медленно подошел и приставил острие меча к шее Тенаки.
— Ты — тот камушек, который вызвал лавину, — сказал он. — И не притворяйся, будто не понимаешь меня.
Тенака отвел от себя меч.
— Придется тебе рассказать все с самого начала, друг мой, — сказал он, садясь.
— Будь ты проклят! — Бросив меч, гигант рывком поднял Тенаку на ноги и притянул к себе, лицом к лицу. — Смотри на меня — смотри!
Тенака посмотрел в голубые льдистые глаза и увидел мерцающее там безумие. Его жизнь висела на волоске.
— Расскажи мне, что с тобой случилось, — попросил он. — Я никуда не убегу. Хочешь убить меня — убей. Только сначала расскажи.
Ананаис отпустил его и, повернувшись спиной, стал искать свою маску.
— А я вот не могу убить тебя, — с горечью проговорил Тенака.
Гигант обернулся, в глазах его стояли слезы.
— Ох, Тани, — надломившимся голосом сказал он, — видишь, что со мной сделали?
Он упал на колени, закрыв изувеченное лицо руками, а Тенака опустился на снег с ним рядом и обнял его. Ананаис плакал навзрыд, грудь его тяжело вздымалась. Тенака гладил его по спине, как ребенка, и чувствовал боль друга, как свою.
Ананаис пришел не убить его. Он пришел умереть от его руки. И Тенака знал, за что друг винит его. В тот день, когда был получен приказ о роспуске «Дракона», Ананаис собрал охотников, чтобы идти на Дренан и свергнуть Цеску. Тенака и ган «Дракона» Барис уняли страсти, напомнив воинам, что армия всегда боролась за право народа выбирать себе вождей — и мятеж закончился, не успев начаться.
Ну что ж... теперь «Дракон» истреблен, в стране разруха, и дренаи живут под властью ужаса.
Ананаис был прав.
Рения молча ждала, пока не стихли рыдания, а потом она подбросила в догорающий костер хвороста и подошла к мужчинам. Ананаис судорожно схватился за маску.
Рения стала рядом с ним на колени, взяла за руки, прижавшие маску к лицу, и отвела их, глядя не на лицо, а только в глаза.
Ананаис закрыл глаза и склонил голову. И тогда Рения нагнулась и поцеловала его в лоб, в изрытую шрамами щеку.
Он открыл глаза и прошептал:
— Что ты!
— Мы все ходим в рубцах, — сказала она. — И еще хорошо, когда они снаружи. — Она встала и вернулась на свою еловую постель.
— Кто она? — спросил Ананаис.
— Беглянка, преследуемая Цеской.
— Как и все мы. — Гигант снова надел маску.
— Ничего, скоро мы его удивим.
— Хорошо бы.
— Доверься мне — я хочу его сместить.
— Один?
— Разве я по-прежнему один? — усмехнулся Тенака.
— Нет! У тебя есть какой-то план?
— Пока нет.
— Ясно. Как видно, мы с тобой возьмем в клещи Дренан ?
— Может статься, что и возьмем. Сколько наших еще осталось в живых ?
— Очень мало. Большинство откликнулись на призыв. Я тоже откликнулся бы, если бы весть дошла до меня вовремя. Декадо жив.
— Это хорошая новость.
— Не совсем. Он стал монахом.
— Декадо? Монахом? Он же жил ради того, чтобы убивать.
— Теперь он нашел иной смысл жизни. Ты что, хочешь собрать армию?
— Нет — против полулюдов армия все равно не устоит. Они слишком сильны, слишком скоры — куда нам с ними тягаться.
— А все-таки их можно побить.
— Людям это не под силу.
— Я побил одного.
— Ты?
— Да. После роспуска я попробовал крестьянствовать, но не преуспел и влез в долги — а тут Цеска начал устраивать бои на аренах, вот я и пошел в гладиаторы. Думал, проведу три боя и заработаю на покрытие своих долгов. А потом увлекся. Я дрался под чужим именем, но Цеска узнал, кто я. Так я по крайней мере думаю. Я должен был сразиться с человеком по имени Треус, а против меня выпустили полулюда. Боги, в нем было футов восемь росту! И все-таки я побил его. Клянусь всеми демонами ада — побил!
— Но как?
— Подпустил совсем близко — он уже думал, что победил. А я вспорол ему брюхо своим ножом.
— Ты сильно рисковал.
— Верно.
— И все окончилось благополучно?
— Не совсем. Он сорвал с меня лицо.
— А ведь я всерьез намеревался убить тебя, — сказал Ананаис, когда они сидели вместе у огня. — Я верил, что смогу это сделать. Я ненавидел тебя. Видя страдания народа, я каждый раз вспоминал о тебе. Я чувствовал себя обманутым — точно разом рухнуло все, ради чего я жил. А потом, когда тот полулюд меня изувечил, я и вовсе лишился всего — и мужества, и рассудка.
Тенака слушал его молча, с тяжелым сердцем. Ананаис в свое время был тщеславен, но умел и посмеяться над собой — это сглаживало его тщеславие. Притом он был красавец, и женщины обожали его. Тенака не прерывал друга — ему казалось, что Ананаис уже давным-давно ни с кем не разговаривал. Речь его текла без перерыва, и снова и снова он вспоминал о ненависти, которую питал к надирскому княжичу.
— Я знал, что это безрассудство, но не мог противиться — а когда увидел трупы у казарм и понял, что это твоя работа, ярость ослепила меня. Потом я увидел, как ты сидишь здесь, и тогда... тогда...
— Тогда ты решил, что дашь мне убить себя, — мягко подсказал Тенака.
— Да. Мне показалось... что так будет лучше.
— Я рад, что мы нашли друг друга. Вот бы еще и других отыскать.
Настало ясное, свежее утро, и близкая весна коснулась поцелуем леса, согрев сердца путников.
Рения смотрела на Тенаку новыми глазами, и дело тут было не только в той любви и понимании, которые он проявлял к своему несчастному другу, но и в тех словах, что он сказал ей перед приходом Ананаиса: «Верь мне».
И она верила.
Более того. Его слова проникли ей в сердце и облегчили душевную боль.
Он разгадал ее тайну — и не покинул ее. Рения не знала, что такое любовь, — в жизни ее любил только Олен, старый книжник. Но с Тенакой все иначе — он вовсе не стар.
Совсем не стар!
Она не останется без него в Сузе. Она нигде без него не останется. Куда пойдет Тенака-хан, туда пойдет и она. Он еще не знает об этом, но скоро узнает.
Днем Тенака выследил молодого оленя и убил его, метнув кинжал с двадцати шагов. Путники наелись досыта и легли спать пораньше — ведь прошлую ночь они почти не спали. На следующее утро на юго-востоке показались шпили Сузы.