Мы с Борей так же, как и все, покинули святые стены, обернувшись на выходе и перекрестившись на надвратную икону.
Я омываю ноги. К счастью, нет у меня Марии Магдалины, которая отерла бы мои ноги своими волосами в знак безмерной любви и смирения. Я не Сын Божий и не претендую.
Борис, кивнув кому-то, вздохнул, усаживаясь рядом.
– Ты заметил?
Киваю.
– Вода холодная. Зима все-таки.
– А серьезно?
– Тебя не было на наших посиделках.
– И не должно было быть. Что делать такому скромному персонажу на Битве таких Богов. Я про храм.
Пожимаю плечами.
– Да. Эби за все время богослужения ни разу не удостоила Вовку даже взглядом, хотя и стояли рядом. Да и Вовка практически не сводил со своей графини глаз. Иногда было даже неприлично.
Но Боря покачал головой.
– Нет, я не о них. С ними-то понятно. Сейчас начнут к тебе подходить.
– С чего бы?
– Увидишь. Будет вполне забавно. Ты с ногами в воде, а они… Но я не об этом. Посмотри на лица людей. Не только в храме, а вообще. По миросети посмотри.
Хмыкаю.
– И что я увижу? Нос да два уха.
Вздох.
– В том-то и дело, что ты пока не научился ВИДЕТЬ. А это плохо для императора. Если ты, конечно, не хочешь быть таким императором, как Вовка.
Начинается кино. Зачем люди хотят возвыситься, тем более стать императором и прочим владыкой Вселенной? Либо из честолюбия, либо вследствие смертельной опасности. Для себя. Для семьи. Для детей. И внуков. Просто убьют и тебя, и их всех. Тогда у человека возникает стимул – убить всех, но не дать убить себя и своих родных.
– Да, Миша, ты пока не хочешь быть императором. И в прошлой жизни не хотел. Впрочем, и Великий не хотел. Но у него не только не было выбора, но никто бы не справился лучше, чем он. Прости, но у тебя выбор примерно такой же – либо белая мраморная плита с золотыми буквами в Императорской усыпальнице в Петропавловской крепости, либо пепел от тебя и всей твоей семьи, развеянный с небес. Это взрослые игры, Миш. Вход рубль. Выхода нет. Совсем.
Хмыкаю.
– Тебе хорошо рассуждать. Ты вот сам не становишься императором. Мной прикрываешься.
Усмешка.
– Уйти в лучах славы или уйти никому не известным, удостоенным лишь построчного примечания в Энциклопедии: «Меценат времен императора Михаила Третьего». И никто не узнает, что я держал в руках почти весь мир. Что лучше?
– Так стань.
– Нет. Лучше уж ты. Тщеславие – глупое чувство. Миша, прекращай валять дурака. В прошлый раз ты погубил Империю. Зачем снова? Ты помнишь, как ты Александру Третьему вылил на голову ушат воды?
Киваю.
–Помню. Что ж не помнить. Было прекрасное утро. Папа обозревал окрестности. Дышал, так сказать, свежим воздухом.
– И?
– И все. Вылил ему на голову чан с водой для умывания.
–И что папа?
– Огорчился, видимо. Неприличные слова я уж не помню.
– Вот. А ты еще не хочешь быть императором!
Качаю головой.
– Скучно. А с чего мне быть императором? Вакансий нет вроде.
– Пустое. Всему свой черед. Сказано в Евангелие: «Имеющий уши – да услышит, имеющий глаза – да увидит, имеющий разум – да осознает». Всмотрись в лица. Они, вот они-они, так вот, они перестают бояться. При Маше-Первой боялись даже посмотреть не так, прикрывали губы от вездесущих сканеров. Впрочем, кому я рассказываю, ты точно так же боялся, и вы с Дианой маскировали свои запретные слова поцелуями. Наивная попытка, признаюсь, мы, конечно, все расшифровывали, но не об этом сейчас речь. При Маше-Два бояться стали меньше. Появилось ощущение возможности грядущих перемен, а тут еще и твоя популярность среди молодежи. А вот при Вовке бояться практически перестали. С момента смерти Маши и воцарения Вовы по Терре пошла какая-то Дрожь Земли. Словно вертикально падающие льды Антарктиды, рушатся страхи и запреты. Вовка не справится, его никто не воспринимает всерьез. Он слаб. Есть опасность, что он может стать последним в Династии. Вы договаривались на год, но боюсь, что придется отпустить его значительно раньше.
Иронично спрашиваю:
– Завтра?
Но Борису было не до веселья.
– Завтра или не завтра, но… Девочек надо выдать в надежные руки сначала… А вот к тебе идет первый посетитель.
К нам решительно направилась Эбигейл.
Борис в приветствии склонил голову:
– Ваше высочество.
– Рада видеть вас, Борис. Позволите украсть у вас Михаила на несколько минут?
Степенный кивок.
– Да, конечно, я пока прогуляюсь по парку.
Он кинул взгляд на мой светящийся браслет и не спеша, натянув носки и обувь, направился по аллее. Что ж, через свой браслет и чип он будет слышать каждое слово, произнесенное здесь.
– Эби, я рад тебя видеть.
Фырканье.
– Не надо заговаривать мне зубы комплиментами! Я пришла не за этим!
– А за чем же?
– Отпустите меня домой. Я не хочу. Мне невыносимо здесь быть, быть рядом с Владимиром!
– Будешь стоять? Я кавалер еще тот. Могу и посидеть в присутствии дамы. Водичка хороша, кстати.
– Я постою!
Пожимаю плечами.
– Сказано было даже с вызовом. Оценил. Я просто впечатлен. Почти плакал. Рыдал почти. У меня есть семечки, кстати. Хотя нет, обойдешься. Гуляй, не буду настаивать на галантности. Как говорится, флаг тебе в руки, Эби. Ты уже пять лет его невеста. Что случилось вдруг?
Она кивнула.
– Да, пять лет. И не вдруг. Все пять лет я исполняла волю бабушки. Стюартам-Савойям-Романовым нужна свежая кровь, а Остров стоит Мессы, если перефразировать Генриха IV Наваррского. Но все время это казалось чем-то далеким. Императрица была молода и могла править еще лет сорок-пятьдесят. И вопрос со свадьбой, с учетом всяких Державных протоколов и интересов сторон, тоже дело не одного месяца, если не одного года. Все было приемлемо для меня. Но вдруг все изменилось. Императрица неожиданно умерла. Вовка внезапно на троне. Откровенный и непроходимый дурак. Ничтожество. Сопляк! И я должна выйти за него замуж, и рожать от него пятерых детей, так что ли? Ладно, державные интересы, все такое, но я не обязана находиться рядом с человеком, который мне противен!
– Раз уж ты стоишь, нет ли у тебя в поле зрения камушка? Желательно плоского. Они лучше пружинят от поверхности.
Или я плохо знаю Эбигейл (а я ее хорошо и много лет знаю) или она продуманно что-то хочет, зараза такая! Ладно, поиграем в эти игры. Я тоже умею.
И она.
– Могу кинуть камнем тебе в голову.
Прозвучало многообещающе.
– Эби, тебя просто глупо злит ситуация с графиней Льговой. Все устроится. Это же дворец и дворцовая жизнь, сама понимаешь…
Она меня перебила:
– Миша, вот только честно, как перед иконой, скажи – ты хочешь, чтобы я вышла замуж за Владимира?
Мля, прости господи. Почему все вокруг думают, что они умнее меня? Даже противно от ощущения собственной неполноценности в их глазах.
– По-человечески, нет, не хочу. Но не все зависит от нас. Вова – император. Ты сюда прибыла именно для того, чтобы выйти замуж и стать русской императрицей.
– Не увиливай! Да или нет??!
Выдох (сокрушенно-печально).
– Нет. Но…
Она не дает мне закончить фразу и торопливо тараторит, словно боится, что я не дам ей договорить:
– Миша, сейчас траур, потом пост! Отпусти меня в Эдинбург! Отпусти! А там видно будет. Я хочу посоветоваться с бабушкой.
Знаем мы это кино. Хотя не спорю, бабушка намного мудрее, а у Эби тут недостаточно каналов информации. Ситуация вышла за рамки предвиденности. Нужно прояснить и получить всякие заверения.
– Эби, не только я здесь решаю.
– Ой, Миш, Вовка сделает все, что ты скажешь. Так да? Дозволишь?
Опять мне говорят императорское «дозволишь».
– Эбигейл, я не могу ничего дозволять или не дозволять. Это прерогатива императора.
– Миша, не цепляйся к словам. Так что? Замолвишь словечко перед его всевеличием, прости господи?
Смотрю на произведение собственной генетики. Эби так гордится мудростью и древностью своей пра… (и прочее) бабушки. Еще бы! Бабушка! Дочь самого Великого и Благословенной! Сто раз говорил сам себе (в порядке напоминания), что ее Благословенной пра… (чего-то там) бабушки и в проекте не было, когда я гулял по всяким барышням в бытность свою гвардейским офицером. Она думает, что если ей двадцать лет, то и мне двадцать, а все мальчики глупы по определению. Может быть. Но мне почти шестьдесят. А в абсолютных цифрах эпох мне, на секундочку, СТО СОРОК ДВА ГОДА. Даже не знаю точно к какому поколению внучек Эби мне приходится.
– Отвечу ближе к вечеру. Надо подумать и взвесить. В том числе и то, как это мысль донести до императора. Я не уверен, что мысль сия ему понравится.
Бывшая шотландская наследная принцесса фыркнула:
– Зато я точно знаю, кому из окружения Вовки эта идея очень понравится!
– Этого тоже нельзя исключать.
Эбигейл минуту смотрела мне в глаза. Потом вздохнула печально:
– Эх, Миша-Миша… И как бы ты только правил, если бы сам был императором?
Пожимаю плечами.
– К счастью, я не император и мне не грозит. А в остальном… Честь в Служении на благо Отчизны. Так бы и правил.
Повернулась и не менее печально пошла по аллее в другую от Бориса сторону.
А вот и Вовка со своей, прости господи, графиней-принцессой-Марсианской-императрицей-царицей. У той правда, неожиданно хватило ума остановиться в шагах десяти и сделать вид, что она любуется морем. А она умнее, чем я думал. Грешен, признаю. За деревьями не вижу леса. Надо будет с ней вдумчиво потолковать о смысле бытия Божьего.
Вова подошел довольно развязно, за чем скрывалось дикое внутреннее напряжение.
– Привет!
Киваю.
– Привет, Вов. Как дела?
– Хреново!
– Что так? Я ж тебе после Лицея не бил морду.
– Я вчера сглупил! Согласился на твой год! Я не хочу! Понимаешь, не хочу!
– Фи.
М-да. Общение с графиней не пошло ему на пользу. Но, блин, какое на хрен Самодержавие при таких раскладах?! Я сам красавец еще тот, но Вовка просто глупый и капризный ребенок, подверженный чужому влиянию! Сейчас он слушает меня, пять минут назад слушал свою любезную графиню, потом, через пять минут после меня, он снова будет слушать графиню Льгову, потом опять метнется ко мне, с новым «своим мнением», типа он передумал. А потом включатся министры, придворные и прочие мутные личности, которых вокруг трона всегда предостаточно. И что произойдет с Империей и Террой Единства при таком правлении?