шейх Сулейман Аль-Абас, да продлит Аллах его годы!
Михаил таки предполагал. Единственное, что он еще не понимал – как мусульмане узналибудущее? Неужели и они имеют подобную спецназу «Троя» технологию? Но откуда?Было ясно, что этот шахид – простой исполнитель и ничего больше не знает.
Размышляя,он услышал, как дверь в комнату тихонько отворилась и за ней послышаласькакая-то возня. Он подумал, что это Анатоль с верзилой Вольфом волнуясь, невыдержали и решились поинтересоваться, что тут у него с Фадланом происходит.Теперь их присутствие было вполне допустимым, поэтому Беловский даже необернулся и не обратил особого внимания на их своеволие и даже хотел, было,позвать Коэна, чтобы сообщить ему новую информацию. Но вдруг взгляд электрика,направленный в сторону двери начал сиять, а рот открываться в счастливойулыбке. При этом из приемника пронзительно закричала Изволь:
– Мишка, –сзади!
Он успеллишь повернуть голову и заметить, как из приоткрытой двери в его сторону летитпояс шахида. Он долетел почти до его лица, но, почему-то резко дернувшись икувыркнувшись в воздухе, не падая на пол, улетел обратно в дверной проем.Беловский мгновенно понял, что кто-то за дверью рванул провод взрывателя, и онсработал, как резинка, отшвырнув пояс назад. Михаил успел пружиной бросить себяза койку со счастливым Фадланом, но в полете его медленно обогнала, вращаясь,как планета, улыбающаяся голова электрика. Она пронеслась в ослепительномсвету, в окружении искр и брызг, и врезалась, расплющившись красным блином в прямов плакат с обнаженной блондинкой, раскинувшей руки в застывших брызгах прибоя.
Беловскогожестко тряхнуло, отрывая органы, что-то необузданно сильное и беспощадное. Оно хотелорасчленить его тело на сотни невыносимо болящих кусков, но в спину что-то грузноударило и накрыло тяжелым и безвольным.
Звука небыло.
Воздухатоже не было.
Воздухсгорел.
Вместовоздуха была раскаленная пыль, которая вместе с пламенем ворвалась внутрь его.Она грубо и мгновенно забила нос, рот, легкие и выдула из его головыразорванное в клочья сознание…
Иди испасай!
Огромнаягрозовая туча, клубясь черными горами непостижимой Мишке величины, шла из-заВолги. Пока она не обрушила на его маленькую фигурку, затерявшуюся посредизаливных лугов, свои чудовищные молнии, нужно было успеть домчаться навелосипеде до деревни и спрятаться в каком-нибудь строении, где есть громоотвод.Молнии часто и беспощадно расстреливали луга, где свидетелями их ненависти кземле долгие годы стояли обугленными и изуродованными великанами вековые в два-триобхвата осокори. Где каждое лето от молний по трое суток горят совхозные скирдыи где замешкавшему рыбаку или купальщику некуда скрыться от их прицельногоогня.
Старикирассказывали страшные истории, про табор цыган, который остановился когда-то влугах, недалеко от Волги. Они обворовали все село, но пришла туча и молнияшарахнула прямо в их главный шатер, где испепелила несколько человек. Послеэтого цыгане вернули все наворованное и больше никогда не появлялись в этихкраях.
Еще рассказывалипро рыбака, который в грозу поднимал чужие сети и похищал оттуда рыбу. Его,обгоревшего как головешку, нашли в этих же сетях.
Строжевсего взрослые наказывали не прятаться от молнии под деревьями не стоять воткрытом поле, потому что молнии бьют как раз по этим целям. Но Мишке в даннойситуации больше ничего не оставалось, кроме как стоять посреди луга, спрятатьсяпод деревом, или изо всей мочи крутить педали, уматывая от грозы. Это он исделал.
В ушахсвистел шквальный ветер, в порывах которого кувыркались оторванные листья,ветки, сорванное со стогов и скирд сено. Его старенький велосипед без крыльев ипрочих лишних деталей, скрипя раздолбанными подшипниками, нес его по узкойтропинке к спасительным мосткам через Кудьму на другом берегу которой былосело.
Сзади, где-тоуже совсем близко то и дело оглушительно трещал гром. По спине хлестнули первыетяжелые капли дождя. До мостков оставалось совсем немного – небольшой спуск споворотом и вдруг его штанина, которую он в спешке не успел закатать,предательски попадает в цепь и Мишка, кувыркаясь, летит через руль в мокрую,пахучую траву. В это же время в нескольких метрах от него треснуло так, чтосломалось, как спичка и рухнуло огромное дерево. Это ему рассказали потом. А онже со всего маху, всеми внутренностями сильно и больно плашмя ударившись обземлю, потерял сознание.
ОчнулсяМишка от плотных струй ливня, как из шланга хлеставших по его гудящему от ударателу. Он все пытался посмотреть наверх, но мощные капли были по его лицу, недавая открыть глаза.
– Миша!Миша! – теребил кто-то его издалека. – Мишенька, ты жив? Миша!
Чей этоголос? Беловский сделал усилие, чтобы прикрыть рукой от струй воды лицо, нопочувствовал острую боль.
– Сейчас,сейчас, дорогой! Сейчас я тебе помогу! – с какой-то немного старушиачьейхныкающей ноткой в голосе произнес все тот же голос. – Сейчас, сейчас…
Михаилпочувствовал, что его лицо чем-то защитили от воды, он открыл глаза и увиделперед собой старого еврея, который с красными от слез веками, с той самой вечнойпечалью, как это могут делать только одни евреи, радостно смотрел на него иприговаривал:
– Ну, вотже ж ты! Ну, вот же ж ты! Зачем ты так пугаешь Анатоля!
Михаил, струдом осознавая, где находится, спросил:
– Чтослучилось?
– Этоттупица Вольф, решил спасти меня. Только я отвернулся, он бросил в комнату ктебе взрывчатку Фадлана. Но я таки успел его хоть немного оттолкнуть! Иначетебя бы разорвало на куски, Михаил!
– Откудаздесь вода? – простонал он.
– Этопротивопожарная система работает. Ну и хорошо! Ну и хорошо! Вода затушила огоньи прибила пыль, иначе мы бы задохнулись!
– Что сомной?
– Ничегострашного. Главное, что ты жив! Тебя спасло то, что основной удар принял насебя этот проклятый электрик. Я тебя из-под его тела достал. Боялся смотреть натебя, такой ты был кровавый. Но водичка с тебя всю его поганую кровь смыла, аты – весь целенький! Только вот ноги…
– А что сногами?
Коэн сделалвид, что не услышал вопроса.
– Что уменя с ногами? – повторил Михаил и попробовал ими пошевелить, но опять потерялсознание от острейшей боли.
Беловский почувствовал,что все его тело гибнет. Оно было сломано и безжалостно исковеркано. Ему былоочень больно. Человеческое тело, каким бы оно ни было сильным инатренированным, на самом деле очень слабое и беззащитное. Человек всю жизньтолько и занимается тем, что оберегает его. Он все делает очень осторожно,стараясь не повредить себя – и ходит, и садится, и ложится. Достаточно совсемнебольшого соприкосновения этого нежного организма с окружающей средой, и онуже начинает страдать, покрываться синяками, шишками, язвами и ранами. Человектак привык беречь себя, что совсем не замечает того, что он это делает каждуюминуту, что весь его быт создан им исключительно для защиты своего беспомощноготела. Он сделал для него дома, мебель, одежду, обувь. Он придумал разнообразнуюкухню, потому что не способен есть сырую пищу, создал медицину, для того, чтобыподдерживать в себе жизнь, которая все время стремится затухнуть. Он построилцелую цивилизацию с единственной целью – обезопасить свое неприспособленное кжизни тело и максимально продлить его существование во враждебном ему мире. Человекявно был создан не для этого мира. Он здесь чужой. Ему здесь плохо и опасно.Каково же было отчаяние и горе голого и беспомощного Адама, выброшенного изсвоего мира в эту перманентную, но привычную для его потомков муку, в эту ненавидящуюих среду, которая называется – земная жизнь…
Михаилпостарался встать… и у него, почему-то, получилось. Невыносимая боль, которая толькочто жгла все его тело и заполняла собой все сознание, не оставляя в нем нималейшего места для каких-либо иных мыслей, как-то разом прошла и мир сразупоказался ему таким прекрасным, таким уютным!
За густыми тенистымидеревьями парка, искусно насаженного вокруг виллы, виднелось лазурное ласковоеморе. Тропические цветы, которыми было украшено все окружающее пространство, густоблагоухали, привлекая к себе самых причудливых птиц и насекомых. Ему нестерпимозахотелось туда, к этим птицам, к цветам, к зелени, к теплому морю. Емупочему-то было очень важно подойти и потрогать все это. Прикоснуться, понюхать,окунуться, влиться в этот восхитительный мир, стать частью его, быть в нем.
К своемуудивлению в глубине этого чудесного парка он заметил приближающихся к нему людей.Они были одеты в странные одежды, цвет которых Михаил не смог бы назвать. Он незнал и никогда не видел такого цвета. Он просто был очень красивым. Он былвосхитительным, сотканным как бы из всего окружающего великолепия, с восторгомсуществовавшего, чтобы стать элементом этого цвета. Существовавшего сединственной целью – быть для этого цвета. Почему-то Михаил безошибочно понялсмысл этого цвета именно так. Именно, как непонятную и незнакомую ему ткань,сотканную из понятной и знакомой красоты окружающей природы. Это был даже нецвет, это было необъяснимое наслаждение для глаз.
Он радостнои бессознательно направился к этим людям. Их было немного, человек семь. Двоеиз них тоже подошли к нему, но встали, не доходя нескольких шагов, и первый из нихсказал:
–Приветствуем тебя, воин Михаил! Но не подходи к нам близко.
– Кто вы,ангелы или люди? – остановившись, с восторгом спросил Беловский.
– Люди мы, люди,Миша. Ты меня не узнаешь? – засмеялся один из них.
– Как будтоты мне очень знаком, но вспомнить не могу. Да вы мне оба очень знакомы, но явас никогда не видел!
– Этопотому что ты смотришь сейчас не глазами. В глазах мы кажемся другими.
– Но кто жевы?
– ДаТимофей я, Миша. Не признал? А это – Киприан. Вот и свиделись еще разок!
– Тимофей?!Ты!?
– Да, – я,я… Чего ты удивляешься? Пора бы уже привыкнуть…