– Мишенька,Мишенька, наконец, ты нас нашел…
Беловский судивлением присмотрелся к женщине и не поверил своим глазам:
– Лена?!Лена?! Это ты?
Лена обнялаего ноги, прижалась к ним щекой и зарыдала. Михаил, с девочкой на руках,опустился перед ней на колени:
– Лена, что стобой? Что тут происходит? Кто это? – спросил он, наблюдая, как сползшиеся совсех сторон скелеты рвут, режут на части и делят тех самых двоих, которыедогоняли девочку.
Лена пробовалачто-то произнести, но рыдания душили ее.
– Лена,Леночка, успокойся. Я тут. Все будет хорошо! – пробовал успокоить ее Беловский,обнимая ее плечи свободной рукой, но она лишь сильнее начинала рыдать. Наконецона немного успокоилась и смогла выдавить из себя:
– Мишенька,наконец, мы вместе!
– Вместе,конечно же, вместе!
– Мы так долготебя ждали, Миша!
– Почему мы?Кто еще?
– Мы сИзволькой… – она кивнула на затихшую, на плече Михаила девочку.
– ЭтоИзволька? – закричал он, – это Изволька?!
– Да, Миша.Это – твоя дочь…
– Моя дочь? – рыдая, воскликнул он, – но почему ты мне ничего не сообщала? Почему скрыла?
– Потому чтоты – американский летчик. А я не хочу, чтобы у моей дочери был американскийотец. Изволька – русская. Я ждала, когда ты тоже станешь русским. Я знала, чтоты станешь опять русским!
– Я ужерусский, Лена! Теперь я тоже уже русский! Ты даже не знаешь – что со мнойпроизошло! Я тебе все расскажу! Я тебе такое расскажу! Я тебе все-все теперьрасскажу! Теперь у нас будет много времени!
Беловскийбережно снял маленькую Извольку с плеча, прижал к себе и посмотрел в ее личико.Она лежала с открытыми глазками и неотрывно смотрела куда-то в сторону.
– Что с ней,она спит?
Лена заглянулав глаза дочери и сказала:
– Нет. Онаумерла…
Михаил хотелсказать, крикнуть что-то, но звук застрял в горле, как это бывает в страшномсне.
– Не нужноплакать, Миша – услышал он голос Тимофея, – что толку в запоздалых слезах?Лучше иди и спасай. Иди и спасай!
– Иди испасай! – добавил Киприан.
– Иди и спасай!– послышалось отовсюду, пронеслось болью во всем разбитом теле и ударилоэлектрическим разрядом в остановившееся сердце, заставив его снова забиться.
Отрицаюсьтебя, сатана!
Анатоль,видя, что Беловский потерял сознание, не стал больше его теребить, а стянул скойки одеяло, перекатил на него раненого и выволок его на открытую террасу. Всеэто время его деятельный ум один за другим прикидывал планы дальнейшихдействий, но он не находил ни одного подходящего варианта. Он был в безвыходномтупике и от этого чувствовал непривычную для него растерянность. Коэн взвешивалжидкие плюсы и жирные минусы ситуации и был почти в отчаянии от их соотношения:
1. Беловскийбыл серьезно ранен;
2. Сам оннеузнаваемо постарел;
3. Вольфубомба оторвала ноги, и он умер, не приходя в сознание;
4. Всяостальная прислуга была усыплена, а потому ни к чему непригодна.
Особенно онсожалел о том, что был усыплен и доктор, который мог бы сейчас осмотретьМихаила. Это минусы. Из плюсов Анатоль нашел только три обстоятельства:
1. Он сам жив;
2. Беловскийтоже пока не погиб, хотя дышит на ладан;
3. И самоеглавное – шейх получил сигнал о взрыве. Значит, есть немного времени.
Безвыходностьположения раздражала Коэна. Он не привык к такому. Он впервые в жизни не знал,что делать дальше, с чего начать и чем закончить. Но и сидеть, сложа руки исмотреть на умирающего Беловского он тоже не мог. Прежде всего, он оторвал обрывкиизрубленных осколками бомбы шорт с Михаила, снял с себя и с него поясные ремнии перетянул ими ноги лейтенанта, чтобы остановить кровотечение. Потом он сбегалк доктору, сгреб в какую-то коробку все, что только попалось на глаза, включаяноутбук медика, и притащил это на террасу, где лежал раненый.
К своемуудивлению, он застал лейтенанта в сознании. Тот даже немного приподнял из грязнойкровавой лужи вытекшей из него голову, и, дрожа всем телом, осматривалпревратившиеся в мочало ноги.
–Осторожно, Миша! Тебе не нужно шевелиться! – забеспокоился Анатоль, – я сейчастебе помогу!
– М-м-м… –тяжело и часто дыша, взвыл от боли Михаил. – Помогать тут нечему, ног там уженет…
– Ну чтоты, что ты!? Мы еще у тебя на свадьбе спляшем!
– Дожить ещенужно… до свадьбы…
– Доживем,обязательно доживем! Ты же у нас летчик! Ты – русский летчик! Ты – вторымМаресьевым будешь! – пытался шутить Анатоль.
Беловскийнепослушными руками рванул с шеи приемник, и попросил Коэна:
– Ты… ничегоне спрашивай… и ничему… не удивляйся – попросил он, активировав связь с Изволь.
– О,Господи! – первым делом воскликнула она. – Не трогай пока свои ноги, сейчас мыих диагностируем.
Михаилсглотнул сухость в горле и сморщился.
– Пить…дайте пить…
– Сейчас,сейчас, Миша! Подожди чуток! – Коэн вскочил и убежал за водой.
– Что там уменя? – простонал он.
– Ничегострашного: обе ноги по колено полностью раздроблены и нашпигованыметаллическими шариками. Хорошо хоть, что жизненно важные органы почти непострадали. Ты терпи. Только терпи! Мы тебя вытащим!
– Что высобираетесь делать?
– Запустимпрограмму регенерации поврежденных органов.
– Я нехочу…
– Как это такты не хочешь?
– Я к Тимофеюи Киприану хочу.
– Не говориерунды!
– Скажи им,что я не смогу… Я не вытерплю… – из последних сил выдавил из себя Михаил.
–Вытерпишь! – испуганно закричала Изволь. – Ты все вытерпишь! Так будет!
Вспомнилисьтяжелораненые и умирающие солдаты, которых часто приходилось видеть на войне.Большинство из них сначала кричали от страшной боли, но силы их быстро покидали,и если они не теряли сознание, то, молча сосредоточась на чем-то очень важном, тихомучаясь, умирали. Их безвольные тела, с оторванными конечностями,развороченными животами или зажаренной плотью, трепетали, а широко раскрытыеглаза безразлично смотрели на суету вокруг и ничего не выражали, кромечудовищного страдания. Каким бы ни был человек героем, каким бы мужеством ниобладал, какой бы идеей ни горело его сердце, в момент смертельного ранения унего мгновенно пропадает какой-либо интерес ко всему на свете. Только в кинораненые супермены продолжают прыгать, бегать, драться, кого-то спасать или самиспасаться. В жизни такого не бывает. В жизни тяжелораненый человек падает там,где стоял и на этом заканчивается весь героический пафос.
Вот исейчас Михаил почувствовал полное безразличие к Коэну, России и ко всемучеловечеству. Зачем ему все это надо? Он опустил голову обратно в грязнуюкровавую лужу. Ему было все равно – где лежать и в чем лежать. Где-то далекочего-то кричала ему Изволь. Кто-то лил в его растрескавшиеся губы воду, которуюне хотелось уже даже глотать. Ему было больно. Невыносимо больно. Оставьте менявсе!
– Ну,здравствуй, здравствуй, дорогой мой! Здравствуй во веки!
– Ты кто?
– Неужелизабыл? С глаз долой, из сердца вон?
– Денница, ты?!
– Ну,конечно же – я! Как же я рад вновь видеть тебя! Вставай, мой друг!
Он протянулруку Михаилу и легко поднял его на изуродованные ноги.
– Что жеони с тобой сделали! Как же они любят издеваться над людьми!
– Где я? –спросил Михаил, оглядываясь.
– Ты там,где у тебя больше не будет боли.
– Где я? –переспросил опять он, наслаждаясь тем, что боль совсем прошла.
– Ты наземле, на свободной земле!
– А гдеКоэн?
– Забудьпро него! Это предатель!
– Кого жеон предал?
– Того, ктодал ему столько, сколько никому не давал! Этот мерзавец оказался неблагодарнойсвиньей!
– А гдеИзволь?
– КакаяИзволь? Нет ни какой Изволи! Нет, не было, и не будет никогда! Тебе морочилиголову…
– Как жетак?
– А вот так!Это виртуальная штучка.
– А гдеКиприан, Тимофей?
– Вотони-то и морочили тебе голову… Забудь! У нас с тобой начинаются очень интересныесобытия!
– Что засобытия?
– Дляначала, тебе нужно принять соответствующий столь важному моменту вид. Япредлагаю тебе свои услуги имиджмейкера. Между прочим, я самый лучший вовселенной имиджмейкер! Знал бы ты, из какого безобразного материала, из какого,можно сказать дерьма, я создавал кумиров публики, народов и даже целых эпох! Япредвкушаю – какой шедевр может получиться из тебя! У меня чешутся руки,Михаил!
– Кого ещеты хочешь из меня сделать?
– Самоголучшего человека всех времен и народов! Спасителя человечества!
– Но…
– Ни каких«но»! Хватит! Я один раз уже чуть не потерял тебя и не намерен большерисковать!
– Но ты уменя хоть спроси: хочу я быть лучшим человеком всех времен и народов или нет?
– Зачем мнеспрашивать. Ты уже дал согласие.
– Когда?Что-то я не припоминаю…
– Ну,во-первых, тогда, в тронном зале. Ты же не сказал «нет»!
– Я простоне успел…
– Зато тына Сейшелах отказался служить Плотнику. Ты отказался страдать за него. Иправильно сделал!
– Но…
– Оставимэто, Миша… Я не хочу ничего слышать! Лучше пойдем, я покажу тебе, в чем япреуспел за время твоего отсутствия!
Денницапривлек Михаила к себе какой-то силой, и они понеслись над материками иокеанами.
– Смотри, яхочу показать тебе твое царство! Оно прекрасно!
Они влетелив какой-то огромный город, улицы которого были запружены ликующим народом,карнавальными шествиями, оркестрами и танцующей публикой. В воздух взлеталифейерверки и многочисленные воздушные шарики. Потом они унеслись в другойгород, где все повторилось снова – народ ликовал. В третьем городе – тоже! Итак – по всей земле, куда бы они ни прилетели.
– Что онипразднуют?
– Онипразднуют окончание всех войн и воцарение на земле вечного мира!
– Как же ониэтого добились?
– Не онидобились, а я добился! Но не в этом дело. Главное, что человечество больше