Трёхдневная осада и бомбардировка Заборья подорвали силы и единство казацкого войска. В полдень, когда ещё били московские пушки, смоленский «эртаул» неожиданно пошёл на приступ. В казачьем стане тогда тушили пожары. Увидев, что к Заборью направляются значительные силы конных, хорошо, вооружённых, доспешных дворян, Юрий Беззубцев вывел в поле и тронул в помощь казачьему стану отряд в пятьсот сабель. Но тут наперерез ему из Даниловского монастыря выдвинулся конный полк, ведомый князем Михаилом Шуйским. Прежде, чем казачья лава сошлась с сотнями дворянского ополчения в сабельной сече, дворяне и дети боярские дружно выпалили по казакам. Под роем пуль дворянского ополчения казачьи кони вставали на дыбы, заваливались на бок, переворачивались через голову, калеча казаков. Третья часть казаков была убита или ранена этим залпом. Напор казачьей конницы ослабел. Казаки ударили по одетой в тегиляи, доспехи и брони дворянской коннице уже на излете. Этот удар только слегка ошеломил дворян и детей боярских. А следом началась кровавая сеча, в которой с каждой минутой дворяне всё заметнее крошили и били казаков…
В жуткой свалке под свист пуль, скепанье сабель, удары шестопёров, цоканье клевцов, ржание лошадей и крики сражённых Юрлов, упираясь в стремена, кричал Беззубцеву:
– Юрги! Уводи казаков Серпуховской дорогой!
Беззубцев, слыша сквозь гул схватки голос соратника, громогласно отвечал:
– Не можно! Казаки у Заборья гибнуть! Там-от и сынок мой – Дмитрий!
– Не дури, Беззубцев, уводи казаков! Ни-то сами сгинем и всё дело загубим! Болотников уж-от побежал из Коломенского! – орал в ответ ему Юрлов, осаживая коня.
Беззубцев, понимая бесполезность продолжающейся схватки, скрипнул зубами, выругался матерно и кивнул головой. Вслед за тем он велел трубить в рожок и дал сигнал к отступлению. Казаки, оставив сабли и шестопёры, повернули коней и дали им шпоры. Многие стали быстро отрываться от наседавшего противника и, разворачиваясь в седлах, отстреливались из пистолей и пищалей-ручниц. Кто-то, уходя от погони, успевал пустить меткую стрелу в сторону противника, кто-то помогал раненому товарищу удержаться в седле. Тяжёлая доспешная конница дворянского ополчения не стремилась преследовать казаков. Да и князь Михаил Скопин не велел догонять врага. Своё дело он сделал – казаки не смогли прорваться к Заборью и снять осаду «гуляй-городка». Теперь своё слово должны были сказать смоленские дворяне. А Беззубцев и Юрлов, потеряв около трети людей из своего отряда, отступили от Москвы по Серпуховской дороге. Болотников отбивался в Коломенском три дня с 3 по 5 декабря. Затем он прорвал окружение и в тот же день отступил на юго-запад.
А тем временем в Заборье стало горячо. Разметав и разрубив секирами лёгкий забор из высоких кольев и раздвинув возы дворяне и дети боярские смоленского эртаула ворвались в горящий гуляй-городок. Около тысячи казаков бросились им навстречу, и в проломе завязалась кровавая сеча. Но большинство казаков всё же не приняло участие в схватке. Почти 4 тысяч защитников гуляй-города или тушили пожар, или оказались в замешательстве. Они не взялись за оружие, не смотря на призывы Дмитрия Беззубцева и атамана Аничкина «дать бой супротивникам». На помощь смолянам вскоре подоспели воины из Данилова монастыря, ведомые Скопиным. Этих было более тысячи человек. Воины эртаула смяли защитников и ворвались в гуляй-городок. Правда, московские воеводы не успели вовремя стянуть кольцо и полностью блокировать гуляй-город. У юго-восточных ворот, произошла новая скоротечная схватка. Здесь собралось более полутора тысяч верхоконных казаков, которые ринулись вон из Заборья. Дворяне и дети боярские успели несколько раз выпалить по тем, кто рискнул прорваться и избежать плена. В этой схватке полегло ещё до восьмисот казаков. Между тем, казаки, оставшиеся в Заборье, связали Беззубцева, Аничкина и двух их соратников, а затем сложили оружие и «сдалися за крестоцелованием». Они «государю били челом и Крест целовали на том, что ему государю служить будут». Их полностью разоружили и отправили в Москву.
В последние три дня боёв повстанческое войско потеряло более 2-х тысяч бойцов. Большинство из них погибло в Заборье или близ него. Более 5 тысяч повстанцев или сдались, или добровольно перешли на сторону противника. Обескровленный отряд Беззубцева откатился на юг. Болотников отступил сначала к Серпухову, затем к Алексину, а следом ушёл в Калугу. Он привёл туда около 10 тысяч копий и сабель. Многие из его людей имели огнестрельное оружие. В его отряде осталось и несколько пушек, поставленных на лафеты с колёсами. Беззубцев же привёл к Туле до 2 тысяч конных казаков и боевых холопов с пищалями и ружьями.
Гражданская война всё более набирала силу. Как кузнец раздувает меха, как горнило набирает жар, так разгоралась и Смута, сжигая и испепеляя в своей топке сотни и тысячи человеческих жизней, увеча в сражениях, в пытках и казнях, коверкая судьбы десятков тысяч людей.
Времена «рыцарского отношения» к раненым и пленным, когда благородно прощали большинство «ошибавшихся», из числа сложивших оружие воинов противника, и затем распускали их по домам, как это было зимой 1604 – весной 1605 года, ушли в небытие, хотя и остались в памяти народа. Правда, уже весной 1605-го в лагере под Кромами казаки ногайками и плетьми разогнали остатки войска царя Бориса Годунова. Нечто повторилось и 26 октября 1606 года после боя под Троице-Лыковым. Тогда служилые люди Истомы Пашкова разогнали ногайками, избили и ограбили несколько тысяч таких же служилых людей, детей боярских и дворян из войска Шуйского.
Однако, уже после ожесточённого сражения на Угре, повстанцы начали применять устрашающие меры к представителям противостоящего лагеря. Так князь Борятинский, после года пребывания без следствия и суда в тюрьме у восставших, свидетельствовал судьям Разрядного приказа, что: «Как колужане заворовали, царю Василью изменили и пришол в Колугу Ивашка Болотников и отца ево велел, повеся за ноги, рострелять ис пищалей…». Страшная казнь князя Барятинского-старшего воскресила жуткие картины кровавых карательных акций в Комарической волости конца зимы 1605 года. Тогда князь Мстиславский направил на подавление восставшей Комаричей служилых кадомских и касимовских татар. «Воровская» волость была подвергнута жестокому разорению. Население бежало в окрестные леса. Всех попавшихся мужчин без разбору и следствия татары вешали за ноги, жгли и расстреливали из луков. Женщин и детей топили в проруби. Крестьян, оставшихся в живых в той бойне, татары полонили и потом продавали в холопство. Но тогда в 1605 году карателями были «нехристи» – служилые кадомские татары. А теперь-то, в 1606 году, такое непотребство стали творить православные, русские. И это явно был далеко не единственный случай.
Царские воеводы отвечали на это ещё более кровавыми мерами. После разгрома повстанческого войска под Москвой в укреплённом лагере у села Заборья войска Шуйского захватили около 700 пленных – казаков и боевых холопов. Эти пленники недолго томились в московских темницах. Тех «воров, которые поиманы на бою, (Василий Шуйский) повеле посадить в воду». Каждую ночь их выводили сотнями, ставили в ряд и убивали ударом дубины по голове. Трупы тех убиенных и раненых, потерявших сознание людей, спускали под лёд в реку Яузу. Один из предводителей заборского войска – атаман Аничкин был посажен на кол. Тысячи «воров» были брошены в тюрьмы в разных городах.
Казаков, что сдались в Заборье на милость победителя, распределили на постой в Москве. Шуйский же «повеле им давати кормы и не веле их ничем тронути». Вскоре все они были повёрстаны на государеву службу.
Казни, совершавшиеся ежедневно и на центральной площади в Путивле, живо напомнили опричнину. Таковыми были пытки и казни «лихих изменников-бояр» в 1570 году на Поганой луже в Москве… Совершенно также казнил и мучил дворян и бояр в Путивле мнимый внук царя Иоанна Грозного. Князей и дворян, как повествует летописец, «Петрушка» «повеле посекати, по суставом резати, а иным руки и ноги нахрест сечь, а иных варом обливати и з города метати»[15].
Подобным образом описаны расправы казаков в разрядных книгах. «В Путимль привели казаки инова вора Петрушку…и тот вор Петрушка боярина князь Василья Кардануковича, и воевод, и дворян, которых приводили…всех побили до смерти разными казнями, иных метал з башен, и сажал по колью и по суставам резал», – значится в разрядах. Судя по именам, упомянутым в источниках, в Путивле погибло несколько десятков знатных дворян и бояр. В их числе были: боярин-князь Черкасский, царский ясельничий Воейков, знатные князья-воеводы Ростовский, Приимков-Ростовский, Коркодинов, оба Бутурлиных, Измайлов, Плещеев, Пушкин, Ловчиков, Юшков, Бартенев, Языков и др.
Повстанческий лагерь «царевича Петра» разительно отличался от лагеря царевича Димитрия в Путивле. Чем это было вызвано? Несомненно, что казни эти начались не сразу, а только на исходе ноября и в декабре 1606 года. К тому времени вести из Москвы о казнях казаков, захваченных в плен в ходе сражения за столицу, докатились до Путивля. Это вызвало ответную реакцию у терских казаков и их атаманов.
Отечественный историк Р. Г. Скрынников считает, что в ходе Гражданской войны террор нарастал постепенно, что среди простого народа усиливались антикрепостнические настроения. Социальное противостояние и классовые противоречия брали своё. «Власть вольных казаков была несовместима с господством дворян», – писал исследователь[16]. Но тогда почему Путивльский воевода Шаховской и окружавшие его князья и бояре (Телятевский, Мосальские) и дворяне, «признавшие царевича Петра» и целовавшие ему Крест, не постарались ослабить репрессии. Неужели только из-за боязни вызвать гнев казаков и простонародья? Но ведь и казачьи атаманы, и многие бывалые казаки сами понимали, что без опытных военачальников из среды боярско-дворянской воинской элиты им не победить Шуйского. Мало того, книги Разрядного приказа кратко и точно определяли причины казни многих бояр и воевод в Путивле: «Побили за то, что вору («Петру») Креста не целовали»