Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле — страница 28 из 59

В XVI столетии в Устюжне проживало около 6 тысяч человек. Город стал крупнейшим центром металлообработки и оружейного дела в Русском государстве. При описании посада в 1585 году в Устюжне было учтено 77 кузниц[53]. Многие устюжские «железнодельцы»: «гвоздари, котельники, сковородочники, замочники, угольники, молотники» имели дворы вне посада по всей округе. Устюжна поставляла железо на рынок, снабжала монастыри и города, выполняла огромные по тому времени правительственные заказы. Здесь делали «железо на варничной обиход» (для солеварен), «железо кричное, и опарошное, и прутовое, и железа плужные и сохи, и гвозди». По заказам правительства здесь ковали небольшие пушки – «волконейки», отливали десятки тысяч ядер. Неспроста ляхи и литва пришли в этот дальний северный край.

Для организации обороны Устюжны загодя из Москвы был прислан воевода – боярин Андрей Петрович Ртищев. С Белозера туда же пришло около четырёхсот ополченцев – охочих людей. У деревеньки Батневки Ртищев вступил в бой с тушинцами. Но ополченцы не смогли противостоять в поле латной польско-литовской кавалерии, и поляки «покосили их как траву». Остатки отряда с множеством горожан и охочих людей, пришедших с округи, сели в осаду в крепости. Литовские ратные сразу брать приступом город не рискнули, так как горожане были хорошо вооружены. Захватчики решили дождаться подкреплений, блокировать, а затем захватить город, и заставить кузнечные мастерские производить оружие и боеприпасы для них.

Но устюжане – народ бывалый – стали строить бревенчатый острог, увеличив тем самым площадь оборонительных сооружений. В городе и в ближайшем пригороде полным ходом заработали 30 кузниц. За четыре недели было изготовлено и доделано свыше ста «волконеек» и крепостных («затинных») пищалей. Число охочих людей, решивших оборонять город, выросло до двух тысяч человек.

Уже 3 февраля к Устюжне подошёл пятитысячный отряд пана Козаковского. Ляхи и литва пошли на приступ острога и бревенчатых стен города, но были встречены шквалом огня. Понеся большие потери, осаждавшие отступили. Оборонявшиеся сделали вылазку и захватили большую осадную пушку. 8 февраля тушинцы получили новое подкрепление. Приступ к крепости повели с двух сторон. Встреч им защитники дали залп из 80 орудий. Передние ряды колонн, шедших на приступ, были практически сметены огнём из крепости. Понеся большие потери, польско-литовский отряд отступил от Устюжны и более не возвращался. Это был очередной случай нарастающего сопротивления захватчикам.

* * *

В середине февраля к Беззубцеву в Тушино прискакал гонец из Путивля, привезший грамоту. В той грамотце, что пришла в Путивль от воеводы из Царёва-Борисова, сообщалось, что «Писали ему (воеводе) донские атаманы и сотники, де ходили донские казаки из Раздор зимником под Азов, да взяли языка. А по слову его, де разослал крымский царь Селямет-Гирей грамоты своим мурзам, беям и уланам, де собирает царь рати, велит итти к Перекопу конно, людно и оружно. Да штобы были одвуконь, да с припасом и с кормами. А быти им у Перекопу к исходу марта…».

Стало ясно, что в Крыму, в Приазовье и в Северной Таврии вновь всерьёз готовятся прощупать южнорусские границы, что вероятно грядет очередное крупное нашествие, а с ним и разорение южных уездов России. После 7099 года (1591 года по Р.Х.), когда крымско-турецкое войско царя Казы-Гирея было разгромлено под стенами Москвы, таких указов Крымского хана и сборов ратных людей не наблюдалось. Созыв воинских сил крымских и ногайских татар у Перекопа был явно связан со смутой в России, оттоком служилых людей с южных рубежей к центру, с разрушением пограничных укреплений и расстройством всей порубежной службы.

На скором совете Беззубцева со своими соратниками было решено немедля ехать на Северщину и предпринять всё возможное для защиты родного края. Да и что было делать нынче в Тушино? И Беззубцеву и Юрлову, да и всему их окружению было ясно, что царь-то не настоящий…

18 февраля конный отряд путивльских служилых людей числом до двухсот верховых тайно ушёл из Тушина и направился в сторону Тулы – на юг.

* * *

По анонимной описи, дошедшей до наших дней, с 3 октября 1608 до конца января 1609 года осаждёнными Троице-Сергиева монастыря была сделана 31 вылазка. Возможно их было больше. 19 февраля 1609 года в захваченных Сапегой документах из Троице-Сергиева монастыря, отправленных к Василию Шуйскому, сообщалось о том, что боевые и продовольственные запасы осаждённых подходили к концу. Недостаток дров, так необходимых для отопления монастыря во время зимней стужи приводило к тому что «их приходилось покупать у неприятеля ценой крови». Осаждённые делали вылазки и отбивали у тушинцев склады с дровами. В каждой такой вылазке погибало и получало раны несколько десятков человек.

К марту 1609 года осада Троице-Сергиева монастыря переросла в тактическое противостояние. 1 апреля 1609 года тушинцы захватили трёх стрельцов с пятьюстами посланиями в Москву. В письмах сообщалось, что цинга ежедневно уносит десятки жизней, и гарнизон монастыря дальше держаться не может. В мае положение защитников Троицы было настолько тяжёлым, что Сапега вновь направил в монастырь парламентёра с письмом, в котором потребовал немедленной сдачи крепости, но ответа не получил.

* * *

Молодой и талантливый воевода приходился дальним родственником Василию Шуйскому. Самый молодой из всех известных русских воевод того времени он не носил ни бороды, ни усов. И отроду-то ему было всего 22 года. Но он уже успел прославить своё имя в цепи победоносных сражений.

В 1604 году ещё при царе Борисе он стал стольником. В 1605 году уже при царе Димитрии ему был пожалован чин «великого мечника». Выполняя поручение Димитрия, он сопровождал инокиню Марфу (Марию Нагую) в Москву.

В 1606 году после переворота и прихода к власти Василия Шуйского, он был назначен воеводой. Сначала отряд под его руководством остановил повстанческое войско Болотникова на реке Пахре, заставив повстанцев идти на Москву более длинной дорогой, что позволило московским воеводам подготовить столицу к обороне. Во время осады Москвы этот молодой воевода смело и решительно руководил боевыми действиями за линией крепостных стен. В ходе большого сражения под Москвой в начале декабря 1606 года он со своим полком наступал «от Серпуховских ворот» и его люди «воров побили и живых многих поймали». Иван Болотников и иже с ним… бежали с остатками своих войск в Калугу. В осаде Калуги он также принимал немалое участие, во главе «особого полка по другую сторону Калуги».

Своими успешными действиями и незаурядным умом 22-летний воевода снискал всеобщее уважение и был поставлен во главе передового войска, направляющегося к Туле, куда из Калуги отступили повстанцы. В июне 1607 года на речке Вороньей близ Тулы произошло крупное сражение. «Воры», умело использовали топкую местность и засеки, довольно долго сдерживали натиск дворянской конницы и лишь стрелецкие отряды смогли, оттеснить повстанцев за городские стены. Опыт этих боёв был хорошо усвоен молодым воеводой. Впоследствии он стал широко использовать деревянные укрепления-острожки против панцирной польской конницы.

В Москве Василий Шуйский пожаловал его боярским чином, что для столь молодого человека было крайней редкостью. Когда в двухдневной битве под Болховом польско-казацкое войско Лжедмитрия наголову разгромило рать бездарного Дмитрия Шуйского, царь Василий выслал по Калужской дороге против «воров» большой отряд во главе с молодым воеводой. Он дал ему указания, где встретить неприятеля. Однако, перейдя Оку, воевода разослал дальнюю сторожу, и выяснил, что самозванец движется на Москву иной, более северной дорогой. Поспешить наперерез и ударить по войску Лжедмитрия с плеча или с тыла помешала «шатость» в войске, часть которого не проявляла желания сражаться за «боярского царя». Молодому воеводе удалось справиться с основными заговорщиками: Иваном Катырёвым-Ростовским, Юрием Трубецким и Иваном Троекуровым. Он решился на смелый и неординарный шаг, подрывавший устои местничества. Велел схватить заговорщиков и отправил их под стражей в Москву. Время же для решающей битвы было упущено. Войску самозванца, состоявшему главным образом из польско-литовских и запорожских отрядов, удалось в начале июня 1608 года подступить к Москве и осадить её с северо-запада. Вернувшись в Москву, молодой воевода принял участие в обороне города и громил войска самозванца на Ходынском поле, пока тот не отступил и не засел в Тушино.

Вскоре на молодого преуспевающего военачальника была возложена особая миссия – возглавить посольство для переговоров о союзе со шведским королём Карлом IX. В обмен на «свейскую помощь» Василий Шуйский готов был отказаться от прав на Ливонию и уступить шведам крепость Корелу с уездом. Одновременно, молодой воевода должен был собрать новое войско на Русском Севере. С конным отрядом из 150 детей боярских он был послан из Москвы на север. Искусно лавируя между отрядами «тушинских воров» и ляхов, он добрался до Новгорода. Но туда уже проникли вести о щедрых обещаниях самозванца, и там также началась «шатость». Изменили Шуйскому также Псков и Ивангород. Посадский люд, недовольный установленными порядками, был готов поднять бунт. Новгородский воевода Михаил Татищев, принял молодого посла-воеводу с распростёртыми объятиями. Но оставаться в городе было опасно, и Татищев поспешил выехать с московским посольством навстречу шведам. Под Орешком они встретили шведское войско численностью в пять тысяч человек во главе с Якобом Делагарди.

Тем временем в Новгороде взяли верх сторонники Шуйского, и новгородские послы торжественно пригласили молодого полководца и шведов в город. В последующие месяцы Провидение сподвигло его стать признанным вождём и полководцем всего Русского Севера, и под его руку стал стекаться воинский люд. В Тушине быстро оценили опасность и отправили против Новгорода большой отряд пана Керножицкого. Однако, новгородцы не подвели и во главе с воеводой и шведами отстояли город. Подкрепления, пришедшие из Тихвина и с Онежских погостов, заставили поляков и литовцев отступить от Новгорода.