После того как последние татарские отряды ушли за Большую Черту, Беззубцев полностью отвёл свой отряд за Оку и разбил гуляй-город за рекой Осетром, под Венёвом, близ Михайловского поля и Венёвской засеки. Многие охочие и служилые люди стали расходиться по домам уже на Оке. С ними уходили женщины и дети. Своего сына Дмитрия Беззубцев с путивльскими служилыми людьми отправил домой. Стрельцы возвратились свои пригородные слободы, в города, где стояли их полки. Из отряда касимовских татар половина вернулась в Касимов и в Кадом. Другая половина, не смотря на уговоры Беззубцева, подалась к Лжедмитрию в Тушино. Туда же по слухам пришёл ещё один татарский отряд из Касимова во главе с ханом Ураза Махметом. Теперь в отряде путивльского воеводы оставалось около двух тысяч сабель и копий при десяти пушках. Все оставшиеся с ним были добровольцами. Они уходить не хотели. В основном это были казаки, дети боярские и боевые холопы.
Жизнь царицы Марины в Тушине становилась всё нестерпимее. Всё здесь было совсем не так, как это было в Москве с царём Дмитрием. Отец ещё в январе 1609 года оставил Россию и вернулся в Самбор. В письмах к отцу она постоянно жаловалась, что её никто не слушается, что у неё нет денег, что у неё нет хорошего нижнего белья, что нет даже старого венгерского вина. Письма заканчивались просьбами прислать денег, двадцать аршин чёрного бархата с цветами на платье, прислать тонкое кружевное бельё. Власть в Тушине окончательно перешла к польским панам, а «царик» и царица играли роли, как в кукольном театре.
Несколько скрашивали жизнь царицы визиты пана Петра Сапеги, который находил время, чтобы оставить заботы, связанные с изматывающей осадой Троице-Сергиева монастыря, и приезжал к ней на свидание, порой тайно и под покровом темноты. С ним Марина проводила прекрасные вечера и ночи. Но однажды рано утром, возвращаясь от своей возлюбленной пан Пётр свалился с коня. Гайдуки кинулись поднимать его. Но встать на ноги он не смог, так как был мертвецки пьян.
Соглядатые доносили пану Сапеге нерадостные известия. Всё ещё удерживая в кольце Троице-Сергиеву Лавру, он с тревогой следил за ростом и усилением армии Скопы. В середине октября Сапега незамедлительно начал готовиться к походу на Александровскую слободу. Он намеревался сковать основные силы противника. Но Скопа послал под Троице-Сергиеву Лавру несколько летучих отрядов, которые то и дело нападали с разных сторон на осадный лагерь Сапеги и грозили разорвать осадное кольцо. Направляясь навстречу Скопе, Сапега вынужден был оставить под монастырём значительные силы. К Сапеге присоединились две тысячи гусар Романа Ружинского из Тушина, а также конница пана Стравинского из Суздаля.
27 октября 1609 года Сапега подошёл к Александровской слободе с 10-тысячами сабель и 10 тысячами копий. На Каринском поле, близ слободы 28 октября произошла решающая битва. Сапеге удалось опрокинуть передовые сотни русской конницы, однако на этом его успехи закончились. Приготовленные Скопой надолбы и рогатки остановили гусар. Наступавшие попали под убийственный огонь русских стрельцов. Вслед отходившим выезжали конные дворяне и дети боярские, они секли отставших ляхов и казаков, сразу же возвращаясь под защиту укреплений. В течение двух-трёх дней русские отразили ещё несколько нападений Сапеги, который в итоге велел трубить отступление и возвратился под стены Троице-Сергиевой обители.
Победа Скопы под Александровом вызвала ликование в Москве, и принесла молодому полководцу необычайную славу. Многие начали открыто называть его новым царём, а рязанский воевода Прокопий Ляпунов прислал к Скопе посольство с грамотой, в которой просил его взойти на престол вместо ненавистного Василия Шуйского. Развернув столбец и прочтя текст, Скопа разорвал грамоту, сохранив молчание о случившемся. Однако, бояре, окружавшие его, стали высказывать мысль, что такой человек более достоин царского престола, чем Василий Шуйский, запершийся в Москве. Молодой же князь был человеком большой скромности и пресекал подобные разговоры и предложения.
Отдельные полки Скопы, заняв сёла на подступах к Троице-Сергиевой Лавре, вызвали у Сапеги чрезвычайное беспокойство. Не выдержав, он послал отряды шляхтичей Ружинского, Микулинского и Стравинского нанести удар по полку Семёна Головина, укрепившегося в остроге у села Ботово. В условиях наступающей зимы Головин без труда отбил их, с большими потерями для нападавших. Та же самая участь постигла пана Загорского. Тем временем Скопа благодаря новым подкреплениям из Ярославля и Костромы довёл численность своих войск до 30 тысяч. Однако идти на Сапегу и Лжедмитрия он не решался, пока в его тылу оставались занятые поляками и литовцами Суздаль и Ростов.
Успехи русской армии отозвались не только в Москве, но и в Тушине. Воспользовавшись соглашением между Россией и Швецией как поводом, польский король Сигизмунд III осенью 1609 года объявил войну Шуйскому, начав открытое вторжение в Россию[67]. Смоленскому воеводе Шеину удалось перехватить и передать в Москву сведения о том, что поляки намеревались посадить на московский трон уже не Лжедмитрия, а королевича Владислава.
В Тушинском лагере начались раздоры, связанные с выплатой жалования и долгов. Порой дело доходило до вооружённых столкновений. Удерживаемый поляками под стражей, Лжедмитрий в ночь с 27 на 28 декабря, не предупредив Марину, в крестьянской одежде бежал в Калугу. За ним последовали донские казаки. Тушинский стан практически стал распадаться. Царица оказалась никому не нужной.
Сапега, стоявший под стенами Троице-Сергиевой крепости, в начале январе 1610 года с большими потерями отразил нападение сравнительно небольших отрядов воевод Григория Валуева и Давыда Жеребцова. Но следом подошла вся армия Скопы. Сапега без боя велел войскам отступать в сторону Дмитрова. После ряда боев 12 января 1610 года Скопа вынудил Сапегу окончательно снять осаду с Троице-Сергиева монастыря. Сапега отошёл к Дмитрову, разбил близ города стан и укрепился в городском кремле.
Троицкие сидельцы ликовали! Все, кто ещё был способен носить оружие, крестным ходом вместе с монахами, вышли за стены крепости с крестами, иконами и с хлебом-солью. Со слезами на глазах эти люди, пережившие страшную и длительную осаду, холод, голод, раны и смерть ближних, встречали освободителей во главе с молодым русским князем-полководцем Михаилом Скопой. Из главных врат обители навстречу освободителям во главе крестного хода под стройное пение братии шёл архимандрит Иоасаф. Следом за ним с хлебом-солью на подносе выступал келарь монастыря Авраамий. За келарем семенил инок Христофор.
Разговор двух известных персон (графа С.Д. Шереметева и его знакомой дамы) весной 1908 года, продолжался:
– А чем ещё стал известен Филарет в то время?
– Вы помните ли, сударыня, что в Тушино прибыли послы Сигизмунда?
– Помню! Но что же они могли предложить самозванцу и Рожинскому? – в ответ спросила дама.
– Что Вы, сударыня, в то время в Тушинском лагере царил разлад, вызванный поражением, нанесенным Скопиным-Шуйским и Делагарди. Послы даже не пожелали увидеться с «цариком». Куда успешнее оказались их контакты с «тушинскими боярами»: Трубецким, Салтыковым, Рубцом-Мосальским… Не последнее место в этом списке занимал и Филарет Романов… – отметил Сергей Дмитриевич.
– И результатом этих переговоров стало приглашение на царство королевича Владислава?
– Да, это приглашение уже не одно 100-летие бросает тень на подписавших его, в том числе и на Филарета… Но ведь речь не шла о подчинении России полякам! Ведь были выработаны предварительные условия, состоящие из 18 пунктов, включающих и те, согласно которым королевич должен был принять православие…
– А когда Тушинский лагерь распался окончательно, какова была его судьба? – поинтересовалась собеседница.
– После освобождения Волоколамска в Иосифо-Волоколамском монастыре была захвачена тушинская знать во главе с Филаретом. Их отправили в Москву. Шуйский счел за нужное для себя объявить Ростовского митрополита освобожденным пленником!
Глава 4Дом Царицы Небесной – Пресвятой Богородицы(1610–1611 годы)
Положение Марины в Тушинском стане стало практически невыносимым. Ей вспоминалась её недавнее заточение в Ярославле, и порой, казалось, что там, в чужом русском городе ей было легче, чем здесь в «царской резиденции». Она нашла себе сторонников среди донской казачьей старшины. Иван Заруцкий по-прежнему глаз с неё не спускал, да всё улыбался, и с улыбкой кланялся ей в пояс при встрече. В конце концов казаки убедили её оставить Тушино. В ночь с 10 на 11 февраля царица ускакала верхом во главе двух десятков донских казаков прочь из этого проклятого места. Но, как ни странно, своего коня и свой эскорт она направила не в Калугу, а в Дмитров, где во главе значительного польско-литовского войска стоял Пётр Сапега.
Однако, Марина прискакала к своему храброму рыцарю не в добрый час.
Готовясь к главной цели своего похода – освобождению Москвы и разгрому Тушинского стана, Скопа в условиях холодной и снежной зимы сформировал летучие отряды лыжников численностью до 4 тысяч человек каждый. По манёвренности они превосходили даже конницу. Эти отряды первыми делом подошли к Дмитрову и разгромили сильную сторожевую заставу Сапеги. 20 февраля под Дмитровом войско Скопы нанесло удар казакам Сапеги в Дмитровском посаде и перебило их почти полностью. Высланные на помощь казакам польские роты не подоспели и сами, вне городских, стен понесли крупные потери. В ходе артиллерийской и ружейной перестрелки, поляки не выдержали и отступили под защиту валов и башен Дмитровского кремля. Полки русских и шведов пошли на приступ. Ляхи и литва уже были готовы оставить кремль и бежать, но Марина решительно взошла на вал и подняла упавшее знамя над собой.