Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле — страница 38 из 59

должно неправедному еретику-латинянину вести за собой и править християнским народом. Сердце Москвы – Кремль в руце у ляхов и литвы. Потому надо ти нам собрати ся заедин, свести наши силы в один кулак, да ударить по ворогу.

– А где деньги возьмём, штоб большое войско прокормить, да обуть, одеть? Чай зима на дворе, Прокопий? – спросил один из казачьих атаманов.

– Деньги, дадут купцы и посацкие люди. Вон с поволжских градов и с посадов, с Нижнего Новагорода немалую помощь ведь оказали покойному князю Михаилу Скопе, – возразил Юрлов.

– Михаил Скопин-Шуйский – знатного древняго роду князь! А мы-то какие князи? Всё – служивые, да казаки. Да и ты, Прокопий Петрович, за князя не сойдеши, – молвил кто-то из воевод.

– Немало и у нас княжеского роду воевод: Трубецкой, Масальский, Пронский, Волконский, Волынский, Мансуров, – перечислил Федор Шереметев.

– Толико все эти князья не столь старшего колена, как Скопин, да и мало кто Рюрикова рода, – подметил боярин Вельяминов.

– Есть таковой князь середь нас! И древнего роду, и славою воинской отмеченный, и муж праведен! – гордо вскинув голову, воскликнул Юрлов.

– Кто ж таков?

– Князь Димитрий Михайлович Пожарский! За него все поволжские городы и веси пойдут и деньги дадут, – весело улыбаясь, отвечал Юрлов.

– Верно глаголеши! Пращур князей Пожарских – Иван Всеволодович Стародубский – пятый сын Великого князя Всеволода «Большое Гнездо», зовомый Иваном Кашей, – подтвердил Вельяминов.

– Поднимись-ко, князь Димитрий Михайлович! Покажись воеводам и атаманам казачьим! – с уважением просил Ляпунов.

Князь Пожарский встал. Поклонился владыке и совету. Слегка скраснел ликом.

Владыко благосклонно поклонился в ответ. Утвердительно кивнул головой в сторону Ляпунова. Вновь благословил совещающихся и удалился.

* * *

Нижегородцы одними из первых поддержали призыв о созыве ополчения и освобождения Москвы от польско-литовских захватчиков, как только выяснилось, что польский король Сигизмунд III в нарушение условий мира сам решил сесть на царский стол. В январе 1611 года «Городовой совет» Нижнего разослал грамоты в Кострому, Галич, Вологду, Рязань и другие города с просьбой прислать в Нижний своих выборных голов на нижегородский совет.

27 января 1611 года в Нижний Новгород пришла новая грамота патриарха Гермогена, из захваченной поляками Москвы. Патриарх призывал ополчение скорее освободить столицу. Одновременно была получена ответная грамота из Рязани. Эти воззвания нижегородцы разослали по городам, уведомляя о поддержке. Вскоре Нижний Новгород первым отправил конный отряд воинских людей числом в пятьсот человек в состав Рязанского ополчения.

Воевода Прокопий Ляпунов спешно продолжал собирать сводное войско Русской земли для похода и освобождения Москвы. От себя он рассылал грамоты, призывая к войне против ляхов и литвы. К нему под Рязань стекались отряды охочих служилых людей и представителей иных сословий. Купцы Поволжья отправили ему три обоза с «кормом» (продовольствием и фуражом).

Король Сигизмунд, узнав об этом, двинул против него в Рязанскую землю отряд запорожских казаков числом в восемь тысяч сабель. Запорожцы овладели несколькими городами, в числе которых был Пронск. Ляпунов отбил у них город, но и сам попал в осаду. На помощь ему пришёл Зарайский воевода князь Дмитрий Пожарский. Освободив Ляпунова из осады, Пожарский вернулся в Зарайск. Но запорожцы, ушедшие из-под Пронска, захватили ночью Зарайский острог вокруг кремля. Князь Пожарский выбил их и оттуда. Уцелевшие бежали.

Вождём калужских казаков стал Иван Заруцкий. В январе 1611 года он вступил в переговоры с Прокопием Ляпуновым. Под рукой у Заруцкого было около десяти тысяч сабель. Если бы казаки Заруцкого влились в его ополчение, оно увеличилось бы в двое. Что обещал Ляпунов Заруцкому, ныне определить невозможно. Не исключено, что на первых порах, Ляпунов обещал, в случае изгнания поляков, провозгласить сына Марины царём на Москве. Ясно одно, Ляпунов и Заруцкий сговорились. По приказу Ляпунова донские и терские казаки Заруцкого и Просовецкого довершили то, что не сделали Ляпунов и Пожарский. Они выбили из-под Тулы остатки разгромленных запорожцев, служивших королю. Вскоре Заруцкий оставил любимую царицу. В начале марта соединённое ополчение Ляпунова и Заруцкого двинулось на Москву.

* * *

Продолжение разговора графа Шереметева и его знакомой весной 1908 года:

– Да, весной 1611 года положение России было тяжелейшим. В марте первое ополчение подступило к Москве, и поляки могли бы с легкостью избавиться от него, если бы Сигизмунда не связывал Смоленск… – задумчиво произнесла собеседница графа Шереметева.

– Да, как раз в это время для посольства наступили тяжелые времена. Им был предъявлен ультиматум с требованием: отдать приказ Ляпунову снять осаду Москвы, а Шеину – сдать Смоленск. Филарет категорически отказался их выполнять. Тогда послов объявили пленниками и под стражей отправили в Литву, – пояснил граф.

– Прошу прощения, Ваше сиятельство, хочу уточнить вопрос: в Литву было отправлено все посольство, все двести с лишним человек?

– О нет, сударыня… Делегатов от «черных» сословий, а также слуг просто перебили. «Хлопы» для поляков не стоили того, чтобы с ними возиться!

– Ну, а те, кому посчастливилось уцелеть, что с ними стало? – с некоторым испугом и удивлением спросила дама.

– О, Сигизмунд не мог отказать себе в удовольствии уподобиться римским кесарям… Взятие Смоленска было отмечено триумфальным въездом в Вильно. В процессии в открытых тележках везли царя Василия, Шеина, Голицына и Филарета. А затем состоялся сейм, на котором, среди прочих был поднят вопрос: что делать с послами и продолжать ли переговоры? Но о каких переговорах могла идти речь, если поляки считали войну практически законченной, а на России, как на государстве, «поставили Крест».

* * *

Ещё после поражения в Клушинском сражении Делагарди с небольшим отрядом ушёл в Финляндию. Оттуда в сентябре 1610 – июне 1611 годов он руководил боевыми действиями по взятию Ладоги и Корелы. Крепости эти отошли к Швеции. Летом 1611 года он подступил к Новгороду, повёл переговоры с новгородскими властями и с Василием Бутурлиным – одним из воевод Ополчения. После того, как переговоры зашли в тупик, Делагарди осадил Новгород. Однако дальше линии окологороднего острога шведы не продвинулись. Тогда только с помощью лазутчиков и подкупа Делагарди сумел ввёл войска в город. Только так он заставил новгородские власти подписать с ним союзный договор. С этого времени он взял управление Новгородом и новгородскими волостями в свои руки. Правителем он оказался мудрым. Понимая, что удержать в своих руках русские земли гораздо труднее, чем завоевать, Делагарди управлял городом и его волостями на основании русских законов, назначая, как правило, русских воевод, дьяков и старост. Правда, подчинялись они шведским чиновникам и офицерам. Фискальная практика шведской администрации опиралась на русские традиции, налоги взимались по старым писцовым книгам. К тому времени он хорошо выучил русский язык и везде поставил своих доверенных людей, смотрителей и доносчиков. Новгородцы называли его «разумным боярином» и отмечали, что он относится к миру «добрее всех».

После того, как боярское правительство в Москве сделало ставку на королевича Владислава и этим, по сути, выбрало Речь Посполитую в качестве союзника, Делагарди уехал в Стокгольм. Союза России и Речи Посполитой представлял серьёзную угрозу Шведскому королевству. В Стокгольме с подачи Делагарди родился замысел посадить на русский престол шведского принца Карла Филиппа. Таким образом шведский воевода рассчитывая стать ближайшим сподвижником новой правящей династии в Русском государстве. Вскоре по Новгороду, пошел слух, что Делагарди ведёт тайные переговоры с Прокопием Ляпуновым. Тот также предпочитал посадить на царский стол шведского королевича, а не малолетнего сына Марины, тем более не приемлемым было для него принять Сигизмунда. Однако, шведский король Густав II Адольф медлил с решением этого вопроса, задержав выезд Карла Филиппа в Новгород Великий…

* * *

Ляхи и литва вели себя в Москве, как в захваченном городе. Мелкие стычки и драки происходили ежедневно. Гонсевский ввёл круглосуточные караулы у ворот и на улицах. Усиленной стражей охранялись воротные башни. Разъезды латных гусар день и ночь вольно разъезжали по Москве. После наступления темноты и до рассвета москвичи не имели права покидать свои дворы. Был введен запрет для русских носить ножи и сабли. Опасаясь вооружённого сопротивления, боярское правительство и Гонсевский распорядились отнимать топоры и секиры даже у плотников и купцов. Они боялись и того, что москвичи могут вооружиться кольями, поэтому ввели запрет на перевозку мелких дров для продажи. Не считались поляки и с религиозными чувствами русских. Москвичам особенно запомнилось осквернение иконы Николы-Угодника на Никольских воротах Кремля, по которой выстрелил пьяный польский караульный. Случалась и поножовщина. На одном из рынков спор о цене между продавцом и польским солдатом перерос в массовую драку. Здесь поляки убили 15 москвичей.

К 19 марта 1611 года к Москве приблизились передовые отряды Ополчения. Польские воеводы попытались заставить столичных извозчиков помогать им в подготовке города к обороне – снимать пушки со стен Белого города и Скородома, везти их на своих возах в Кремль и Китай-город, чтобы ставить там – у подошвы стен и в башнях. Большая часть извозчиков решительно отказалась, а те, кто поначалу согласился, стали скидывать пушки с валов и стен во рвы. Тут поляки начали расстреливать и сечь саблями извозчиков посреди города. Но москвичи не дали в обиду своих. Кровь полилась с обеих сторон. На помощь польской пехоте прискакал отряд немецких наемников. Драгуны, ранее стоявшие в боевой готовности на Красной площади, в конном строю врезались в толпу, топтали людей коваными конскими копытами, рубили их саблями и учинили страшное побоище над почти безоружными москвичами. Очевидец событий польский шляхтич и офицер Стадницкий позже писал о тех событиях: «Они (драгуны) рассекали, рубили, кололи всех без различия пола и возраста» – и сами были в крови с ног до головы, «как мясники». Только в Китай-городе тогда погибло около 7 тысяч москвичей. Избиение горожан сопровождалось повальным грабежом. Поляки и немецкие наемники громили лавки, врывались в дома, тащили все, что попадалось под руку. Спасаясь от избиения, толпа хлынула в Белый город. В Белом городе народ принялся сооружать заплоты и острожки, вооружаться, чем попало. Разгромив Китай-город, поляки двинулись в Белый город, но встретили здесь серьёзное сопротивление.