Но на всё воля Божья!
– Разве можно волю Божию познать?! Не волен и яз был в том, куда Господь меня направил, – в смущении изрёк Юрий.
– Да уж и тебя вёл Господь! Поначалу человеческим разумением и Божией милостью уберегал и упасал ты, как мог, одного царственного отрока. А ныне Божиим Промыслом дано тебе уберечь и упасти грядущего юного царя. Эх, братец ты мой, крёстный сынок, Юрочек, головушка горемычная! – молвила Марфа, крестя двоюродного брата. – Ох и тяжко тебе будет, коли узнают бояре и князья, кто ты таков. Не жить тебе тогда!
– Что ж делать-то мне, Ксения Ивановна!? – со слезами в голосе спросил Отрепьев.
– Укройся в Сибири, Юшка. Там для России – простор невиданный, а для русского люда – воля… Из Сибири, как и с Дону – выдачи нету. Туда рука боярская не достанет. А я государю нашему – сыну своему накажу, чтоб пожаловал тя тайно, и чтоб никто подлинного имени, званья и чину твоего не упоминал. И чтоб забыли о табе, как об Отрепьеве.
– Беги, укройся! Да прими от меня и в дар, и, как благословение, малый список с образа «Знамения Пресвятыя Богородицы», – с нашей родовой иконы, что особо почиталась и Шестовыми и Отрепьевыми. Да сохранит тя Пресвятая Матерь Божия от всяких бед и напастей, – произнесла инокиня.
Сняв с поставца образок, размером в крупную мужскую длань, она перекрестила им Юрия, склонившего главу. Затем передала образок ему, а он, приняв, упрятал его за отворот кафтана и затянул кушак потуже.
– Да ещё прими от меня в дорогу серебро. Это – толико малое первое жалование тебе за служение и старание о государе своём, – продолжила она и с этими словами достала из шкапчика две увесистых кожаных калиты с монетами и передала Отрепьеву. – Один кошель возьмёшь себе. Другой – передашь сотоварищам своим за службу, – наказала Марфа.
Юрий молча принял и поклонился.
– Яз же за тя, крестник, молиться буду усердно. Век не забуду твоей услуги сыну моему. Спаси и сохрани тебя Господь наш Исус Христос! – добавила она, благословляя и отпуская Отрепьева.
Вечером того же дня Юрлов (Отрепьев) передал один кошель с деньгами соратникам своим, и они отправились в Кострому. Там в кабаке Юрий от себя заказал и велел подать четверть водки, четверть медовухи, бочонок пива и щедро угостил всех своих содругов. А когда пили очередную, просил товарищей своих поминать сродников его – убиенного раба Божиего Богдана и рабу Божию Варвару. Содруги пили и гуляли до поздней ночи, поминая сродников своего предводителя, благодаря его, за щедрое угощение. Сам же в первый раз за четыре года Юрий напился чуть не «до положения риз», хотя голову не терял, был молчалив, лишь клонил чело долу и тихо ронял слёзы то на столешницу, то на пол. Вся ватага воротилась в монастырь лишь на следующий день утром.
Вслед за тем наш герой со своими людьми направился в Москву. На подъезде к городу, он распрощался с соратниками, передал им какое-то письмо и направился в Спасо-Андроников монастырь. Вечером того же дня в монастырь с двумя санями, гружёными продовольствием и оружием приехал воевода Беззубцев. На следующий день утром он оставил монастырь. А ещё через день поутру, запряжённые «одвуконь» трое гружёных саней, на которых разместились молодая девушка с отроком и трое казаков, выехали из монастырских ворот и направились по дороге на Нижний Новгород. Впереди, во главе сего малого обоза рысил одноглазый верховой, вооружённый двумя пистолями, заткнутыми за пояс и саблей, бряцавшей у левой ноги. Под короткополым тулупом у него позвякивала кольчуга. В деснице его были поводья и пика. Да и казаки, правившие санями, были вооружены мушкетами, саблями и секирами. Словом, санный обоз хорошо охранялся и видно было, что в обозе том едут люди небедные, обстоятельные и решительные.
Старый крестьянин по имени Генашка Мокеев, что проживал в селе Лучинском, располагавшемся близ Спасо-Андрониковой обители, в тот час по той же дороге ехал на своих дровнях домой. Увидав, что навстречу ему рысит хорошо вооружённый верховой, а за ним следуют трое добрых саней, загнал Генашка своего гнедого в сугроб и опасливо съехал с дороги.
– Ишь ты, какой лихой! Не иначе – казак? И сколь ноне развелося казаков энтих! А и далёко ль направился обоз сей? – наверное подумал про себя крестьянин, уступая место грозному одноглазому верховому и саням.
Если бы верховой услышал его мысли и ответил, то искренне удивился бы Генашка, снял бы шапку и сотворил бы Крестное знамение…
2 марта к старице Марфе и Михаилу Романову, устроившимся на жительство в Ипатьевском монастыре, от имени Земского собора отправилось посольство под руководством Рязанского архиепископа Феодорита Троицкого. В состав посольства вошли архимандриты Чудова, Ново-Спасского, Симонова, Спасо-Андроникова монастырей, бояре Ф.И. Шереметев, В.И. Бахтеяров-Ростовский, приказные люди, выборные от городов. Посольство сопровождал хорошо вооружённый отряд верховых числом до ста пятидесяти казаков, детей боярских и дворян. Целью посольства было оповестить юного Михаила Феодоровича Романова-Юрьева об избрании на престол и вручить ему соборную клятву. Старица Марфа долго высказывала свои сомнения о верности соборян своему выбору и отказывалась отпустить сына на царство в Москву. Потому послам пришлось проявить всё своё красноречие, чтобы убедить будущего царя и его матушку принять венец…
Глава 6 и ЗавершениеДолгий и кровавый Исход Смуты(середина 1613 – 1620-е годы)
В Европейских землях России ожесточённая Гражданская война продолжалась.
Войска, верные юному царю Михаилу, всё более сжимали кольцо вокруг города-крепости Михайлова. В середине марта 1613 года Заруцкий во главе основной части своего воинства, забрав Марину с сыном, двинулся южнее – на Епифань. Бедная царица Марина! Эта женщина, наверное, прокляла тот день и час, когда, насильно втянутая в авантюру, позволила связать себя с самозванцем.
В начале апреля в Михайлове произошёл переворот, во время которого были перебиты казаки и все сторонники Заруцкого. Земский собор, заседавший в Москве, отправил к нему посольство, предлагая начать переговоры. Казачий атаман попытался примириться с Москвой, выторговывая себе прощение за счёт выдачи царскому правительству Марины с сыном. Но стороны не договорились. На казачьем кругу в Епифани более двухсот казаков и детей боярских заявили о переходе на службу к царю Михаилу. 10 апреля 1613 года войско Заруцкого числом до 2 тысяч донских казаков и 400 черкас (запорожцев) покинуло Епифань и двинулось к городку Дедилову. Царица Марина была вынуждена следовать за атаманом. Хотя теперь она всё более мечтала вернуться с сыном домой – в Польшу.
Ограбив Дедилов, казаки двинулись к малой крепости Крапивне. Бревенчатая крепость была подожжена с четырёх концов. Воинский люд крепости был перебит. Погиб и священник городского Пречистенского собора. Воевода Максим Ивашкин был ранен и взят в плен. 13 апреля из Москвы против Заруцкого был направлен большой, хорошо вооружённый отряд под рукой воеводы – князя Ивана Одоевского. 21 апреля казачье войско вышло из Крапивны и двинулось на юг. Крапивенский воевода, обвинивший Заруцкого «в воровстве», был четвертован. В мае 1613 года казаки дважды пытались взять Ливны, но были отброшены от крепости. Минуя Лебедянь, Заруцкий повернул войско на восток и отступил к Воронежу.
29 – 30 июня в четырёх верстах от Воронежа произошло сражение казачьего войска Заруцкого с войском Одоевского. Заруцкий понёс большие потери, но не был разбит. 1 июля ему даже удалось сжечь предместье Воронежа. Но под напором Одоевского Заруцкий отступил на юг. После перехода через Дон, его войско стало стремительно таять. В этом «войске» с трудом можно было насчитать 500 сабель. Перейдя реку Медведицу, казачий атаман двинулся степью к Волге. Там он вступил в союз с ногайским князем Иштериком. Казакам вместе с ногайцами удалось захватить Астрахань. По приказу атамана Астраханский воевода князь Иван Хворостинин, десятки чиновных людей и видных горожан были казнены.
Если год назад Заруцкого ещё можно как-то было причислить к ряду ярких руководителей повстанческого войска и ополчения, то отныне он всё более напоминал собой главаря крупной банды. Марина видела это и с ужасом осознавала, что её и сына ожидает печальная участь.
Последний осколок Золотой Орды – старый, кровавый хищник Восточной Европы – Крымское ханство и его союзники, чуя слабость Русских земель, разорённых Гражданской войной, усугубляли всеобщее разорение и шатость.
Летом 1613 года крымские ратные пришли под Пронск, Михайлов и Переяславль-Рязанский и стали кошами близ этих городов-крепостей. Рязанцы доносили в Москву о том, что татары часто нападают на пригородные сёла, слободы и дотла жгут их дворы. В том же 1613 году на русские земли напала Большая Ногайская орда. Ногайцы посмели перейти Оку, «воевали коломенские, серпуховские и боровские места», доходя небольшими отрядами до окрестностей Москвы. Прочие отряды крымских ратных людей разорили предместья и окрестности Пронска, Михайлова, Дедилова, Данкова, Переяславля-Рязанского и Курска. Отдельные татарские отряды остались на зимовку близ Большой Засечной Черты, подвергая Рязанскую землю постоянным грабежам.
Осенью 1613 года казачий атаман Михаил Баловень, служивший под началом князя Трубецкого был направлен из Москвы к Новгороду для борьбы со шведами. Однако, по пути – в Тверском уезде – казаки принялись грабить мирное население. Казачье войско рассыпалось на отряды мародёров во главе с атаманами Яковлевым и Васковским. Этот грабёж у них назывался «кормлением». Следом атаманы повели казаков в Заволочье, чтобы «кормиться» за счёт богатых северных русских земель, не тронутых войной. На кругу многие казаки призывали идти на Верхнюю Волгу, а оттуда спуститься на кораблях по реке до Астрахани навстречу Ивану Заруцкому. В марте 1614 года отряды Баловня достигли Череповца и Пошехонского уезда. В апреле в Москве прошёл Земский собор, на котором было принято решение поднять налоги, чтобы выплатить жалование казакам и участникам Первого Ополчения. Однако, общее разорение не позволило это сделать. Весной – летом 1614 года казацкие грабежи и насилия начались в Вологодском, Костромском и Ярославском уездах. С августа 1614 года Вологда постоянно жила на осадном положении. В ноябре 1614 года из Ярославля в Вологду двинулось войско воеводы Валуева для подавления казачьих беспорядков. Однако, сил у Валуева не доставало. Да и повстанцы уклонялись от прямого боя с царским войском.