Оставив пепелище на месте Ливен, гетман повёл запорожцев далее – на Елец.
Елец – крепость сильная, не в пример Ливнам, и воинского люда там было раза в два побольше. В 1616 году на Большой Засечной Черте в тридцати городах от Арзамаса до Новосиля насчитывалось 12.840 копий и сабель городового войска. В том числе на западном направлении: во Мценске – 781, в Новосиле – 806, в Ливнах – 824, а в Ельце – 1969 воинов. Елец держал пограничную оборону от татарских набегов по линии Засечной Черты на протяжении семидесяти вёрст, и до сорока вёрст в глубину.
Обороной Ельца руководил воевода Андрей Богданович Полев. Ельчане заперлись в крепости, героически отбивали приступы. Видя, что силой город не взять, Сагайдачный пошел на хитрость. Он снял осаду и сделал вид, что отступает. Воевода Полев поверил и приказал преследовать противника – «со всеми людьми из города вышел». Увлеченные преследованием ельчане отдалились от города. А в это время отряд казаков, сидевший в засаде, ворвался в беззащитный Елец. Город был разорен дотла и сожжен, его защитники и мирное население, включая женщин и детей, погибли под запорожскими саблями и ножами…
А Сагайдачный пошел на север, на Михайлов, через Данков, уже взятый к тому временем передовым отрядом запорожцев под рукой атамана Михаила Дорошенко[126]. Первые успехи вскружили черкасам головы. Дорошенко, как и Сагайдачный, прошелся по русским землям, словно татарский мурза, громя и сжигая города: Лебедянь, Данков, Епифань, Скопин, Ряжск. Он перебил там множество мужчин, женщин и детей, вплоть до младенцев, сосущих млеко, а затем, ворвавшись в Рязанскую землю, предал огню много посадов, жёг храмы, убивал священников. Дорошенко собрался было приступом взять и Переславль-Рязанский (Рязань), однако крепко получил под Рязанью «по зубам».
Тем временем 16 августа 1618 года Сагайдачный подошел к Михайлову и потребовал сдать его. Михайлов был небольшой, но хорошей крепостью, построенной на высоком холме. Стены были устроены из бревенчатых клетей, наполненных и обмазанных глиной снаружи, дабы противустоять огневым снарядам противника. Шесть крепких рубленых башен с пушками защищали подходы к крепости. В крепость вели трое ворот.
Воинский люд с воеводой и горожане отвергли предложения запорожских послов о сдаче и признании королевича Владислава преемником русского престола. Со стен крепости в ответ на предложение запорожцев сдаться, кричали: «На Москве избран законный царь. И мы ему Крест целовали! А б…лядских королевичей и каких-других нам не надобно!».
17 августа запорожское войско приступило к крепости. «Наряд» (пушки) обрушил на город всю мощь своего огня. Раскаленные ядра роем полетели внутрь укреплений Михайлова, чтобы зажечь бревенчатые строения. Запорожцы соорудили «примет» – завалили землей и хворостом ров, подтащили бревна, соорудив своеобразный помост до уровня крепостных стен. Два дня длился приступ, который для казаков закончился неудачей и большими потерями. Мало того, дети боярские и стрельцы открыли Северные ворота и нанесли решительный удар по противнику, заставив запорожцев откатиться от стен города.
Но Сагайдачный решил повторить приступ. Он объявил жителям Михайлова, что на следующий день, утром, он возьмет город, «как птицу, и предаст огню», а всем горожанам от мала до велика прикажет отсечь руку и ногу и бросить псам. 23 августа запорожцы, верные Сагайдачному, снова стали готовиться к приступу. Защитники же на виду запорожского войска пошли крестным ходом по стенам и башням крепости с крестами, иконами и хоругвями. Запорожцы уразумели, что михайловцы готовы «драться до смерти». Подавляющее большинство запорожцев исповедовало православие. Видя крестный ход, слыша пение молитв, многие дрожащей рукой накладывали на себя крестное знамение, шептали молитвы. Моральное состояние духа осаждавших резко упало.
С трудом Сагайдачный смог всё же уговорить многих своих сторонников пойти на приступ. Но как только запорожцы приблизились к стенам крепости, михайловцы открыли тайный проход. С мечами, саблями, с секирами они ударили в спину противнику и нанесли ему немалый урон. Во главе воинов, участвовавших в той вылазке, был священник, осенявший их напрестольным Крестом и призывавший защитить христианский град и святую Церковь. Со стен крепости мужчины, женщины и даже отроки били из ружей, из луков, метали камни по запорожцам. Дружный отпор произвел на казаков неизгладимое впечатление. Они отхлынули от стен города.
27 августа после второго неудачного приступа, потеряв более тысячи человек, гетман снял осаду и двинулся на соединение с королевичем Владиславом. Как написал летописец, «всепагубный враг Сагайдачный с остальными Запороги отиде от града со страхом и скорбию». Так позорно для Сагайдачного закончилось «Михайловское сидение».
Однако, гетман продолжил поход на Москву. Единственной преградой, где его можно было остановить, стала Ока. Для этого правительство царя Михаила Федоровича стянуло к Серпухову войска под началом самого Дмитрия Пожарского[127]. Однако, князь Дмитрий чувствовал себя плохо, у него открылись старые раны. Он передал руководство войском второму воеводе – князю Григорию Волконскому. Вряд ли можно назвать большим войском отряд в 7 тысяч воинов. Столько людей было под рукой у Волконского. Это все, что царское правительство смогло себе позволить, снять и привести из-под Смоленска, где продолжалась война с поляками. С этим отрядом Волконский был обязан совершить невозможное… На протяжении речного берега Оки, длиной в 150 вёрст, он должен был определить место, где Сагайдачный будет «перелезать» реку. Здесь Волконский намеревался встать насмерть и помешать переправе.
Сторожевая служба и дозоры у Волконского были налажены хорошо. Но и Сагайдачный проявил хитрость и попытался обмануть Волконского. Он избрал местом переправы устье Осетра, при впадении его в Оку. Это произошло в 25 верстах от неприступного Зарайска, оставшегося у него в тылу. Брать приступом Зарайск гетман не решился. Каменные стены и башни Зарайского кремля с десятками пушек были не по зубам «запорогам». Тем более после Михайловской неудачи.
Сагайдачный рисковал. В случае неудачи на переправе он оказывался в окружении мощных крепостей, в которых стояли сильные и подвижные отряды, на земле с враждебно настроенным населением, готовым взяться за оружие. Поначалу, в течение двух дней, Волконский держался. Однако, значительный отряд Сагайдачного, посланный в обход перешел Оку выше по течению – у Ростиславля-Рязанского. Узнав об этом, Волконский ввиду превосходства неприятеля оставил позиции и заперся в Коломне. Но Сагайдачный и не думал осаждать Коломну, крепость более значительную и мощную, чем Зарайск. После этого запорожский гетман повёл казаков на Москву.
Достоверно известно, что на пути к столице запорожцы останавливались и сожгли большое село Бронницы на Коломенской дороге. Но, скорее всего, их отряды шли двумя дорогами. Сам Сагайдачный шёл к Москве из Коломны. Его правое плечо прикрывала река Москва, а левое закрывал атаман Михаил Дорошенко, двигавшийся к Москве из Каширы[128] в 30 верстах западнее.
Несмотря на то, что русским войскам летом 1618 года пришлось отступить, польско-литовская армия королевича Владислава потеряла время и была ослаблена из-за того, что шляхта массово покидала войско по причине неуплаты жалованья. В итоге к Москве с Владиславом пришло лишь около 8 тысяч копий и сабель. 22 сентября польско-литовская армия подошла к столице России и разместилась в Тушино, на месте бывшего лагеря самозванца. Сагайдачный подошёл с запорожцами и встал кошем у Донского монастыря, прикрывая переправу через Москву-реку своими обозами. Общая численность вражеской армии, с приходом Сагайдачного, достигала теперь 25000 человек.
Недостаток сил не позволил русским воспрепятствовать соединению двух вражеских армий. По словам летописца, «бояре ж с Москвы идоша со всею ратию, и грех ради наших ужас взяша, и бою с ними не поставиша». В 1618 году главной линией обороны Москвы стали каменные укрепления Белого города. Отчасти это было связано с сильными разрушениями Земляного города в 1611–1612 годах, отчасти вызвано недостатком сил.
Данные Разрядных книг позволяют определить численность оборонявшихся по росписи на начало октября 1618 года. Самым надёжными щитом обороны, стали, по обыкновению, служилые люди «по отечеству» – поместная конница: около 450 московских чинов и около 900 уездных дворян и детей боярских. Главной силой пеших полков были стрельцы четырёх московских приказов. В Москву успели прийти и несколько стрелецких сотен из городов Поволжья. Всего в Москве насчитывалось до 1500 человек стрелецкого войска. Помимо них в составе профессионального воинства Москвы числилось около 300 пеших иноземцев-наёмников и 450 конных татар, среди коих было немало принявших крещение. Согласно данным Разрядных книг, Москву обороняло в тот год всего около 11 500 человек. Из них примерно 5 500 человек – ополчение, собранное по всей Москве (в основном даточные люди служилых людей «по отечеству» и обычные горожане – «охочие люди»). Несмотря на то, что более половины их вооружили «огненным боем», выданным из казенных арсеналов, боевая ценность этого ополчения была невелика.
Ещё менее надёжными защитниками являлись казаки. Их было около 3 тысяч сабель (конных и пеших). Их низкий боевой дух и угроза прямой измены сильно беспокоили царское правительство. «Новый летописец» ярко отразил отношение казаков к царской службе: «Казаки же быша на Москве… не похотеша потерпети, а от воровства своего отстати. И взбунтовав ночью, проломиша за Яузою острог и побегоша из Москвы тысячи с три казаков… Государь же посла за ними уговаривать бояр своих… и едва их поворотиша… И придоша казаки к острогу. А в острог не идут… бояре ж их едва в острог введоша».