На руку Московскому правительству было то, что дороги в Москву с севера, с востока и с юга не были перерезаны противником. Подкрепления в столицу могли походить постоянно. В преддверии осады для всей пехоты были расписаны определённые места боевых позиций: по стенам и башням Белого города, по острогам за Яузой и Москвой-рекой. Небольшие гарнизоны разместились в двух мощных монастырских крепостях – Симоновом и Новодевичьем. Конница была сведена в четыре отряда и расположилась в четырёх частях Москвы, отделённых естественными преградами.
К западу от Неглинной в Белом городе встал отряд князя Василия Куракина – 1059 копий и сабель. К востоку от Неглинной разместился отряд воеводы Ивана Морозова числом 313 воинов. В Замоскворечье укрепился князь Ивана Катырёв-Ростовский с 838 бойцами. Высоты за Яузой занял отряд князя Семёна Прозоровского числом 1018 копий и сабель.
Ходкевич принял решение атаковать город с ходу уже в ночь с 10 на 11 октября. Для поляков промедление было бессмысленным – только быстрые и успешные действия могли обеспечить им победу. Затягивание времени усложняло задачу Ходкевичу, так как в Москву могли беспрепятственно подойти подкрепления из других городов. Потому польские военачальники намеревались предпринять отвлекающий удар с юга. Около 5 тысяч запорожцев должны были пойти на приступ русских острогов в Замоскворечье. Поляки пытались сковать этим ударом четверть воинских сил, оборонявших Москву. Кроме того, значительную долю войск, защищавших Замоскворечье, составляли казаки, чья надёжность была весьма сомнительна. Тем временем главный удар должен быть нанесён с запада и северо-запада по Арбатским и Тверским воротам. Предполагалось, что часть польской пехоты огнём заставит противника покинуть стены, другая уничтожит инженерные сооружения перед воротами. Следом небольшие отряды спешенных гусар обеспечивали установку петард. После разрушения ворот пехота должна была захватить стены Белого города, а конным «лисовчикам», рейтарам и запорожцам надлежало ворваться на улицы Москвы. Несмотря на явное численное превосходство запорожцев, им отводилась вспомогательная роль. Гетман не питал иллюзий по поводу боеспособности войск Сагайдачного. Гусарские хоругви, в отличие от событий 1612 года, Ходкевич оставил в резерве. Прорыв поляков через укрепления Белого города привёл бы к окружению Кремля вместе с правительством и государем, а затем и к его пленению. В соответствии с этим планом против Арбатских ворот противник сосредоточил до 2700 сабель и копий[129]. Против Тверских ворот поляки выставили до 2300 бойцов[130]. Таким образом, 5 тысяч копий и сабель самых боеспособных частей польско-литовского войска было выделено для прорыва к центру Москвы.
Русские воеводы понимали, что удар будет нанесён с запада из стана интервентов – на территории между Москвой-рекой и Неглинной. Так как передвижения войск Ходкевича скрыть было невозможно, то именно здесь была размещена большая и наиболее боеспособная часть русских войск. Общее руководство обороной осуществлял князь Василий Куракин.
Незадолго до начала приступа на сторону осаждённых перебежали два французских мастера-подрывника: Жорж Бессон и Жак Безе («спитардные мастера Юрий Бессонов и Яков Без»). Являясь непосредственными исполнителями подрыва ворот, они были посвящены во многие детали приступа. Они сообщили также дату и время первого удара. Сведения о времени приступа были очень ценны, что позволило вовремя привести войска в боевую готовность.
1 октября поляки пошли на приступ, но натолкнулись на подготовленное и упорное сопротивление. Приступ к Тверским воротам захлебнулся сразу же. Огонь русских стрельцов со стен Белого города расстроил вражеские ряды. Стены крепости оказались слишком высокими для штурмовых лестниц. Затем, предприняв вылазку, защитники Москвы отбросили польскую пехоту. Основная масса запорожцев вообще не решилась вступать в бой. У Арбатских ворот успех сначала сопутствовал полякам. Они закрепились на линии деревянных укреплений острога перед воротами и приступили к установке петард. В разгар схватки их военачальник Бартоломей Новодворский был ранен в руку и покинул поле боя. Но, несмотря на это, поляки продолжали теснить защитников Москвы. Но московские воеводы не дремали и вовремя использовали резервы. Введение в бой отряда немецких наёмников («бельских немцев») оказалось решающим. Дружными залпами наёмники и стрельцы отбили поляков от стен и проездной башни Арбатских ворот. К вечеру поляки были выбиты из бревенчатых укреплений перед башней. Ходкевич не стал рисковать и не оказал помощи войскам, шедшим на приступ. Он явно хорошо усвоил уроки августовского сражения за Москву 1612 года. Интервенты были отброшены и отступили от столицы.
Русский очевидец тех событий писал: «Октября в 1 день за три часа до света приходили к Арбацким воротам на приступ польские и литовские, и немецкие люди с петарды и с лесницами к острошку у Арбацких ворот и приступали жестоким приступом, и ворота острожные выломили петардами, а острог просекли и проломали во многих местех, и в острог вошли, и они (защитники Москвы)… с литовскими людьми бились, и Божьею милостью, да государевым счастьем польских, и литовских, и немецких людей многих побили и петарды и лесницы поимали»[131].
Неудачный штурм столицы России означал крушение надежд польской элиты посадить на русский престол своего ставленника. Положение новой российской династии Романовых оказалось довольно устойчивым. В ходе многолетних сражений и особенно в сражениях 1611–1612, 1618 годов за столицу России ударные полки и части великорусских войск и московские воеводы научились не только противостоять польско-литовским и западноевропейским, зачастую регулярным воинским соединениям, но порой наносить им невосполнимый урон и поражение. Продолжение военных действий в этой ситуации было бесперспективным.
Москвичи отбили врага от столицы. Владислав и Сагайдачный ещё пытались неожиданным приступом взять Троице-Сергиев монастырь и Можайск, но и там получили «по зубам». Надолго запомнили великороссы запорожские дела. Долго не заживали раны, нанесённые войной, ляшским и казачьим разбоем. Закончилось «Смутное время» на исходе 1618 года даже не миром, а перемирием, заключённым в деревушке Деулино, что близ Троице-Сергиева монастыря. Правда, польско-литовские отряды и отряды запорожских казаков удерживали несколько десятков городов, крепостей и продолжали угрожать Москве, Ярославлю и Калуге. Сражения с поляками под Можайском показали, что у великороссов и новой российской династии пока недостаточно сил, чтобы в ближайшее время переломить ход войны в свою пользу. Это заставило царское правительство принять тяжёлые условия Деулинского перемирия. Однако, русское правительство и монархия справились с военной интервенцией Речи Посполитой и Швеции.
В период с 1619 до 1622 года Крымское ханство совместно с Турцией повело широкое наступление на земли Речи Посполитой. Польские войска порой терпели жесткое поражение, что также заставило поляков ослабить давление на Россию…
Жестокая и кровавая Гражданская война – Смута, длившаяся почти 17 лет, завершилась.
На Святки 1917 года граф Шереметев и его собеседница вновь гуляли по зимней Москве и вели разговор о патриархе Филарете.
– Итак, восемь лет Филарет был пленником, – отметила дама.
– Заметьте, не номинальным. Он все время подвергался давлению. Ему ведь обещали пост русского архиепископа при «царе» Владиславе. В случае отказа – угрожали расправой… Ему было уже 65 лет, но был он полон сил и энергии. Да, это был один из величайших деятелей своей эпохи! – подчеркнул граф.
– Но о деятельности его после возвращения из плена как-то не очень хорошо известно… – с сожалением произнесла собеседница.
– Да, сударыня, в основном говорят том, что он был соправителем сына, что принял титул «великого государя», что указы издавались от имени обоих, что многие вопросы он решал вообще единолично… Все так, но ведь все, что делал Филарет, делалось на благо государства!
– Конечно, ведь при его участии были заключены и Столбовский мир, и Деулинское перемирие…
– Это, простите меня, известно всем! Но есть и не менее важные дела, свершенные им. К ним относится первая, проведенная в России, поземельная перепись. Благодаря ей было упорядочено налогообложение и уточнены границы земельных владений. А это, в конечном итоге, способствовало восстановлению боеспособности дворянской конницы, численность которой была напрямую связана с дворянским землевладением. Да что там говорить, именно при Филарете были построены первые судоверфи в Воронеже. Он упорядочил управление Сибирью… Но что особенно показательно! Одним из первых его распоряжений стало восстановление разрушенного Печатного двора на Никольской улице в Москве. Книги в это время нужны были стране не меньше, чем хлеб или оружие. При Филарете в России были открыты первые постоянные школы. А та, что была основана при Чудовом монастыре в Кремле давала прямо-таки европейское образование, – рассказывал Шереметев.
– Позвольте, граф, добавить еще штрих к его портрету: Филарет лично изобрел тайнопись, применяемую при дипломатической переписке.
– А еще не надо забывать о том, что в это время Речь Посполитая так и не признала царем Михаила. Но самые первые дипломатические устремления Филарета были обращены не на запад, а на восток, в Оттоманскую Порту. Постановления на патриаршество он решил просить у патриарха константинопольского, несмотря на существующую уже автокефалию Русской Православной Церкви. Это без сомнения повысило его духовный авторитет.
– А что он делал для защиты православия в Польше? Ведь, что греха таить, над ним ведь тяготело обвинение в пристрастии к католичеству…