«Зеленая печать — можно убегать».
Про пароль и печати Саша в упор не помнил. То ли игра упростилась за сто с лишним лет, то ли просто забыл.
«Разбойники» разбежались, и «казаки» пошли изучать стрелочки. Круг со стрелочками во всех направлениях, выведенный палочкой на песке, встречался, пожалуй, чаще всего.
Вместо небольшого московского двора в распоряжении участников был огромный парк, так что Саша терялся в догадках, как тут вообще кого-то поймать.
Компания разбрелась по стрелочкам.
И они с Никсой остались вдвоем.
— Слушай, а что у нас в гостях за «Высочества»? — спросил Саша. — Почему ты мне о них ничего не сказал?
— Потому что они родственники, — объяснил Никса. — Я тебе раньше про них рассказывал. Коля — герцог Лейхтенбергский, наш кузен, старший сын тети Мэри, папиной сестры.
— Твоя копия, — заметил Саша.
— Да, мы немного похожи, — согласился Никса.
— А Тина?
— Тина — сестра Саши, он на тебя похож. Саша — принц Ольденбургский, наш троюродный брат. А Женя — сестра Коли.
— То есть Тина — принцесса Ольденбургская?
— Да, совершенно верно.
— А к ним можно обращаться: «принц», «принцесса», «герцог»?
— В принципе, да. Нам можно. По титулу — это обращение равных. Но лучше по имени. Все-таки родственники.
— Я что-то не так сказал, когда обратился к Мейендорфу «барон», а к Адлербергу «граф»?
— Ты их поднял до себя. Но никто не удивился, все наслышаны о твоем демократизме. Ну, там «вы» лакею. Да пусть радуются!
За деревьями что-то мелькнуло. Никса среагировал мгновенно и бросился в лес. У толстенького Володьки шансов не было. Так что довольный Николай привел младшего брата, держа под локоть.
Когда они вернулись, на скамейке уже скучал юный граф Шереметьев под охраной Паши Козлова.
— Как там насчет пароля? — поинтересовался Саша.
— Пока никак, — развел руками Козлов.
— Ну, что, будем говорить, граф? — спросил Саша.
— Нет, Ваше Высочество, — бойко ответил Сережа Шереметьев.
— Как так? — удивился Саша. — А если цесаревич прикажет?
— Не прикажу, — сказал Никса. — Игра сразу кончится. Что за интерес?
— В девять фейерверк, — напомнил Козлов.
— Еще много времени, — возразил Никса.
— Вы еще не государь, Николай Александрович, — заметил Сережа.
— Да? — переспросил Никса. — Ничего, есть простой способ. Они нам все расскажут за две минуты.
И перевел взгляд на Володю. Тот как-то сжался на своей лавочке.
А в движениях Никсы появилось что-то кошачье-ленивое. Может быть, так держался Николай Павлович, когда лично допрашивал декабристов. Но Николай Первый мог и наорать, а Никсу вообще невозможно было представить вышедшим из себя.
От него скорее повеяло холодом, чем яростью.
Николай подошел к Володе и начал его щекотать. Младший брат завизжал.
— Никса! — сказал Саша. — Заигрываешься.
Никса недовольно обернулся. Володя посмотрел с благодарностью.
— Щекотка по правилам разрешена, — заметил Паша Козлов.
— Мало ли что по правилам, — возразил Саша. — Есть же милосердие. С арестантами надо ласково, по-европейски: кормить, выгуливать, не запирать в одиночках и давать читать и писать. У нас не азиатская деспотия!
— Ну, знаешь, Сашка! — усмехнулся Никса. — С тобой играть все равно, что с Зиновьевым.
И снова принялся за Володьку.
— Ладно, я скажу, — сдался младший брат. — Пароль: фрегат.
— Врет, — машинально отреагировал Саша.
— Ага! — сказал Никса. — Все-таки от тебя, Сашка, иногда есть толк.
И перевел взгляд на графа Шереметьева.
— Добром скажи!
— Нет, — бросил Сережа.
— Ну, хорошо, — притворно вздохнул Никса.
И перевел взгляд на Козлова.
— У тебя перчатки есть?
Тот кивнул.
— Пойдем! — приказал Никса.
Глава 17
Никса с Козловым углубились куда-то в лес, а Саша остался на лавочке с двумя пленниками.
Похоже, Сергей и Володя поняли, куда отправился цесаревич в сопровождении семнадцатилетнего поэта. И цель этой экспедиции двум первым категорически не понравилась.
— Са-аш, — протянул Володя, — отпусти, а? Ты же добрый! Ты же понимаешь, что сейчас будет! Никса не шу-утит!
Граф Сережа ожег Володьку презрительный взглядом.
Честно говоря, Саша довольно плохо понимал, что сейчас будет. Что они там ищут в лесу?
Его отвлек шорох за спиной.
Возле лавочки как из-под земли возник Никола и молниеносно осалил сначала Володьку, потом Сережу.
— Зеленая печать, можно убегать, — победно провозгласил он.
И бросился наутек.
Что этого зайца ему не поймать, Саша понял сразу.
Из двух остальных он выбрал Шереметьева, потому что Володьку надеялся догнать и потом.
Юный граф даже не успел вскочить с лавочки, как Саша дотронулся до его плеча.
— Красная печать — нельзя убегать.
Зато Володя успел утечь с лавочки и куда-то исчезнуть.
Саша оглянулся вокруг. Младшего брата нигде не было.
Наверняка ведь где-то здесь!
Зато из леса показались Никса с Козловым. Последний нес здоровый пук крапивы.
— Я Володьку упустил, — признался Саша. — Плохой из меня тюремщик!
— Не оправдывайся, — сказал Никса. — Кто его освободил?
— Никола, — вздохнул Саша.
— А! — усмехнулся Никса. — Наш драгоценный кузен.
— Зато теперь мы знаем, кого посылать с рейдами в тыл противника, — заметил Саша.
— Тоже мне новость! — фыркнул Николай. — У нас сейчас с графом будет интересный разговор.
И кивнул Козлову.
— Давай!
Паша водрузил крапивный букет рядом с Шереметьевым, взял три растения покрупнее и хлестнул юного графа по рукам.
Сережа сжал губы, но не издал ни звука.
— Это тоже по правилам? — поинтересовался Саша.
— Конечно, — кивнул Никса.
— Граф, это по правилам? — спросил Саша Шереметьева.
— Да, — тихо сказал Сережа.
— Иногда надо менять правила, — заметил Саша.
— Паш, давай Сашку арестуем, — предложил Никса. — За измену и переход на сторону разбойников.
— Это где измена? — возмутился Саша. — Никто никуда не переходил! Защищать права пленников — не значит предавать.
— Отойди! — сказал Никса.
И надел перчатки.
Бросил Козлову:
— Что-то ты с ним слишком ласково.
Взял оставшийся пук крапивы и начал хлестать Сережку по рукам. На красивом лице Никсы появилось жестокое выражение.
Запястья Шереметьева покраснели, и на них появились волдыри.
— Никса, прекрати! — сказал Саша.
Николай выпрямился и обернулся.
— Как ты смеешь меня останавливать?
— Никса, ты мне таким совсем не нравишься, — сказал Саша. — Не дай мне разочароваться в тебе окончательно. Прямо больно. Крушение идеала.
— И что ты предлагаешь? — спросил Николай.
— Дедушка как-то обходился, — сказал Саша. — Декабристов не пытали, исторический факт. Они как-то сами все выкладывали. Вот как? Материалы дела что ли поднять?
— У дедушки была Петропавловская крепость с Алексеевским равелином, — заметил Никса.
— Это не объяснение, — сказал Саша. — Они были крепкие ребята.
— Хочешь поиграть в Николая Павловича? — спросил Никса. — Давай!
Саша опустился на корточки перед Шереметьевым, поднял глаза и внимательно посмотрел на него.
— Как насчет должности моего адъютанта, граф? — спросил Саша.
— За пароль? — поинтересовался Сережа.
— Нет, — сказал Саша. — Я же вижу, что ты не продаешься.
— Кто бы отказался! — воскликнул Шереметьев.
— Принято?
— Да.
— Понимаешь, Никса, — сказал Саша. — Когда человек, чувствует за собой вину, он начинает оправдываться и в результате полностью себя топит. А здесь, какая вина? Выпытать слово, ни с чем не связанное, это гораздо сложнее.
— Как я понял, ты пас? — спросил Никса.
И шагнул к Шереметьеву с пучком крапивы.
— Не трогай моего адъютанта! — остановил Саша. — Вассал моего вассала не мой вассал.
— В России никогда не было этого принципа, — заметил Никса.
— Дай мне еще немного времени, — попросил Саша. — Будет гораздо интереснее, чем пытки. Отхлестать друг другу крапивой вы и без меня успеете.
— Хорошо, — согласился Никса.
— Ну, что у нас еще есть, кроме самооправданий и подкупа… — проговорил Саша. — Благородные чувства. Например, обвиняемый хочет показать правительству масштаб общественного недовольства для чего выдает всех ему известных членов заговора.
— Не сработает, — заметил Козлов.
— Конечно, — согласился Саша. — Мы и так знаем всех наших разбойников: по именам. Но это не все. Еще есть дружба…
— Если сейчас поймают еще кого-нибудь, — заметил Никса.
— Ну, граф, кто твой лучший друг? — спросил Саша.
Шереметьев молчал.
— И еще есть любовь, — сказал Саша. — Где Тина, граф?
— Не пойдет, — сказал Никса. — Что бы ты обо мне не думал, я не буду пытать девчонку.
— Ну, зачем же обязательно пытать? — поинтересовался Саша. — Тина к тебе неравнодушна.
— Да? — удивился Никса.
— Александр Александрович, вы действительно думаете, что это лучше пытки? — спросил Шереметьев.
— Ладно, — вздохнул Саша. — Сильный инструмент, оставим на крайний случай. Есть еще благодарность.
— И то верно, Сережа, — подхватил Никса, — после всего, что сделал Саша, молчать с твоей стороны — это полное бесстыдство!
— А выдавать тайны не бесстыдство? — спросил Шереметьев.
Саша поднялся на ноги.
— Кажется, я не ошибся в выборе адъютанта, — заметил он.
— Сдаешься? — спросил Никса.
И взялся за крапиву.
— Не поможет, — сказал Саша. — Ты его хоть огнем жги. Железный парень.
— Лесть входит в число твоих инструментов? — поинтересовался Никса.
— Один из основных.
— Буду знать, — сказал Никса.
— Не против тебя, — возразил Саша.
— Ну, конечно!
Саша оглянулся к Шереметьеву.
— А как насчет сделки со следствием, граф?
— Чем это от подкупа отличается? — спросил Шереметьев.