— Дорого нам это обойдется, — заметил Дубовицкий.
— Не так дорого, как человеческие жизни, — возразил Саша.
— Голые руки мы уже обсуждали, — сказал Пирогов. — Великий князь — последователь доктора Земмельвейса и считает, что руки нужно мыть хлорной известью. Поэтому должны быть резиновые перчатки, чтобы не испортить кожу. Только их нет.
— Буду думать, — пообещал Саша.
— Кожаный фартук тоже покрыт микробами? — спросил Дубовицкий.
— Конечно, — кивнул Саша, полностью проигнорировав иронию.
— Вымачивать в хлорной извести? — поинтересовался Щеглов.
— Возможно, это поможет, — предположил Саша, — но я больше верю в белые халаты.
— Дезинфекция кожи, — прочитал Пирогов. — Кожи больного?
— Да, — согласился Саша.
— Хлорной известью? — спросил Щеглов.
— Может быть, хватит и 95-процентного спирта, — сказал Саша. — Надо экспериментировать.
— С подносом понятно, — сказал Пирогов. — Хотя кажется излишним. Это один и тот же больной.
— Может быть, — согласился Саша. — Но есть человеческий фактор. Кто-нибудь забудет и использует инструменты по второму разу.
— А что не так с нитью? — спросил Николай Иванович.
— Во-первых, она должна быть стерильной, — сказал Саша, — во-вторых, вы откусили её зубами.
— А как? — спросил Щеглов.
— Стерильными ножницами, — пояснил Саша.
— «Рубашка», — прочитал Пирогов.
— Мне она не кажется необходимой во время операции, — сказал Саша. — К тому же это вещь больного, и она нестерильная.
— «Электричество», — озвучил Николай Иванович. — А! Я слышал об этих экспериментах.
— Значит, не я один додумался, что сердце — это мышца, а значит принципиально от лягушачьей лапки не отличается, — улыбнулся Саша.
— Вы имеете в виду опыт Гальвани? — спросил Дубовицкий.
— Конечно. Вы его водой, массажем сердца и нашатырем оживляли, а я искал глазами гальваническую батарею и удивлялся, что ее нет. Больше полувека прошло. А что за опыты?
— Еще в прошлом веке был такой случай, — начал Пирогов. — Из окна лондонского дома выпала трехлетняя девочка. Прибежавший на помощь аптекарь сказал её родителем, что ничем не может помочь, потому что её сердце остановилось: ребенок мертв. Но оказавшийся поблизости некий мистер Сквайерс предложил родителям попробовать оживить их дочь с помощью электричества. И дал несколько разрядов в области груди. Сквайерс нащупал слабый пульс у пострадавшей, хотя с момента смерти прошло не менее 20 минут. Вскоре девочка смогла дышать самостоятельно, а через несколько дней была совершенно здорова.
— Клиническая смерть, — сказал Саша. — Где-то я слышал этот термин «клиническая смерть». Двадцать минут — это вполне возможно.
— Я не слышал про «клиническую смерть», — признался Николай Иванович. — Но название подходящее. Потом были опыты датчанина Петера Абилгарда. Он сначала останавливал сердце курицы с помощью электричества, а потом запускал его вновь. Куры примерно сутки казались оглушенными и отказывались от еды, но потом возвращались к обычной жизни и даже могли нести яйца.
— Я никогда не слышал об этом, — признался Саша. — Но почему бы и нет?
— Потом было эссе лондонского доктора Чарльза Кайта, который описал много случаев оживления людей с помощью электричества в сочетании с искусственным дыханием.
— Опять англичанин, — заметил Саша.
— Да. И не он последний. Наконец, уже в нашем веке, британский доктор Джон Сноу провел ряд опытов по оживлению мертворожденных детей. Иногда успешно.
— И здесь Джон Сноу! — воскликнул Саша. — Похоже, как ученый он крайне недооценен. Я впервые услышал это имя, когда меня объявили его последователем.
— Да, он тоже верил в микробов, — кивнул Пирогов.
— Всё-таки это напоминает манию, — заметила Бакунина, — во всем видеть микробов.
— Екатерина Михайловна у нас самая смелая, -сказал Саша. — Остальным далеко до великобританских карикатуристов: усмехаются, но молчат.
— Ни в коей мере! — возразил Щеглов.
— Нет, Ваше Высочество! — воскликнул Дубовицкий.
— Микробная теория не является общепринятой, но у нее есть сторонники, — сказал Пирогов.
— Я понимаю, что не наглому четырнадцатилетнему подростку ниспровергать ложные научные теории, — сказал Саша. — Но это сделаете вы, Николай Иванович.
И взглянул на Гогеля.
— Вы взяли с собой то, что я вас просил?
Гувернер кивнул и выложил на стол небольшую книжицу страниц в триста. Из нее густо торчали закладки. «Отчёт о путешествии по Кавказу», — гласило название.
— Правда, я не всё тут понял, — признался Саша. — Буду уточнять.
— Книга несколько устарела, — самокритично заметил Пирогов.
— «Отчёт» великолепен, — сказал Саша. — Особенно меня восхитили ваши статистические таблицы, Николай Иванович. Что же вы мне говорили, что двойной слепой метод слишком громоздкий? У вас до него один шаг. Контрольные группы уже есть.
— И где же я там доказываю микробную теорию? — спросил Пирогов.
— Вы не доказываете, вы приводите факты, которые так и хочется проанализировать, обобщить и сделать выводы. Так, эпизод первый, — и Саша открыл закладку. — Страница 17. Рассказ о туземной лезгинской медицине: «В отверстие раны вносится как можно глубже толстая из тряпки сделанная турунда, смоченная едким веществом, обыкновенно мышьяком, и оставляется там на несколько дней». Я специально опускаю детали, потому что иногда они мешают увидеть главное. И замечу сразу, что мышьяк — не только едкое вещество, но и сильный яд.
— Конечно, — кивнул Пирогов. — И?
— Дальше. Страница 66: «Когда мы замечали, что рана начинала делаться вялою, мы заменяли теплую воду ароматическими наливками с прибавлением хлористой воды». Я плохо понимаю, что такое «хлористая вода», но хлор — это яд.
— Хлористая вода — это раствор хлора в воде, — объяснил Пирогов.
— Ниже, на той же странице упоминается некая гемостатическая вода Нелюбина, — продолжил Саша. — Я не совсем понял, как её делают. Николай Иванович, какой у неё рецепт?
— Это кровеостанавливающее средство: гемостатические эфирные масла, вода и 75%-ный спирт.
— Ага! — улыбнулся Саша. — Думаю, что спирт там и есть действующее вещество, по крайней мере, как противовоспалительное средство. Он убивает большую часть бактерий, хотя и не все.
— Может быть, — проговорил Пирогов. — Как кровеостанавливающее средство она не очень эффективна.
— Там же, — продолжил Саша. — «Действие красной ртутной окиси, употребленной в виде присыпки, было изумительно в гноящихся ранах». Я не очень ошибусь, если предположу, что красная ртутная окись — это яд?
— Вы совсем не ошибетесь, — кивнул Пирогов. — И весьма сильный.
— Дальше у вас упоминаются в качестве эффективных средств против нагноения: свинцовая вода, свинцовые примочки, селитрокислое серебро и шпанские мушки. Первые три точно ядовиты. Что такое «шпанские мушки» я вовсе не понимаю, но где-то читал про отравителя, которого судили за использование шпанских мушек.
— Да, — сказал Пирогов, — очень возможно.
— А, если против чего-то эффективны яды, так, может быть, оно живое? — предположил Саша.
— Это ещё ничего не доказывает, — возразил Дубовицкий. — Просто яды эффективны против воспалений.
— А как насчет бритвы Оккама? — поинтересовался Саша. — Зачем нам сущности преумножать?
— Может, именно бактерии — лишняя сущность? — предположил Щеглов.
Пирогов улыбался в усы.
— Это всё, Ваше Высочество? — спросил он.
— Нет, Николай Иванович. А теперь последний удар милосердия…
Глава 7
— Ну, давайте! — сказал Пирогов.
— История, правда, совсем не милосердная, — продолжил Саша. — Я про того пленного мюрида, которому солдаты насыпали в раны сухой конский кал, смешанный с рубленой соломой. Замечательно, конечно, характеризует добрый наш народ!
— У пленника были тяжёлые раны, — заметил Пирогов.
— Я помню, — кивнул Саша. — Итак, страница 128: «Когда мы исследовали его на другой день, то нашли его в самом жалком состоянии. Рана была почти в две ладони шириною, плечо висело с половинкою разрубленной лопатки. Целые полчаса мы должны были очищать рану от соломы и нечистоты; потом, наэфировав больного, мы наложили 13 швов и соединительную повязку. И в этом случае первую неделю провел раненый в самом удовлетворительном состоянии; но потом рана, уже соединившаяся местами, начала расходиться, нагноение приняло худое свойство, показалось вторичное кровотечение, поносы, и мюрид умер от истощения».
— Это бывает, — сказал Щеглов. — Уже кажется, что успех, больной идет на поправку, а потом разложение крови, гнойный диатез или антонов огонь.
— Что такое антонов огонь, я понял, — сказал Саша. — Гангрена ведь?
— Да, — кивнул Пирогов.
— А что такое «разложение крови» и «гнойный диатез»? — спросил Саша.
— Разложение крови — это гнилокровие, — объяснил Щеглов, — продукты гнилостного распада попадают в кровь. Поднимается температура, начинается лихорадка, воспаляются соседние ткани, и человек быстро умирает. Причем кровь становится черной, дегтеобразной, почти не сворачивается, а кровяные шарики распадаются.
— Господа, с вашего позволения я выйду покурить, — изрек Гогель.
— Григорий Федорович, когда же вы бросите? — вздохнул Саша. — Ну, идите, конечно.
И гувернер встал и покинул помещение.
Саша пожал плечами.
— И не съел почти ничего!
— Вы тоже почти не кушаете, Ваше Высочество, — заметил Дубовицкий.
— Духовная пища — гораздо питательнее, — объяснил Саша. — Хотя к этому прекрасному салату я ещё вернусь, не беспокойтесь. Итак, разложение крови — это заражение крови, то есть сепсис?
— Чтобы великий князь нас понял, достаточно на греческий перевести, — улыбнулся Дубовицкий.
— А что такое «гнойный диатез»? — спросил Саша. — Он у вас часто упоминается, Николай Иванович.
— Да, — кивнул Пирогов. — К сожалению, часто. Это гноекровие. Гной попадает в кровь, и приводит к возникновению гнойных нарывов по всему телу. И внутри организма. Например, в легких. Потом лихорадка и обычно смерть.