Саша пошёл инспектировать классы на предмет всем ли хватило мест и несколько отвлёкся.
Хватило, но впритык. Зато учителей иногда по двое на класс.
Саша взял себе в напарники Кропоткина.
Сел за учительский стол и открыл Главинского. Пропустил «Молитву перед учением» и сразу начал с гласных.
— Петь, у тебя почерк нормальный? — тихо спросил Саша.
— Ну, так…
— Можешь «А» на доске написать?
Кропоткин взял мел и написал довольно приличную «А».
— Это буква «А», — прокомментировал Саша, — давайте произнесём её все вместе.
И класс повторил.
— Теперь откройте ваши «Азбуки» (это которые тоненькие с картинками). На первой странице там та же буква. А птица — аист. Она с этой буквы начинается. Давайте повторим ещё раз.
Это всё был чистый экспромт, но народ внимал и послушно делал всё, что говорили.
Проблема заключалась в том, что в «Азбуке» буквы шли по алфавиту, а у Главинского сначала «А», «Э» и «О». Но Саша придумал выход: сначала писать нужную букву на доске, а потом искать её в «Азбуке». Под рассказы о животных на картинках.
Где-то на середине урока до Саши дошло, что в обоих пособиях отсутствует буква «ё», хотя он смутно помнил, что её ввела, вроде, княгиня Дашкова и начал употреблять Карамзин. Впрочем, Саша предпочитал писать без неё, что ни Грота, ни Эвальда не напрягало.
У Главинского, в отличие от «Азбуки» не было и «и краткого».
После чтения перешли к письму, объяснили, как держать перо, и наблюдали как великовозрастная публика, чуть не высунув языки, выводит палочки и крючочки, покрывая страницы слоем клякс. Хорошо, что тетрадей купили много.
Кропоткин солидно ходил по классу и любовался результатами.
С арифметикой пошло лучше, ибо все деньги в своей жизни считали так что помнили, как пишутся первые пять цифр. Саша затосковал по счётным палочкам, зато вспомнил, откуда взялись двенадцатиричная и шестидесятиричная системы и научил публику считать по фалангам пальцев.
В общем, оттрубили три часа.
Саша пригласил учеников приходить в следующий раз, отпустил всех по домам, а потом ещё час пажи обсуждали преподавательские методики и делились опытом.
— Ну, к следующему разу часть народа отвалится, — предположил Саша, — будет посвободнее и работать легче.
— И тогда царевич взял меня за руку и повёл в класс, — говорила Настя, сидя на завалинке у деревянного барака рабочего общежития фабрики «Веретено».
— А он красивый? — спросила подруга Глаша.
— Спрашиваешь! — хмыкнула Настя. — Царевич же! Курносый, правда. Но, как улыбнётся: что твоё солнышко. И шнуры у него на мундире золотые, так и сияют. И здоровый, на голову выше меня.
— Да ты влюбилась никак?
Настя вздохнула.
— С ума-то не сходи! — одёрнула Глаша, — не ровня он тебе. А потом в петлю полезешь.
— Уж и помечтать нельзя! А вам завидно! Представляете, у него денщик — генерал. И он генералу своему приказывает: дай этой девице 10 рублей — пусть брату своему сапоги купит.
— И дал?
— А то! Только не хочу я Ваньке сапоги покупать, скрадут ведь. Лучше по лаптям нам обоим.
— И то верно, — согласилась Глаша. — Поберечь лучше. Ты теперь девка богатая.
— Вы только не болтайте об этом, — попросила Настя.
— Могила, — пообещала Глаша. — Ты книги-то тоже побереги.
— Да, кому они нужны! Не сапоги же!
— Так продать можно, — заметила Глаша.
— Эти дорого не продашь, — возразила Настя. — Ванька сейчас с ними.
— А второй-то, говоришь, тоже князь? — поинтересовалась Глаша.
— Точно, князь, друг царевича. Только он себя князем называть не велит, а велит Петром Алексеевичем.
— Тоже красавец?
— А то! Князь же.
— Учеба-то трудная? — спросила девушка постарше по имени Таня.
— Да, нет, — улыбнулась Настя. — Буквы запоминать. Представляете, есть такая птица аист, у ляхов живет. Гнёзда вьёт на трубах. И начинается на букву «А».
Саша вернулся как раз к семейному ужину.
Вся семья, как обычно, собралась в купольной столовой.
Присутствовал даже Никса, который в последнее время часто пропадал на взрослых балах и мажорских тусовках с куревом и шампанским.
— Что за затея с воскресными школами? — спросил папа́.
Саша рассказал предысторию с письмом Пирогова и последующие события.
— Значит это правда? — вздохнул царь.
— Что-то не так? — поинтересовался Саша.
— Я понимаю твоё желание заняться благотворительностью и помочь народному образованию, но что за странная идея самому там преподавать?
— Что же тут странного? — удивился Саша. — Наполеон сам водил солдат в атаку.
— Интересные у тебя примеры для подражания, — заметил папа. — И аристократов на фонари.
— Причем тут это! — возразил Саша. — Когда император сам ведет армию, иногда неплохо получается.
— Это не война!
— Ликвидация безграмотности — наше главное сражение.
Папа вздохнул.
— За мной люди идут, — добавил Саша. — Десять пажей в качестве учителей и под сотню учеников. Я и не надеялся на такой интерес. Значит, это действительно актуально, и мы делаем то, что нужно.
— Они приходят поглазеть на великого князя, — заметил папа́.
Никса усмехнулся.
— Очень хорошо, — сказал Саша, — пусть глазеют, если заодно буквы выучат.
— Хорошо? — переспросил папа́. — Саша, зачем им буквы? Ещё вольнодумство какое-нибудь вычитают и не поймут там ничего.
— Потому что неграмотные армии доживают последние десятилетия, — сказал Саша, — ещё немного и они начнут проигрывать войны. Ликвидация безграмотности — это не моя прихоть, это условие выживания страны.
— Ты преувеличиваешь, — поморщился царь. — Но даже если в этом есть доля правды, тебе не обязательно работать учителем. Это совершенно не соответствует твоему статусу. Организуй, находи преподавателей. Ничего не имею против.
— Если ты мне запретишь там преподавать, то и моим пажам отцы тоже запретят, и дело рухнет.
— Не рухнет, — сказал царь. — Ты им не равен. В общем, я не хочу больше слышать о том, что ты сам учишь рабочих.
— Я им обещал, — возразил Саша, — я не могу нарушить слово.
— Мою волю — тем более.
— Вот именно, — сказала Саша, — в такой ситуации самураи вспарывают себе живот.
Царь хмыкнул.
— Ну, ну!
Никса посмотрел обеспокоенно.
— Саша, но ведь отец прав, — вмешалась мама́. — Ты большего добьёшься, если сосредоточишься на организации школ.
— Твоя мать тоже открывает женские гимназии, но ей не пришло в голову идти туда учительницей! — заметил царь.
— Интересная идея, — оценил Саша. — Пошло бы быстрее.
Отец только покачал головой.
— Мне рассказывали, что император Александр Павлович сам принимал экзамены в Пажеском корпусе, — сказал Саша.
— У тебя не Пажеский корпус! — буркнул папа́.
— Мне кажется не будет ничего страшного, если Саша будет принимать экзамены, — сказала мама́.
— Да, — кивнул Саша. — Мне нужно иногда вмешиваться в процесс, сидеть на уроках, смотреть, чему там учат пажи, и нет ли какого вольнодумства.
— О, да! — хмыкнул царь. — Если вдруг нет — то ты добавишь.
— Даже не собираюсь, — возразил Саша, — совершенная пастораль, исключительно про птичек и зверушек. Аисты вьют гнёзда на крышах и начинаются на «А», утка плавает в пруду и начинается на «У». Никакой политологии!
— Политической науки? — переспросил царь. — Этого ещё не хватало!
— Боже упаси, — сказал Саша. — Всё совершенно невинно.
— И без Закона Божьего, — заметил папа́. — И без молитв!
Саша оценил степень осведомленности. Кто донёс?
— Молитвы сложны, — заметил Саша. — Моим рабочим хоть буквы выучить. В пособии Главинского большая часть молитв на церковнославянском. Для учеников это не то, что трудно, это неприподъёмно. Я давно говорил, что канон надо на русский переводить.
— В Школе Магницкого у тебя тоже нет Закона Божьего, — сказал папа́. — Они неграмотные?
— Они-то грамотные, конечно, — согласился Саша. — Но мне казалось, что Закон Божий — это для начальной школы. Зачем он в старших классах?
— Тебе его преподают, — возразил папа́, — и Никсе — тоже. Мог бы понять, что он нужен.
— У нас особый статус, — сказал Саша.
— Закон Божий должен быть, — разделяя слова сказал царь. — А то в гостиных болтают, что мой сын основал совершенно атеистическое учебное заведение.
— Да? — удивился Саша. — Их так волнует школа на 10 человек?
— Их волнует школа, основанная великим князем.
— Саша, — вмешалась мама́, — тебе просто надо добавить Закон Божий. Давай я с Рождественским поговорю.
— Хорошо, — смирился Саша.
И подумал, что богословие в духе Лейбница может и зайдёт любителям задачек от Остроградского.
Сочтя, что взаимоприемлемый компромисс найден, папа́ перевёл разговор на другую тему.
— А кто такой Кропоткин? — спросил он.
— Очень хороший мальчик, — вступилась мама́, — воспитанник четвёртого класса Пажеского корпуса и второй год лучший ученик. Из древнего княжеского рода. Его совершенно не в чем упрекнуть.
— И может наизусть цитировать целые страницы из «Фауста» в оригинале, — добавил Саша.
— Саша, — обратилась мама́ к царю. — Ты его видел у нас на Больших выходах. Очень приятный, воспитанный юноша. Наконец-то Саша нашёл себе друга примерно своего возраста из хорошей семьи.
— А, — сказал папа́, — ну, ладно. Теперь о более приятных вещах. Саша, я приказал выписать вам с Якоби по 10 тысяч рублей серебром из казны за изобретение радио.
— Вот это да! — воскликнул Саша.
И понял, что чёрт с ним, с Законом Божьим!
— Только у нас сейчас банковый кризис, — добавил царь, — так что можем выплатить либо серебром примерно к Рождеству, либо сейчас пятипроцентными облигациями.
— Серебром, — сказал Саша, — я подожду, у меня пока есть.
— А Якоби согласился на облигации, — заметил папа́.
— Он бедный русский учёный, — посочувствовал Саша. — Кстати, он сделал связь с Москвой? А то от меня же всё засекретили.