Но, по сути дела, царь был потрясён чередой боярских измен, тем более, изменой близкого друга, из древнерусского рода Ярославских, Смоленских Рюриковичей. Думал тревожно и печально: «Кому довериться, если кругом измены, если только что загублена Анастасия с малолетними дочками? А тут ещё подозрительно быстрая смерть 5-недельного царевича Василия Ивановича. Ведь Мария твердит об его отравлении, можно ли ей верить? Сначала утопили первенца Анастасии царевича Дмитрия Ивановича, потом извели до царевен Анны, Марии, Евдокии, вот и до царевича Василия добрались. Значит, жизнь взрослых сыновей-царевичей Ивана и Фёдора в опасности… Значит, и жизнь моя и царицы тоже в опасности… Может, что-то не так в моём царстве-государстве?.. Как же лютой измене бояр противостоять, через какие новые преобразования?.. Как с изменой, что на руку королю и хану, бороться?»
Царь подолгу размышлял, как гармонично создать сильное централизованное государство, найти управу против феодальных удельных князей, которые хотел раздробить и ослабить Московскую Русь, вынужденную защищать свои земли и нарды на востоке, западе и юге. Да и с порядком престолонаследия и с регентскими советами было много лазеек для корыстолюбивых боярских партий. Регенты своих людей во все бюрократические дыры суют, что само по себе подрывает основы государства, если люди боярских партий сидят не на своём месте. А почему бегут к врагу удельные князья и их бояре. Может потому, что чувствуют притеснение боярской партии Захарьиных из регентов, окруживших царевича Ивана своими родичами и сделавшего и царевича-сына и даже царя-отца послушными исполнителями боярской партии Захарьиных-Романовых. Ведь приказной аппарат ими формируется. Возвратили Фуникова-Курцева, бывшего в немилости у Сильвестра, поставили главой казённого приказа. Захарьины не обошли вниманием другого противника Сильвестра, дьяка Висковатого, тот стал главным помощником Фуникова в казённом приказе и начал с «реформы увеличения царской печати: «Орёл двуглавый, а среди его человек на коне…» и пропажи казённых денег. Был донос царю на Фуникова с Висковатым и на их покровителя боярина Данилу Захарьина.
Царь высказал претензии Даниле Романовичу Захарьину:
– Объяснись, боярин, чем тебе старая печать не угодила?
– Не знаю, не ведаю, государь, – залопотал хитрый боярин, это прихоть не моя, в целом.
– В следующий раз придёшь с ревизией расходов, трат и поступлений казённого приказа.
Следующего раза не случилось. Умер при подозрениях в казнокрадстве дворецкий Данила Романович Захарьин, не объяснившись по доносу на него лично и его ставленников.
По такому же доносу во время многих беглецов, соратников Ивана Петровича Захарьина, в Литву, был арестован и этот член опекунского совета. «Так ведь распадается опекунский совет по первому чиху, по доносу, на который никто из моих родичей не может объясниться.
– Знал о бегстве бояр и князей, своих приспешников, при первой же нашей военной неудаче? – спросил царь Ивана Петровича, приведенного для дознания по доносу. – Почему мне не сообщил заранее? Мы бы перехватили, а теперь ищи ветра в поле…
– Ни сном, ни духом, государь… – выдавил из себя боярин. – Не ведаю, ведал бы, тотчас сообщил бы тебе…
И был отпущен Иван Петрович на поруки партии Захарьиных, ходатаем которых к царю Никита Романович Захарьин, брат сестры царицы Анастасии. Разговорился царь с Никитой Романовичем на тему неувязок в государстве. Обозначилась неустранимая пока проблема усиления централизации государства и усиления армии.
– Напомни, где служил и где отличился, если был боевой опыт и прецеденты военного отличия…
– Было такое дело, государь… – Никита Романович напомнил, что в начале Ливонской войны был вторым воеводой в передовом полку, затем первым воеводой в сторожевом полку. Поскромничал: – особых отличий не было, воевал, как все воевали.
– Изменять царю не собираешься, как Курбский?
– Господь с тобой, государь… И на нашего Ивана Петровича напраслину злые люди возвели…
– Пойдёшь воеводой в Каширу, родич, и чтобы твоё войско было всегда надеждой и опорой царю…
Царь ещё долго говорил с заступником боярина Ивана Петровича, которого тот брал на поруки рода Захарьиных. Проблема-то была не из простых. Ведь во время войны каждый удельный князь приходит со своим удельным войском и это войско феодальных отрядов, как в случае князя Серебряного, могло в любой момент сворачивать свои знамёна и уходить с войны. А нужна была новая регулярная царская армия – без предателей и изменников в голове её и в массе…
– А предателей бог дал и бог взял, – заключил Грозный царь, вспомнив о первом предателе-перебежчике полоцком Богдане. – А предателей мы всех переловим, отомстим, и уничтожим… Род их пусть проклянёт… А не будет проклинать измену, будет и род вырезан…
– Жестоко, государь.
– А ты как думал, боярин? Или они нас или мы их.
– Мы, – сказал, загадочно усмехнувшись, Никита Романович.
11Введение в опричнину и террор изменникам
Почему после смерти крохотного царевича Василия Иванович стал царь равнодушен к царице Марией, невольно напоминая ей, что все годы после смерти своей первой жены Анастасии в память ей наделял богатой милостыней монастыри Афонские? Может быть, потому, что попытки сблизиться с царицей в прежних плотских любовных схватках ни к чему хорошему не приводили. Память о тяжёлых родах Марии давала о себе знать, и это знание мучило и царицу, и царя. И ещё какое-то тёмное воспоминание Марии о грузинских колдунах с предсказанием, что не будет у женщины светлой возможности второго рождения ребёнка.
Невозможность зачать дитя сделало Марию жестокой сердцем к государю, твердившей даже на царском ложе в опочивальне о ядовитой измене, разлитой во всех углах государства.
– Я даже к колдунам дворцовым обращался с советом, как поберечься от боярских и воеводских измен царю, чтоб дали чудесный заговор от измен и напраслин на царя подданных…
– А я, ладо моё, спрашивала твоих колдунов – смогу ли я родить от супруга-царя снова?
– И я спрашивал, Мария, их о том же, могу ли я ждать от царицы дитя, царевичу или царевну…
– Если мы спрашивали одних и колдунов, ответ один и тот же отрицательный, – печально сказала Мария и на глазах её выступили слёзы. – Ведь это всесильные колдуны и пророчества их всесильные. Я сама видела, как на моих глазах маг-колдун брал горсть земли из-под ноги прошедшего человека, шептал заговор, и мог предсказать его судьбу, а то и излечить словом, или погубить проклятием. Мои боли и болезни особые, женские колдун снял, а по горсти земли из-под босой земли предсказал мне бесплодие…
– Милая, когда-то давно, когда ты ещё не говорила и ничего не понимала по-русски, я рассказал о грехе моего отца Василия Ивановича, благодаря которому появился на свет мой глухонемой брат Юрий…
– Я смутно помню, но ничего толком не поняла тогда… А что изменилось сейчас, ладо моё? Почему ты вспомнил о грехе отца?
– И о грехе матери Елены тоже, – напомнил он. – Но нынче уже нет на белом свете невинного царевича Василия Ивановича, полного тёзки отца, и умершего в расцвете лет глухонемого сына отца-грешника… Значит, и нет старого греха… Но остаётся возможность нового греха непостоянства, который я никогда не смогу простить царице, зато царица легко может простить этот грех царю…
– Я поняла тебя, государь, ты свободен… и волен всё делать без укора совести и стыда… только потому что мы уже не сможем вместе зачать дитя… а плотские ласки без цели зачатия подобно блуду… хотя я могу и ошибаться в русских православных традициях…
– Благодарю, милая, что ты правильно поняла меня. К тому же кроме колдунов, к которым мы обращались каждый по отдельности и получили от них один и тот же ответ, помимо них я обратился к лекарям, лучшим врачам, европейским светилам…
– И что же врачи-лекари?
– Врачи мне тоже подтвердили, что ты больше не родишь… – Царь задумался и со злой гримасой на лице простонал. – Выходит, врачи оказались согласны с предсказанием колдунов. Просветили царя, что нет ещё таких медицинских возможностей, чтобы восстановить твоё женское плодородие… Но знай, царица, я буду с тобой до сметного часа, тебя никогда не брошу на произвол судьбы… Но и ты мне должна уступить и простить моё непостоянство… Я не использую слова «измена», «предательство»… Я верен тебе душой… А тело моё жаждет баб и девок… Не обессудь, царица… Родители меня зачали в монастырских паломничествах по совету великого святого праведника, владыки Макария… Вот, таким я уродился, люблю женскую плоть… Но нет в живых моего учителя, преподобного Макария… Некому на меня обижаться, царица, так и ты на меня не обижайся, раз Бог дал нам сына и раз Бог взял его… Был у меня в Полоцке такой воевода Богдан, первый изменник в войне с бездетным королём… А я тебе не изменник душой… Только, ладо моё, на мои плотские непостоянства, своего рода супружеские измены, не ожесточись душой…
– Царь, против тебя я не ожесточусь никогда… Ожесточение моё будет против злодеев и завистников, которые отняли у меня радость и любовь мою, крохотного царевича Василия Ивановича, их я никогда не прощу…
– И я их, ладо моё, никогда не прощу, изменников… Но их столько много, дьявольских изменников царю и присяге царёвой, что иногда мне кажется весь мир состоит из изменников… Есть у меня подозрения, что не случайно умерли так рано три моих маленьких дочурки, Анна, Мария, Евдокия…
– Мария, как и я…
– Да, царевна, крещеная с именем Мария, как и ты царица… За мои супружеские измены не суди, да не судимой будешь… А с изменой государственной против веры и царя, с поруганием присяги крестоцелованием, вместе воевать, биться насмерть будем… я склоняюсь к тому, что мне надобно для борьбы с внутренней изменой…
– …Набрать верное надёжное войско из нескольких сотен воинов, до тысячи бойцов, готовых идти за царя в огонь и воду, чтобы очистить Русь от измены, готовых жизнь отдать за царя-праведника… – У Марии на глазах выступили слёзы. – Верных царю и царице воинов, света готовых отомстить за поругание нашего брака убийством нашего царевича Василия…