Царь опричный — страница 16 из 30

– А почему не сослал, – спросила Мария, – ведь по доносу цепного дьяка вины у Старицких были огромные и в прошлом, и в настоящем?

– Пожалел Владимира и его семейство, ладо моё…

– А они пожалели нашего маленького сынка Василия, царь. Когда твою жену отравят или сыновей Ивана с Фёдром поздно будет локотки кусать…

Царь, глядя, на яростное, невероятно красивое лицо Марии, вместо того, чтобы гневно осадить её, неожиданно хлопнул себя по лбу, и воскликнул, не переставая удивляться природной красоты его суженой, которая разрешила ему изменять телом, оставаясь ей верной душой:

– Мне понравилась, как ты дралась с моим Иваном, не причиняя ему никакого ущерба здоровья ответными ударами… Уходила от его ударов, ловко уклонялась, используя гибкость тела, свою природную от Бога пластичность… Так вот мне тоже нужна твоя хитрость и пластичность ума в переписке твоей с женами хана Девлет-Гирея и султана турецкого… Хан вассал султана… Надо как-то защитить Москву от набегов хана, используя его вассальную зависимость от султана… Кому, как не тебе, завести переписку с жёнами, только не именем царя-мужа, а от себя, царицы… Так охмурить хана, как ты охмурила в битве на кулачках сынка моего неопытного… Надо, чтобы коварные удары хана мимо царя проходили… А когда-нибудь мы в решающий миг, по твоему примеру, царица, придушим его, заманив в ловушку… Ведь ты же знаешь их язык, ханш и султанш… Или не обучена?..

– Знаю, государь…

Тогда всё просто, пиши письма ханшам и султаншам, привлекай помощь своих родичей в Москве и на местах, на своей родине, ещё кого из тех, кто с твоим отцом бился с ханом во время его набегов на вас…

– Конечно, царь. У меня и самой раньше такие мысли были о посланиях… Но тяжёлые роды, смерть сына подкосили меня, только сейчас немного оклемалась, как говорят у русских…

– Так теперь ты и есть настоящая русская царица, раз имеешь держать удары судьбы, уклоняться, если надо, в битвах на кулачках, и порхать, как бабочка в бою, и жалить, удушать красиво…

– Спасибо, царь, рассказывай дальше о Старицких. Я ведь всё должна знать о твоих противниках… Может, совет дельный дам, подскажу тебе вовремя… Неспокойно моё сердце после гибели крохотного беззащитного сына, ангелочка нашего… Не верю я в его болезнь…

– А сейчас, ладо моё, я тебе, ладо моё, расскажу о моей болезни, после которой всё со Старицкими завязалось в узел, который не развязать, разрубить только можно… И вы сынки внимательно слушайте об испытаниях вашего отца, на ус мотайте…

И царь стал рассказывать о том, как он серьёзно заболел в марте 1553 года, был при смерти, как тогда решался вопрос, кому сидеть на троне, Владимиру Старицкому или пелёночнику Дмитрию. Тогда многие боярские партии переметнулись на сторону озлобленной за загубленного мужа Ефросиньи и её сына Владимира. Благодаря, в первую очередь, партии Захарьиных, которые были за их родича Дмитрия по его матери Анастасии Захарьиной, победа была за сторонниками царя, а не за сторонниками Владимира Старицкого. Была составлена крестоприводная запись на верность царевичу Дмитрию. От крестоцелования Ефросинья Старицкая категорически отказалась и сыну запретила «крест целовать». Потом Захарьины как-то уломали подписать крестоприводнуя запись, обещая его поставить главой опекунского совета над Дмитрием. А к Ефросинье Старицкой Захарьины и другие боярские партии трижды посылали требование, чтобы «и она привесила свою печать к крестоприводной записи», что, в конце концов, мстительная княгиня и сделала, но «много она бранных речей говорила…

– А потом после похода на Полоцк, где Владимир был со мной руководителем похода и где была победа, был донос на него и его мать цепного дьяка… Наверняка дьяк, посаженный Владимиром на цепь, правду мне писал в доносе… Если б не было победы в Полоцке, конечно, я бы его вместе с матерью сослал и удел отобрал бы… А то и к ногтю прижал всех, придушил до конца или шутейно, как ты это сделала, ладо моё, царица души моей… Если бы не заступничество за него покойного Макария…

– …Я бы придушила Старицких до конца, а не шутейно, – тихо с внутренней болью, перебивая супруга, отозвалась покрасневшая от еле сдерживаемого гнева Мария, – я-то пощадила в кулачном бою твоего сына, государь, а они моего сынка не пощадили и меня не пощадят, отравят…

14Престольный кризис

Отбыв из первопрестольной Москвы – через Коломенское и Троицкую обитель – в Александровскую слободу, царь поставил в недоумевающее духовенство и думское правительство в тупик: как управлять государством, за что молиться? Уже до ушей московских правителей долетело словцо царево «опричнина». Ещё никто кроме царя и его верных подданных в Александровской слободе не понимал сути скорых новаций государя в выделении части земли русской исключительно под нужды государства и его опричных государевых служивых и войска – из дворян и детей боярских. А пока на основании слухов, долетевших до Москвы и других крупных городов Русского государства гадали об общих политических и доморощенных расшифровок кода «опричь» – то есть «кроме», «отдельно», «вне», «снаружи», «за пределами», «особливо – особо».

Только особо прозорливые люди в Москве и за её пределами догадывались о чрезвычайных мерах царя, «чрезвычайном положении – ЧП», в котором оказалась Москва и всё государство в череде внутренних измен, внешних угроз, войны с Литвой и Польшей Ливонией, принимающей затяжной изнурительный характер. А тут ещё угрозы со стороны шведского короля (с морской блокадой шведами русских), соединенного брачными узами с сестрой-королевной Екатериной короля Сигизмунда-Августа, и вдобавок опасность набегов и нашествия хана Девлет-Гирея из набравшего силу Крымского ханства, вассала Османской империи. А куда деваться при эпидемиях чумы и засухах, которые часто сопутствуют войнам и блокадам Руси?..

Ровно через месяц – с Николы Зимнего – 3 января 1565 года царь прислал письмо занявшему престол владыки Макария, митрополиту Афанасию (духовник Ивана Грозного) письмо с объявлением о своём отречении и передаче царской власти старшему сыну Ивану Ивановичу, по причине гнева на бояр, церковных, воеводских и приказных людей. В послании были подробно описаны все большие измены этих людей, которые были содеяны до совершеннолетия – с разграблением московской казны без её пополнения – и дальше по мере царствования. Будто дорвавшись до потаённых струн души, Иван Грозный огласил в первой знаковой грамоте список измен князей и боя, воевод и дьяков, архимандритов и игуменов монастырей, положив на них особый царский гнев, подобный божиему. Среди доскональных «казённых» обвинений были и страшные, неподвластные пониманию христианину: в отравлении царицы Анастасии, в убийстве маленьких царевен и царевича. Посему царь, которому невмоготу, душа которого не может терпеть государеву измену, оставил свой трон и государство изменников и отъехал где-нибудь найти приют, как частное лицо, где Господь Бог укажет.

После прочтения царского послания в Москве накалилась обстановка, когда против московских бояр и чиновников приказов вышли многие тысячи москвичей, разъяренных боярскими изменами и неурядицами в государстве. Оказывается, царь написал и вторую дополнительную грамоту купцам, ремесленникам и всем бедным православным христианам, где говорилось, что именно на них царь гнева не держит в душе, и опалы, наказаний для них царём не предусматривается. А вот с изменниками жить вместе не собирается, пусть даже под угрозой нашествия иноземцев с запада, востока и юга. И ахнул простой русский православный народ, вопрошая: «Кто же их теперь защитит? Зачем ты нас покинул, заступник?»

Хитрый и мудрый Иван Васильевич, словно зверь в лесу, кожей, нюхом чуял и знал, что в его огромной стране легче было представить бытиё русское без придавленного жизнью народа, без бояр и воевод, чем без государя царя.

Царице Марии и сыновьям царевичам он в день отсылки писем в столицу сказал:

– Вот сейчас у многих моих противников в мозгу мелькнёт шальная мыслишка: а не поставить ли нам на сильную фигуру в шахматной партии, раз сам царь от престола отрёкся…

– Но ты же, отец, отрёкшись от престола, передал его мне, – спросил Иван-царевич, обиженно надув губы, – не так ли? или всё это было шутейно, как в драке на кулачках?

– Ты же со мной рядом, – Грозный положил руку на голову сына, – и мои противники догадываются, что ставить на слабую фигуру в запутанной шахматной игре политической жизни опасно. Можно проиграть быстро, поставивши на пешку… Неизвестно, когда пешка продвинется, пробьётся через разные хитросплетения и интриги в ферзи…

– Я не слабая, фигура и не пешка, – мальчишеским звонким голосом выкрикнул царевич, – давай мы снова подерёмся с Марией, я ей холку надеру, устрою ей по седьмое число…

– Конечно, ты не слабая фигура в шахматных политических играх царя, совсем не пешка… Но ты не видел, как дерутся настоящие бойцы, совсем не шутейно, но по правилам, честно… Скоро к нам приедет мой брат Мамстрюк, его увидишь в бойцовском деле с опричниками… И тебя брат обучит высоким боевым искусствам, когда можно сражаться не только мечом и копьём, но и голыми руками… Жизнь – это бой, и к этому надо быть готовым уже с раннего детства…

– И шахматы – это бой, война… – задумчиво произнёс царь. – И жизнь царя и его царевичей и царевен – это тоже бой, война… И неизвестно, чего ждать, ладо моё…

– А ждать долго, государь, нельзя тебе, – Мария сняла руку с головы царевича и, взяв руку царя в свои тёплые ладони. – Промедление, безде6йствие подобно смерти…

– Я многое предусмотрел… Но всё не предусмотришь… Если кто рванётся из Москвы к Старицкому или, не дай бог, к королю, из перехватят мои люди… Но на все случаи жизни ловушек и западней не наготовишь на своих врагов и противников-соперников… Правильно, Фёдор?

– Молиться надо, батюшка…

– Тебе б только молиться, а драться за Русь кто будет, сынок?

– Всё равно, отец, больше надобно за царство молиться…