Грозный мог бы не унижать владыку, вспомнив хотя бы тот факт, что во главе петиции бояр и духовенства с просьбой царю вернуться на покинутый им царский престол стоял именно Пимен и ограничиться лишь его арестом. Но царем правила месть к изменникам за их желание перейти к королю, поставить на престол князя Старицкого. Потому и было публичное мстительное унижение владыки. Лишенный сана Пимен был сослан в Никольский Веневский монастырь под Тулой, униженным и оскорблённым он прожил недолго там, и 25 сентября 1571 года умер.
А почему же был отстранён от руководства Новгородским походом второй человек в опричном войске, после царя, оружничий Афанасий Вяземский. На него царю поступил донос от боярского сына Григория Левчикова, что «фаворит царицы» Вяземский вёл в обход царя опасные переговоры с архиепископом Пименом, предуведомив того о гневе царском и походе опричного войска на Новгород с непременным арестом владыки. Потом уже современники совместят в одно целое: предательство оружничего с тайными переговорами с Пименом, гнев царя на «фаворита царицы» с возможным адюльтером, да и на одного из главных отравителей Марии Темрюковны в Вологде, где он был воеводой. Самое интересное, что имя Афанасия Вяземского не значится в «синодике опальных» Грозного, рассылаемого в монастыри и церкви для молений за упокой душ. Значит, Грозный что-то не простил своему другу Афанасию – отравление царицы или неправильно понятое царское поручение быть фаворитом царицы Марии – и концы в воду?.. Или здесь кроется скрытый намёк, что Грозный сам оказался втянутым в длительный процесс отравления ядами царицы – ртутью и мышьяком – что подтвердили при вскрытии гробницы царицы Марии Темрюковны в Кремле археологи-исследователи на стыке 20 и 21 веков?..
Летописцы сообщают о Новгородском погроме царя: «И начал великий царь громить Новгород», конечно, с большим преувеличением жертв погрома, аж до 60 тысяч перебитых царём, не забывающих молиться о их душах и именах: «А имена же ты их, Господи, веси…»
Но население Новгорода в то время не превышало 30 тысяч человек. Таким образом, 1505 убитых по минимуму в «синодике опальных» Грозного относятся к общим жертвам Твери и Новгорода, возможно, всего похода в новгородские и псковские «мятежные» земли. Устроив суд в так называемом Рюриковом городище над знатью города, Грозный казнил – при начальном строгом подсчёте жертв – 211 помещиков и 137 членов их семейств, 45 дьяков и приказных.
Летописцы писали, что по тысяче человек в день привозили на суд царю и его сыну-царевичу Ивану, который во всех злодействах, чинимым Грозным, был рядом с отцом – учился царствовать, не считаясь с пролитой кровью жертв-изменников.
– Пусть кровь взыщется с изменников, – поучал неопытного сына Ивана умудренный опытный царь.
И страшно было царевичу остановить зверства отца – мстителя за очевидную и неочевидную измену – произнести: «Может, хватит губить русских царю Русскому?», но он только шмыгал носом и повторял за потерявшим страх отцом:
– Пусть с них взыщется кровь…
Людей обливали зажигательной смесью и поджигали, забивали палками и забитых сбрасывали в реку Волхов «остудиться», кого-то поджаривали в раскалённых углях. Царь объяснял причину своих зверств не только изменой жителей ему в пользу короля и желании целовать крест на престоле династическому сопернику, князю Старицкому, но и неоправданными требования вольного города к московскому властителю.
– Слишком о многом размечтались вольнолюбивые новгородцы, о возвращении былых вольностях… о власти народной вместо царской… об отделении вольного города от Москвы… куда угодно от царя – к королю, хоть к чёрту лысому…
– Пусть теперь на своей шкуре познают, почём фунт лиха, – осторожно подыграл царю царевич и тут же испуганно спросил. – Но зачем, отец, разрешив опричникам грабить город, отбирать у жителей самое последнее, смертное? А вдруг неурожай, голод – тогда что?..
– А не надо изменничать, – зло ощерился Грозный, подумав: «А вдруг и правда, напророчил сынок не жестокосердный? Ведь это же твои, подданные русские, царь… А ты даже оставшихся в живых жителей без пропитания на смерть лютую глада и мора обрекаешь».
И, действительно после разгрома Новгорода в эти земли придёт страшный неурожай, голод, во время которого на этой земле погибнет гораздо больше жителей города и окрестных деревень, чем от рук лихих опричников царя Грозного.
21Разгром Новгородско-Псковской и Московской измены
Царь перед дальнейшим продолжением карательного похода на Псков наложил на Новгородские монастыри, подчинявшиеся изменнику Пимену, огромную денежную дань опричнине. Поставив в Новгороде на осиротевшую кафедру владыку Леонида, в епископском чине, Грозный потребовал от архимандритов разгромленных монастырей внести в опричную казну по две тысячи золотых рублей, от настоятелей соборных старцев требовалось от тысячи до трёхсот золотых рублей. Менее состоятельное белое духовенство церквей города было обязано внести а казну опричнины по 40 рублей с человека. Это был грабёж, ничем не уступающий грабежам крымским ханов, только те грабили чужую для них страну, а опричный царь громил и грабил своё собственное родное отечество.
К приходу из Новгорода в Псков карательного опричного войска, напуганные псковичи исповедовались и причащались, готовясь к неминуемой смерти, приготовились основательно. По приказу воеводы Токмакова встречали царя на пороге своих домов хлебом и солью в руках, падали на колени, завидев Грозного царя. «Псковская измена» обошлась жителям малой кровью и минимальным количеством жертв: всего-то убитых опричниками-грабителями было под сорок человек.
Жертв и крови могло бы оказаться значительно больше не повстречайся на подходе к Пскову юродивый, протянувший царю кусок сырого мяса.
– Как тебя зовут, юрод?
– Никола, – ответил тот и без всякой угрозы в голосе ласково предложил, – откушай мясца моего, царь, тебе в подарок от Николы.
«Надо же, этого юрода зовут тоже Никола, – с тихим ужасом подумал Грозный, вспомнив свой отъезд в Коломенское с Марией и сыновьями на Николу Зимнего, отрекаясь от царства, вот тебе испытание в христианский пост».
– Я православный христианин, – возмутился моментально севшим голосом царь, – и не ем мяса в пост…
– Ты хуже делаешь своему народу, царь, – ответил с потемневшим лицом юродивый Никола, – ты ешь человеческое мясо своего народа…
«Сейчас стыдить начнёт этот юрод, – подумал царь, – но придётся его выслушать. Николу казнить – это как царству своему вредить». И выслушал до конца царь юродивого Николу, что предрек ему всяческие беды, если царь устроит бойню в Пскове, как в Новгороде.
– И знак тебе будет от Николы, конь твой скоро прямо в Пскове издохнет… И ты помянешь добром Николу, что тебя предупредил не творить зло в Пскове.
И издох конь царский, и в психическом расстройстве царь запретил убивать и грабить псковичей своим лихим опричникам. Только разве их остановишь в твёрдой памяти и здравом рассудке – при желании обогатиться трофеями без боя на псковской и новгородской земле. За неделю пребывания в Пскове, невзирая на приказ царя, кромешники сумели основательно вымести дома богатых горожан. Как свидетельствует псковская летопись о разгроме, учиненном опричным войском: «Кроме церковного причта взяли также казну монастырскую и церковную, иконы, кресты, пелены, сосуды, колокола, книги». Кто сопротивлялся кромешникам при грабеже и разгроме Пскова, того били и убивали, но не сильно: около сорока убитых детей боярских, двух городовых приказчиков и одного подьячего – так мало по сравнению с кровавыми жертвами Новгорода…
В «Синодике опальных» игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий был отмечен первым в списке лиц, казнённых в Пскове по приказу Грозного царя, царские слуги убили почему-то старца Вассиан Муроцева, не отмеченного среди жертв Синодика.
В 1569–1571 годах, ещё до нашествия хана Девлет-Гирея общество сотрясала эпоха террора мстительного царя, немыслимого ранее числа казней, жестоких опал и конфискаций нажитого «непомерным трудом» более или менее мирной передышки. По своим размерам и интенсивности террор Грозного царя далеко превосходил кризис 1563–1564 годов и престольный кризис начала 1550-х во время «смертельной болезни» и присяге пелёночнику Дмитрию. В эту пору погибают убитыми приказом Грозного ближайшие родственники царя: вдова слабоумного, глухонемого брата Юрия Юлиания, первая жена царевича Ивана, инокиня Александра. Их топят вослед княгине Ефросиньи (из знатного рода князей Хованских). В первую партию казненных опричнины вошли князь Александр Горбатый-Шуйский с сыном Петром, родичи Захарьиных князья Иван Кашин и Дмитрий Шевырев.
Перед походом на Новгород от реки Скуратова погибает митрополит Филипп, заступавшийся за гонимых вельможных князей и бояр, сам из старобоярского рода Колычева. Такжн погибают во множестве представители старой аристократии, давно находившиеся под подозрением, а также и даже многие видные опричники, вчерашние любимцы царя. Уже после Псковского похода первый воевода Вяземский и любимец царя Алексей Басманов (женатый на дочери князя Сицкого, жена которой была сестрой царицы Анастасии) подвергаются жестоким пыткам Скуратова, по обвинению в предупреждении Пимена о походе на Новгород, они погибают во время пыток. Смертные приговоры, опалы и убийства помимо суда совершаются над новыми изменниками через связь с Вяземским, якобы одним из отравителей царицы Марии. Открываются все новые и новые предатели, которые подготовляли передачу Новгорода и Пскова Литве; другие изменники, которые связаны с ханом Девлет-Гиреем, готовящим новую измену, позволяющим крымчакам незаметно подойти к Москве, сжечь её и прогнать с трона излишне мстительного царя.
А в Москве опричники сразу после погрома Новгорода и Пскова готовы учинить подобный разгром приказной Москвы, то ли по распоряжению царя, то ли по собственной преступной инициативе – против главных земских дьяков, которых до этого поставила на тёплые доходные места боярская партия Захарьиных. Арестовываются глава Поместного приказа думный дьяк Степанов, глава Большого приказа Булгаков, глава Разбойничьего приказа Шапкин. Все они так или иначе связаны были с думным дьяком И. М. Висковатым, государственным печатником, человеком высокоодаренным, который пользовался неограниченным доверием Ивана Грозного и чуть ли не единственный из времени «избранной рады» уцелел при первом правительственном кризисе 1563–1564 года. Судя по тому мнению, которое он подал на соборе 1566 года, он был против продолжения войны за Ливонию и работал в польз