22Люблинская уния, перемирие с Польшей перед нашествие хана
Для Русского государства и опричного царя заключение Люлинской унии и образования Речи Посполитой из Польши и Литвы означало только одно: переход литовских претензий к Польше, с которой прямые контакты на уровне первых лиц стран прервались в середине 13 века, точнее, с 1239 года. Став после поглощения Польшей Литвы снова историческими соседями, Польша и Русь Московская катастрофически быстро обнаружили, что они друг для друга совершенно чуждые и вопиюще враждебные государства. Но ведь русско-литовская война, которая к 1570 году велась между Литвой и Москвой почти десять лет, потеряла всякий смысл и значение, потому что Литвы уже не существовало. Речь Посполитая и главная её часть Польша не захотела нести полную ответственность за войну, начатую Литвой. Потому и отношения Речи Посполитой и Москвы начались не с войны, а разумного в таких условиях мира и перемирия на три года с момента ратификации договор.
И, в конце концов, 22 мая 1570 года в Москве подписали перемирие, а ратификация произойдёт в Варшаве 2 мая 1571 года. Перед перемирием договаривающиеся стороны долго и бесполезно спорили о полоцких границах и, разумеется, не пришли к согласию для взаимовыгодного соглашения. Тогда послы Ян Кротошевский и Николай Тавлош настояли на личной беседе с царем, поскольку были уверены, что в нынешних обстоятельствах террора и набегов с угрозой нашествия со стороны крымского хана, мир более выгоден царю, чем королю.
Иван Грозный спросил, почему, и послы ответили царю: «Рада короля нашего Короны Польской и Великого княжества Литовского советовались вместе о том, что детей у короля нашего нет. И если господь бог короля нашего с этого света возьмёт, то обе рады не думают, что им короля себе взять от басурманских или иных земель, а желают себе избрать короля от славянского рода, по воле, а не в неволю, и склоняются к тебе, и к твоему потомству».
Грозный ответил: «И прежде эти слухи у нас были. И нас божиим милосердием и прародителей наших молитвами наше государство и без того полно, и нам вашего для чего хотеть? Но если вы е хотите, то вам пригоже нас не раздражать, а делать так, как мы велели боярам своим с вами говорить, чтоб христианство было в покое…»
А потом государь увлёкся и с упоением говорил больше часа, убедив послов в тесте перемирия «полоцких и ливонских рубежей не писать», дипломатически стороной обходить острые территориальные вопросы, в том числе в занятой обоими противодействующими войсками Ливонии. Грозный убедил послов признать по умолчанию фактические местные владения сторон. Но послы попросили царя дать им его речь в письменном виде, поскольку не поняли значения некоторых слов.
– Хорошо, вы получите текст, писарь мой всё слышал – напишет.
Писарь испугался и тут же взмолился:
– Милостивый государь! Таких великих дел запомнить невозможно: твой государский от бога дарованный разум выше обычного моего человеческого разума… – он намекал, что практически ничего не смог запомнить и, тем более, записать за царём. – Государь, что же желать?
Послы встрепенулись и наперебой, повторили свою первоначальную просьбу:
– Государь, мы хотели бы передать письменный текст речи королю Сигизмунду-Августу?
– А зачем ему это, он же не собирается избираться королем в новой Речи Посполитой… Или вы хотите ознакомить с речью сейм и новых кандидатов на трон королевский?
Царь понял, что своим вопросом он смутил послов, но ему было очень интересно выслушать послов на щекотливый вопрос первых выборов польского короля из нескольких кандидатов. От своего агента Ильи царь подробно знал не только положение дел в Литве, где в конце 1569 года и начале 1570-го из-за неурожая и природных аномалий начался страшный голод, перекинувшийся и в польз. Царь знал и положение дел в Польше, где из-за политического кризиса, когда король разругался с сеймом, а также из-за сильно пошатнувшегося своего здоровья, всё было хрупко и нестабильно.
Агент Илья писал царю, что больной Сигизмунд-Август вряд ли дотянет до 1572 года (король умрёт 7 июля 1572года), и именно голод в Литве и шаткое положение на польском троне призвало польскую и литовскую шляхту быстрее форсировать избрание короля при создании Речи Посполитой.
– Да, государь мы хотели бы ознакомить с программной речью Русского царя и сейм и кандидатов от сейма на королевский трон. – Сказал Талош. – Но писарь признался, что не запомнил всей твоей речи…
– Я могу переписать свою речь, – улыбнулся, на память никогда не жаловался. Но я поручу это своему сыну, царевичу Ивану Ивановичу. И не го память не хуже моей, а то и получше… Много страниц выйдет при переписке выйдет… Справишься, сын-царевич, или тебе потребуется помощь царя?..
– Конечно, справлюсь, отец.
Грозный вспомнил о том, о чем писал ему агент Илья: при дышащем на ладан больном Сигизмунде-Августе шляхта уже очертила круг претендентов на королевский трон: Семиградский воевода Стефан Баторий, шведский король Иоанн, принц Эрнст, сын германского императора Максимилиана I, принц Генрих Анжуйский, брат французского коля Карла I. Самое интересное в тайном послании Ильи было то, что в списке претендентов на корону польскую нашлось место и московскому царевичу, это был 14-летний Фёдор Иванович.
Тепло расставшись с послами, царь попросил остаться сына Ивана, которого он давно, ещё с подачи Марии Темрюковны стал подключать к переговорам с иноземными послами, мол, пусть набирается опыта.
Начал царь разговор с сыном издалека:
– Что скажешь о перемирии?
– А куда Литве деваться? Голод косит людей, в армию не набрать воинов. Вот военная слабость и голод высветили неспособность Литвы в одиночку нам противостоять. Как-никак мы остаёмся в выигрыше, победа за нами, раз Полоцк наш с прилегающими землями…
– Но теперь соперник вырисовывается поопытней и пострашней прежнего – Польша в лице объединенной Речи Посполитой… С этим уже надо считаться… А там на горизонте в дымке союзники поляков – шведы, датчане, не разгромленные до конца рыцари Ливонии…
– Это серьёзно, отец, конечно, но за три года можно и нам усилиться…
– Если хан нам это позволит сделать… Что-то он затевает, затаился, к прыжку, как зверь, готовится, только куда, как прежде на Астрахань или на Рязань?.. Моих людей к своим тайным планам не подпускает… Значит, что-то опасное для Москвы задумал, и мои агенты Илья, Моисей мне в состоянии весточку об опасных планах набегов передать – нечего… Зато есть потрясающе любопытные сведения от Ильи о скорых выборах короля Речи Посполитой… Там, ждут не дождутся, смерти короля Сигизмунда…
– Ждут – со дня на день, а получается с года на год второй и третий, пошутил царевич, – твой агент, отец, обещал смерть короля к началу перемирия, а срок это вышел… Или в течении трёх лет перемирия, под самый конец его надобно ожидать, когда, наконец, преставится смертельно больной король?..
– Дождёмся, – сухо, с металлом в голосе ответил царь, – не ждут нас с тобой, сын Иван, на польском троне…
– А чего нас ждать-то, отец?
– Ради этого я к сестре-королевне короля бездетного сватался когда-то. За меня было бы всё православное население Литвы и Польши с их представителями в сейме Речи Посполитой… А меня не ждут на троне, и даже мой кандидатуру претендента на трон никто там обсуждать не вздумает… Закинул я своему агенту вопрос – а как насчёт другого претендента от Москвы, моего сына-царевича Ивана, умницы в отца и хорошего воина…
– И что, – вскинулся заинтригованный рассказом отца Иван, – и что тебе сказал твой верный человек?
– Насчёт тебя такой же отрицательный ответ, как и насчёт меня, пугаются поляки сильной руки московского государя на польском престоле. А слабого здоровьем, богобоязненного Фёдора, несмотря на его малолетство, с радостью включили в узкий список претендентов на польский трон. Илья мне сообщил, что о слабости молитвенника Фёдора шляхта польская и литовская от наших изменников сведения получили. Мол, царь Иван Васильевич и царевич Иван Иванович и на землях Речи Посполитой могут террор опричнины устроить, как и на землях Московского государства. А Фёдора мы с тобой шляхте не отдадим, слаб он царствовать и здесь, и там.
– И чему же быть?
– А тому, что всё зыбко и нестабильно будет и после трёх лет перемирия с поляками, сынок. Мы Польше нужны как боевая сила, почитай, что смертники для битв с султаном турецким. Стремление же расширить и сберечь польские владения в стороне Германской империи и Турции также требует боевой силы русской… Но нам-то это к чему, биться за интересы Польши и Речи Посполитой с турками и немцами?..
– Правильно, отец, это нам ни к чему…
– И ещё латинские шляхтичи надеются, что из богобоязненного Фёдора легко сделать царя, который сможет быть и вашим и нашим, обратить в католичество или быть православным государем, терпимым и к греческой вере, и к латинской…
– Вот и нужен Речи Посполитой такой богобоязненный царь-король Фёдор, а не я и не ты… А ещё полякам нужна наша кремлевская казна и драгоценности государей московских, о которых в Речи Посполитой, да и во всей Европе ходят фантастические слухи…
– Какие слухи, отец…
Грозный машинально произнес:
– Разные слухи… – думая тревожно о делах минувших дней, совсем недавних, когда усилились набеги крымских татар на русские земли. – Меня сейчас больше всего скрытые угрозы хана интересуют, и как от этих угроз избавиться… Одной опричнины здесь мало… И земское войско за годы опричнины ослабло под рукой слабаков и трусов…
Грозный царь размышлял об узле противоречий русских и крымско-турецких интересов на южных рубежах страны. Собственно, и брак царя с Марией Темрюковной заключался, чтобы привлечь на сторону Москвы воинов Кабарды под началом Темрюка и его сына Мамстрюка для сдерживания поползновений хана и султана Русь. И летом 1569 года, когда объединенная армия османского султана Селима под началом Касим-паши двинулись на Астрахань, чтобы захватить город. Однако турки не смогли прорыть канал и перетащить свои суда волоком на Волгу. Касим-паша вместе с ханом отправился походным по