Пенрод хорошо описал это действие, быстро отбарабанивая ответы на вопросы, которые посыпались потоком от сидевших за столом мужчин. К тому времени, когда он закончил свой рассказ о последней атаке, когда Дервиш ворвался на площадь, прежде чем его выгнали войска в тылу, большинство посетителей кафе внимательно слушали и вытягивали шею через плечи людей в форме, чтобы наблюдать за последними стадиями битвы.
Пенрод драматично закончил фразу, смахнув дервиша со стола, и офицеры и наблюдатели зааплодировали, а скрипичный оркестр заиграл на бис “Боже, храни Королеву".”
•••
На следующее утро, после очень скучного обеда в резиденции Баратьери, где женщина, жена генерала Альбертона, вся в жемчугах и невежестве, пространно читала ему лекции о прекрасной простоте африканской души, Пенрод проснулся рано и уже позавтракал, когда к нему пришел Марко Наззари.
“Сегодня я встречаюсь с новыми рекрутами, - сказал ему Наззари. “Я подумал, что тебе будет интересно посмотреть, как мы ими управляем. Я был бы очень благодарен вам за ваши мысли.”
Пенрод был рад, что накануне вечером он угостил Наззари выпивкой.
Они вместе поехали на пыльную тренировочную площадку на окраине Массоваха. Около сотни мужчин и юношей, босых и одетых в свободные туники и штаны местных жителей, стояли на солнце, подавая заявки на вступление в один из местных батальонов. Пенрод был удивлен, увидев их так много, и сказал об этом.
“О, в последние год-два мы страдали от сильных дождей и чумы скота, - сказал Наззари. - Многие фермеры потеряли все и надеются вернуть состояние своих семей, служа нам. Мы позволяем им жить со своими семьями, и плата достаточно высока, чтобы, если они будут трезвыми и осторожными после года или двух с нами, они могли позволить себе немного земли и животных.”
Наззари шагал вдоль шеренги новобранцев, держа спину прямо, с суровым выражением лица, останавливаясь всякий раз, когда новобранец казался слишком молодым или слишком старым, или слишком истощенным болезнью или голодом, чтобы стоило беспокоиться. Люди, которых он отпустил, не выказали своего разочарования и не попытались спорить, а просто повернулись и ушли в свое неопределенное будущее.
Как только Наззари сократил поле боя примерно до половины первоначального числа, он кивнул своему сержанту-Аскари, ясноглазому мужчине примерно одного возраста с Пенродом, носившему батальонный пояс поверх белой туники и брюк.
Сержант отдал честь, сказал несколько быстрых, резких фраз оставшимся солдатам и ровной трусцой вышел из лагеря. Мужчины последовали за ним.
“А куда он их везет?- Спросил Пенрод.
- Сержант Ариам поведет их вверх по склону на север, а потом широким зигзагом вернется сюда. Он пойдет так далеко, как ему нужно, пока не останется только около двадцати человек. Это будут наши новобранцы на сегодня” - сказал Марко. - Он говорил с удовлетворением. Он мог скептически относиться к амбициям Пьетро Тозелли относительно колонии, но явно гордился местными солдатами.
“И как далеко это будет?”
- Миль двадцать, наверное, в зависимости от дневной жары.”
Пенрод смотрел, как люди быстро удаляются по узкой тропинке в туманное нагорье. Он почувствовал укол зависти. Когда он был пленником Османа Аталана, ему пришлось бежать рядом с лошадью своего мучителя. То, что начиналось как пытка, превратилось в удовольствие.
“Я им почти завидую, - сказал он.
Наззари хмуро взглянул на него, но ничего не сказал.
Они обсуждали вопросы обучения и дисциплины, пока три часа спустя сержант Ариам не вывел оставшихся солдат обратно на плац. Наззари официально завербовал их в итальянскую армию и отправил к интенданту за формой.
Остаток дня Пенрод провел на Рыночной площади, старательно завязывая дружеские отношения. Арабы были в восторге от того, что на их языке так свободно говорит белый человек, и Пенрод был уверен, что один или два из них могут оказаться полезными источниками информации.
Только много позже Пенрод обнаружил, что его слова о зависти к новобранцам Аскари распространились по белому населению колонии подобно лесному пожару. Жена генерала Альбертона публично заявила, что отдаст свои знаменитые жемчужины англичанину, если он сможет угнаться за новобранцами, и так часто повторяла это заявление, что генералу пришлось искать Пенрода в греческом кафе. Офицеры вытянулись по стойке смирно. Альбертоне жестом пригласил их вернуться на свои места и поклонился Пенроду.
“Прошу прощения за вызов моей жены, майор Баллантайн. Я уверен, что ваш комментарий был всего лишь праздным. Я с радостью объясню ей, что это замечание было сделано в шутку. Мы, итальянцы, тоже любим хвастаться.”
За столом стало очень тихо. Пенрод внимательно изучал этого человека. Он уже знал, что Альбертоне не пользовался популярностью у своих офицеров, и полагал, что Баратьери тоже не слишком ценил его патрицианские взгляды. Если немного сократить генерала в размерах, то под видом дружеского спортивного Пари Пенрод мог бы приобрести новых друзей и побудить других более открыто делиться с ним своим мнением. Он был уверен, что многие из старших итальянских офицеров будут рады видеть, как эта самодовольная улыбка исчезает с лица генерала.
“Нисколько. Я с радостью принимаю ваше пари” - сказал Пенрод. “Скажем, завтра утром?”
Генерал перестал улыбаться, но согласился и ушел под иронические возгласы. Пенрод допоздна сидел в кафе и свободно проводил время.
Когда на следующее утро Пенрод прибыл на плац-парад, там уже собралось все белое население города, и большая часть туземцев и торговцев тоже пришла посмотреть на эту забаву. Пенрод с удивлением слушал, как ему по-арабски объясняют шансы, когда он пробирался сквозь толпу. Пьетро назначил себя секундантом Пенрода и шагал впереди, демонстративно расчищая дорогу “сумасшедшему англичанину, который хочет умереть, бегая с Аскари”, как он выразился. Неудивительно, что эти шансы были не в пользу Пенрода. Он заметил в толпе владельца греческого кафе и поманил его к себе.
- Дружище, сделай для меня ставку.- Он вытащил золотой полуохотник, который дала ему Эмбер, и вложил его в руку мужчины. - Используй это как мою ставку, но будь очень осторожен.”
“Ты хочешь, чтобы я держал пари, что ты будешь жить?- сказал мужчина и присвистнул, увидев качество часов.
“Что я закончу среди новобранцев” - резко ответил Пенрод. - "И помни, ни единой царапины, когда я вернусь".
Владелец кафе с сомнением посмотрел на него, но согласился, и Пенрод поблагодарил его, прежде чем удалиться в казарму, чтобы сменить форму на позаимствованные бриджи до колен, жилет с короткими рукавами и теннисные туфли, подаренные офицерами, которые делили с ним квартиру.
Он снова оказался на земле как раз вовремя, чтобы увидеть, как Наззари делает первую отсевку новобранцев этого дня. Он смотрел на нее с минуту, потом нахмурился и подошел ближе.
- Наззари, что ты делаешь?”
Назарри сдвинул свои тяжелые брови и надул щеки. “Это мой долг, майор Баллантайн.”
“Нет, это не так, - просто ответил Пенрод. “Тот последний человек, которого вы отослали, сейчас в самом расцвете сил, а этому парню, - он кивнул на одного из новобранцев, отобранных Наззари, - должно быть не меньше шестидесяти. Капитан Наззари, это не акт дружбы. Я настаиваю, чтобы вы выбрали людей, которые будут работать точно так же, как и в любой другой день.”
“О, очень хорошо” - нахмурившись, сказал Наззари. “Но ты будешь мертв или унижен к концу дня, если я это сделаю.”
Пенрод оглянулся на генерала Альбертона и его жену. Они выглядели гладкими и уверенными в себе в утреннем свете и стояли рядом с Баратьери, который казался более обеспокоенным. Без сомнения, он беспокоился о судьбе Пенрода и о том, что скажет по этому поводу Лусио. Время от времени он бросал раздраженные взгляды на Альбертона, и Пенрод был уверен, что его оценка отношений между этими двумя мужчинами была верной.
- Доверься мне, Наззари, - сказал он.
•••
Бегуны пустились в путь под громкие, хотя и довольно ироничные возгласы, новобранцы и сержант Ариам, как обычно, шли босиком. Большинство потенциальных новобранцев, казалось, больше всего забавляло общество Пенрода; белые люди, судя по их опыту, никогда не убегали. Один молодой человек с толстыми мускулистыми ногами, который бежал с сердитым горбом, попытался преградить ему путь, когда тропа сузилась на первом постепенном подъеме. Пенрод обошел его стороной, но через полмили догнал мужчину на углу, заставив его неуклюже споткнуться. Вскоре он бросил учебу, и остальные новобранцы больше не обращали на Пенрода никакого внимания, сосредоточившись на собственной выносливости.
На протяжении первых трех миль, неуклонно взбираясь с сухой равнины вокруг порта на холмы, мышцы Пенрода начали болеть. Это его не слишком беспокоило. Он привык к боли и верил, что она скоро пройдет, когда его тело начнет понимать, что ему от нее нужно. И он был прав. Еще через двадцать минут судороги и болезненность прошли, и он начал получать удовольствие. Он поднял голову и медленно втянул воздух в легкие, позволяя груди расшириться. Еще двое или трое потенциальных новобранцев уже сдались, но остальные, похоже, чувствовали себя вполне комфортно. Сержант Ариам оглянулся и, очевидно, пришел к тому же выводу, потому что ускорил шаг. Пенрод вспомнил, каково это-бежать вот так, и расслабился, даже набирая скорость. Дыхание человека рядом с ним стало прерывистым и прерывистым. Когда тропинка повернула, Пенрод оглянулся на плац. Они проехали уже около шести миль, медленно изгибаясь все выше и выше. Порт лежал далеко внизу, россыпь камней рядом с драгоценным блеском Красного моря. Сержант свернул на узкую тропинку, ведущую на север, и некоторое время Пенроду приходилось следить за дорогой, чтобы не поскользнуться.
- Эфенди, эфенди . . .- Один из других бегунов окликнул его. “Ты говоришь на языке Пророка, мир ему, не так ли?”