Джонс крепко спал в течение всего полуденного жара, а остаток дня провел, стараясь получше укрепить свое жилище. Он притащил к дереву корабельные обломки и целую кучу длинных побегов дикой виноградной лозы, состоящих из необыкновенно крепких волокон. Пользуясь побегами винограда вместо веревок, он устроил себе очень прочную платформу с загнутыми вверх краями. Эти загнутые края не дадут ему свалиться вниз во время сна. Жилище его показалось ему теперь очень удобным для такого, как он, заброшенного человека. Только бы леопарды оставили его в покое. Если же они не согласятся на это, он вынужден будет дать им хороший урок.
Незадолго до захода солнца он принес к себе на дерево целый пучок веток смоковницы, затем сухой сосны, собранной среди обломков, и полудюжину раковин с острыми краями. Он надеялся прогнать сон, занимаясь приготовлением тонких, мягких волокон, которые должны были служить ему вместо трута при добывании огня. Но ему не удалось провести спокойно вечер, так как он не успел еще изучить всех свойств тропического леса.
Где–то вдали раздался вдруг оглушительный рев. По спине Джонса забегали мурашки. Леопарды не могут так реветь. Таким ревом возвещали о своем приближении только лев и тигр. Но львы здесь не водятся. Как будет он таким жалким оружием бороться с тигром? Сердце его замерло, и он стал прислушиваться к малейшему скрипу, готовый вскарабкаться, словно испуганная обезьяна, на самую верхушку дерева. Скоро однако к нему снова вернулась прежняя вера в силу человека. Он сказал себе, что он, даже голый и одинокий, все же господин над всеми этими зверями. Сколько раз читал он, как совершенно голые дикари, не имея никакого оружия, кроме заостренной палки, охотились в одиночку на тигров и ягуаров. Нет, он даст урок тигру, когда это понадобится, и заставит его уступить ему дорогу, как леопарда и буйвола. До самой темноты сидел он и острой раковиной стругал конец копья, пока копье стало острое, как игла.
Рев тигра распугал всех обитателей леса, и никто не вышел к реке на водопой. Продолжительное безмолвие это казалось зловещим Джонсу. С необыкновенным напряжением прислушивался он к малейшему шуму, и ему начинали уже чудиться несуществующие звуки. Один раз ему показалось даже, что он слышит тяжелые шаги под самым деревом. Он взглянул вниз, но никого там не увидел.
Но вот наконец взошла луна. Красный вздутый диск ее выглянул из–за горизонта, когда из чащи леса на расстоянии ста шагов от дерева вышел тигр. Ясно было, что он сразу почувствовал присутствие человека, так как с грозным видом потянул в себя воздух и сразу направился к дереву.
Когда полосатое зловещее животное подошло к дереву и устремило на Джонса свои страшные глаза, Джонс выругался и бросил в него обломок дерева.
Обломок ударил тигра по морде. Тигр заворчал от удивления и бешенства. Попятившись назад, он прилег к земле и прыгнул на самую нижнюю ветку, которая росла с правой стороны ствола. Крепко вцепившись когтями передних лап в развилину ветки, он провисел в таком положении секунды две, упираясь задними лапами в ствол дерева, и вскарабкался затем на сук.
Этого только Джонс и ждал. Он лежал, растянувшись на платформе, и держал копье наготове.
Легонько взмахнув им, он два раза ударил тигра по морде и попал ему острием прямо в глаз. Тигр заревел от боли, поднял заднюю лапу на следующую ветку и, повернув голову в сторону, чтобы избежать ударов по морде, подставил в то же время шею и горло.
Джонс решил рискнуть и изо всех сил махнул копьем. Он рассчитал верно: острие копья ударило тигра позади челюстей. Джонс изо всей силы нажал копье обеими руками, и оно вонзилось еще глубже. Тигр глухо заревел, судорожно откинулся назад и упал на землю, увлекая за собой и копье. Несколько минут катался он по земле, цеплялся за нее когтями, кашлял, выплевывая сгустки крови. Через несколько минут он вытянулся и замер на месте.
— Сломал копье, черт возьми! — проворчал Джонс, но сердце его трепетало от восторга.
Вскоре он спокойно заснул, решив, что труп тигра под деревом произведет сильное впечатление на других посетителей и будет держать их на приличном расстоянии.
Проснувшись на следующий день, Джонс задумался над тем, что ему делать с тигром. Ему очень хотелось снять с тигра шкуру, но у него не было ножа, и он отказался от своего намерения. В конце концов он решил оставить на месте мертвого зверя. Пусть все хищники знают, что с обитателем дерева шутить не следует. Оттащив труп, он оставил его на берегу в нескольких шагах от опушки леса, чтобы хищники могли его видеть. Он был уверен, что слухи об убийстве тигра разнесутся по всему лесу и его не будут больше беспокоить.
Джонс был прав. Среди диких животных, как и среди людей, слава очень много значит. Он был победителем короля лесов, и, следовательно, сам стал королем. «Даже слон будет теперь меня бояться», — думал Джонс.
Но счастье во всем благоприятствовало Джонсу, и ему недолго пришлось поддерживать свою славу.
На следующий день после приключения с тигром у острова бросило якорь голландское торговое судно. Оно выслало к берегу лодку с людьми, чтобы запастись пресной водой из реки Джонса, которая была известна некоторым торговым судам, ведущим торговлю с островами. На расстоянии одной–двух миль от рифов находился узкий вход в реку, вполне доступный для баркасов и катеров, и Джонс праздновал свое счастливое отречение от трона.
Суровые спасители не сразу поверили его рассказу. Но, осмотрев внимательно труп тигра с самодельным копьем в горле, они перестали сомневаться. Таким образом, Джонс, ступив на полированную палубу шхуны, захватил с собою и свою славу. Багаж, как видите, не тяжелый, но весьма драгоценный.
ОХОТНИК В ЛОВУШКЕ
Рев водопада и грохот бешеных стремнин, оставшихся за густой чащей леса, стихали по мере того, как Бернс спускался в долину.
Удушливый неподвижный воздух среди густых зарослей кустарника был полон всевозможными насекомыми. Бернс решил идти к реке, надеясь, что в этом месте она не такая бурная и ему легче будет найти более удобную и открытую дорогу. Поспешно свернув влево, он увидел перед собой сплошной темный лес. Но деревья скоро поредели, и среди них замелькало голубое небо, засверкал золотистый свет, заблестели спокойные воды. Так дошел он до окраины леса, откуда начинались густые заросли кустарников. Он зашагал между кустов, стараясь ступать как можно осторожнее.
Вдруг он почувствовал, что летит куда–то вниз, увлекая за собой целую стену кустарников, склонившихся под ним, словно под напором сильного ветра, С отчаянием ухватился он обеими руками за росшие по сторонам молодые деревца, но и те потянулись вслед за ним. Полузадушенный и ослепленный непроницаемой, густой листвой, он выпустил из рук ветки и почувствовал, что опускается еще ниже… сначала, как ему казалось, медленно, так как за это время он успел много чего передумать. Он чувствовал, что сердце готово каждую минуту выпрыгнуть у него из груди. Затем спуск ускорился, и он полетел вниз вместе е кустами, судорожно цепляясь за них, и погрузился в темную воду.
Вода оказалась холодной. У Бернса даже дух захватило: так быстро закрыла она его с головой. Через минуту он почувствовал вдруг, что нога его довольно сильно ударилась о какой–то странный предмет, который раздвинулся под нею. Бернс невольно подпрыгнул вверх. Голова его вынырнула на поверхность воды среди водоворота пены, листьев и обрывков веток. Он поспешил наполнить свежим воздухом свои легкие. Не успел он прочистить себе глаза и нос и немного прийти в себя, как его снова потянуло вниз. Только тут понял он, к невыразимому ужасу своему, что нога его в чем–то застряла.
Бернс был искусный пловец и с помощью рук скоро поднялся на поверхность. Но не успел он вздохнуть как следует, как его, несмотря на самое отчаянное барахтанье, снова потянуло вниз. Вторичная встряска окончательно отрезвила его, и он ясно понял, какая опасность ему угрожает. Напрягая всю силу своей воли, он перестал барахтаться и только слегка поводил руками, чтобы держаться в вертикальном положении. Вода доходила ему теперь до подбородка. Пена плескалась у его губ, а сквозь пелену струившейся по его лицу воды он смутно различал солнечный свет. Тем не менее он был очень доволен, что ему удалось наполнить легкие свежим воздухом прежде, чем снова погрузиться вниз.
Вынырнув опять из воды, он распростер руки, чтобы сохранить некоторое равновесие, хотя дышать он мог только тогда, когда откидывал голову назад.
Ему удалось, стоя неподвижно, успокоить взволнованную поверхность воды, и он попытался привести в порядок свои мысли.
Он находился в глубоком спокойном заливчике, где не было заметно почти никакого течения. В десяти шагах от берега воды реки журчали как–то глухо, словно утомленные вечным грохотом водопада и стремнин. У противоположного берега, покрытого лесом, врезывалась далеко б воду песчаная коса, отливавшая золотом под лучами солнца. На всем протяжении реки ничего не было видно, кроме темных вод и нависших густых ветвей. Он осторожно оглянулся, причем губы его оказались под водой, и увидел то, что ожидал: высокий, почти отвесный берег и красноватую расселину, только что образовавшуюся от обвала.
Совсем близко он увидел покрытую густой листвой верхушку молодого тополя, упавшего, по–видимому, недавно в воду, так как корни его не успели еще отделиться от берега. Осторожно протянул он к нему руку, желая узнать, настолько ли он крепок, чтобы с помощью его можно было выкарабкаться из воды. Но тополь согнулся под его рукой. Бернс потерял равновесие и снова погрузился в воду.
Бернс был в отчаянии, но не лишился, однако, самообладания. Не прошло и минуты, как он успел снова занять положение, при котором мог свободно дышать. Солнце немилосердно жгло ему голову, а потому он притянул к себе ветвистую верхушку тополя и укрылся в ее тени. Тополь не уплывал по течению, потому что корни его еще держались в воде, и тенью своей избавил голову Бернса от жары.