Первым действием юного императора Александра была посылка в Лондон курьера с возвещением мира. Затем возникает новая коалиция, в которой принимает участие и Пруссия, стремившаяся в первую коалицию сохранить нейтралитет. После Тильзитского мира Наполеон возобновляет попытку вмешаться в азиатскую гегемонию Англии. Если Павел, перегнув карту Европы, сказал: «Так я разделю Европу с Наполеоном», то Александр на предложение такого же раздела со стороны Наполеона отвечал уклончиво. Но в политике Александра было достаточно перемен и колебаний между Англией и Францией.
Первому периоду царствования Александра I присваивают обыкновенно наименование эпохи преобразований. «Вникая ближе в дух этого периода, — говорит Н. К. Шильдер, — вернее было бы назвать его эпохой колебаний». За это время, то есть с 1801 по 1810 год в государственной жизни России происходят беспрестанные колебания как во внутренней, так и во внешней политике; по всем отраслям управления империей замечается полная неустойчивость взглядов, резкие переходы от одной политической системы к другой. Кроме причин, лежащих в самой жизни, эти колебания объясняются и характером Александра I, теми его свойствами, которые Меттерних называл: «les evolutions périodigues de son esprit». Никто, однако, не находил ничего ненормального в этой умственной и нравственной неустойчивости Александра.
Если мы не имеем пока точных данных, чтобы ответить на вопрос, принимали ли участие в цареубийстве 11 марта английская интрига, английские агенты, английское золото, то на вопрос, какое значение внезапная ужасная гибель Павла Первого имела для Англии и всей Европы, можем ответить совершенно определённо: с гибелью Павла для Англии исчезала огромная опасность, несомненно грозившая и её морскому могуществу, и азиатской её гегемонии; судьбы же всей Европы были бы, несомненно, иные, если бы Павел жил ещё и союз его с Наполеоном укрепился.
Но, оставляя в стороне значение цареубийства И марта 1801 года для всей Европы, скажем последнее слово о том уроке, который это страшное событие даёт нам, русским.
Император Павел Первый — разительный пример монарха, который, будучи от природы наделён многими высокими качествами духа, исполнен честного и благородного стремления к благу своего народа, тем не менее на целое столетие в сознании всех остаётся пугающим образом тирана и безумца; император Павел — пример самодержца, который, будучи неограниченным властелином миллионов подданных и обширнейшей империи, обладая таким могуществом, что решения его могли менять судьбы народов и карту Европы, не мог защитить себя от шайки цареубийц и придворной камарильи, от нескольких низких интриганов, искушённых в подлости и пройдошестве, и погиб ужасно и жалко, не вызвав к своей участи никакого сожаления в европейском обществе. Солдаты и крестьяне были признательны Павлу за многие облегчения и не защитили его, и его имя заглохло в народе, даже не отразившись в какой-нибудь плачевной песне. Убийцы Павла были бесконечно ниже его и умом и характером, а они ославили свою жертву кровожадным сумасшедшим, и никто им не возражал.
Так император Павел Первый является показателем того, что постигает верховную власть, когда она не опирается на свободный и сознательный народ, на освящённый земский собор излюбленных людей, на широко развитое всесословное представительство местного самоуправления, когда все пути общения царя с народом уничтожены, все связи порваны и вознесённый на недосягаемую высоту монарх уподобляется громовержцу Зевсу, только с завязанными глазами. Монарх, лишённый опоры и совета думы всей земли, думы, в которой проявлялся бы веками воспитанный дух патриотизма, думы, хранящей исторические заветы народа, являющейся хранительницей, защитницей и выполнительницей его идей, его прав, его задач, органом самосознания нации, — такой монарх, при всей безмерности власти, поневоле правит с помощью интриг, и от этих же интриг и гибнет. Император Павел Первый и его злосчастная судьба в русской истории есть роковой и логический вывод петровской реформы, кровавых казней стрельцов, поверстания при Петре и императрицах множества старых дворян московских и духовных в податное сословие. Судьба Павла есть следствие семидесятипятилетнего женского правления через любовников и угодников, следствие возвышения всевозможных авантюристов и проходимцев-иностранцев и унижения коренных русских людей и старослужилых родов честных выходцев с Запада; судьба Павла Петровича есть следствие убийства царевича Алексея Петровича, казнённого ослеплённым родителем; цареубийство 11 марта 1801 года есть прямое следствие сыноубийства 26 июня 1718 года. Если униженный духом народ, в лице высших иерархов церкви и всего русского общества, бездушно и рабски перенёс то сыноубийство, что же удивительного, если после всех последовавших кровавых переворотов века, после крови несчастного Иоанна Антоновича, Петра III, народ устами гренадера так с потрясающим равнодушием высказался о цареубийстве 11 марта, в утро после ужасной ночи: «Умер ли Павел Петрович? Да, крепко умер. Лучше отца Александру не быть. А впрочем, нам что ни поп, то батька».
Над порабощённым, безгласным народом, вознесённый на недосягаемую высоту, император пребывал в трагическом одиночестве. Шайка крепостников-тунеядцев плотной стеной окружала его.
Самовластный, он стал игрушкой в руках коварного царедворца. И великолепный замок, в котором он заперся посреди своей столицы, стал сначала его тюрьмой, а потом и мавзолеем.
ЗАПИСКИ Н. А. САБЛУКОВА
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
В 1865, в лондонском журнале «Fraser’s Magazine for town end country» появилась статья под заглавием: «Reminiscences of the Court and times of the Emperor Paul I of Russia up to the period of his death. From papers of a deceased Russian General Officer[2], которая уже по самому своему заглавию должна была вызвать интерес русской исторической критики. Тем не менее таинственный русский автор, напечатавший в Англии свои воспоминания, оставался неизвестным до 1869 года[3], когда в ноябрьской книжке издававшегося в то время при Чертковской библиотеке «Русского архива» впервые напечатано на русском языке: «Из записок Н. А. Саблукова о временах императора Павла Петровича. Перевод с английского»[4]. В виду цензурных условий перевод, естественно, не мог быть полным, так что добрая половина «Записок» осталась неизвестной для русской читающей публики и главным образом последняя часть их, посвящённая описанию заговора и самому событию 11 марта 1801 года. Что касается английского подлинника «Воспоминаний», то последний, в настоящее время, по прошествии почти 40 лет, представляет совершенную библиографическую редкость, так как журнал «Fraser’s Magazine», издавался в ограниченном количестве экземпляров и все нумера 1865 года давно вышли из продажи и не имеются даже у наиболее известных заграничных антиквариев.
Настоящим изданием, исключительно предназначенным для небольшого кружка специалистов-историков и любителей отечественной старины, отчасти пополняется этот пробел в нашей исторической библиографии, до сих пор не имевшей полного перевода «Записок Саблукова», представляющих, по беспристрастности изложения и искренности тона, драгоценнейший материал для будущих историков и бытописателей Павловской эпохи, ещё столь мало исследованной и едва ли беспристрастно оценённой.
Автор «Записок», Николай Александрович Саблуков, родился в Петербурге в 1776 году. Отец его, Александр Александрович Саблуков[5], сенатор и впоследствии один из первых членов только что учреждённого Александром I государственного совета, был вице-президентом мануфактур-коллегии в последние годы царствования Екатерины II и в эпоху Павла I. Сыну своему он дал весьма тщательное домашнее образование, причём, благодаря заботам матери автора, Екатерины Андреевны Саблуковой, рождённой Волковой, женщины высокообразованной и гуманной, особенное внимание было обращено на изучение иностранных языков: немецкого, французского и английского. Вскоре затем молодой Саблуков, по обычаю богатых дворян того времени, был отправлен путешествовать за границу, посетил Германию, Италию и, благодаря близким связям с русской знатью, был представлен ко многим иностранным дворам. Вернувшись в Россию в 1792 году, 17-летний юноша Саблуков поступил в блестящий и аристократический, в Екатерининское время, конногвардейский полк, в котором и оставался до самой кончины Павла I, находясь в последнее время в чине полковника и командуя эскадроном.
Не будучи «гатчинцем», как Аракчеев и Ростопчин, не состоял в числе любимцев, как Кутайсов и Уваров, Саблуков, несмотря на это, пользовался благосклонностью и уважением Павла, чувствовавшего в нём неподкупную верность порядочного человека. Этим обстоятельством объясняется тот факт, что автор «Записок» был одним из тех немногих лиц, близко стоящих ко двору, которым удалось удержаться на службе в течение всего четырёхлетнего царствования Павла. Саблуков был джентльмен в полном смысле этого слова: это был рыцарь без страха и упрёка, спокойно смотревший в глаза такому государю, как Павел I, сумевший сдерживать порывы такой взбалмошной натуры, как Константин, вызывавший невольное удивление робкого и запуганного отцовскими строгостями Александра. Вот почему «Записки Саблукова», в которых каждая фраза, каждая строчка дышат правдой и благородством, должны иметь особое значение в глазах историка: в этих качествах автора он увидит несомненное доказательство как правдивости передаваемых им фактов, так и вполне беспристрастной оценки личности императора Павла.
Отдавая полную справедливость высоким душевным качествам, лежавшим в основе характера этого государя, любя его искренно как человека, Саблуков сообщает, однако, целый ряд фактов, указывающих на несомненную ненормальность Павла, резкие выходки которого, доходившие зачастую до непонятной жестокости, могут быть объяснены исключительно душевным расстройством.