Фарс после трагедии
Убийством Николая II и его семьи завершилась история царского самодержавия, но не история борьбы за российскую корону. Только теперь эта борьба — в силу ее бессмысленности — приобрела гротескную форму. Трагедия стала фарсом. В 1922 году великий князь Кирилл Владимирович, старший из двоюродных братьев Николая II, объявил себя хранителем императорского престола, а в 1924-м — императором Всея Руси. Однако большинство родственников царя, сумевших выбраться из России и уцелеть, включая императрицу-мать Марию Федоровну и его двоюродного дядю великого князя Николая Николаевича, восстали против «узурпации» несуществующего трона.
Как старший из двоюродных братьев Николая II, Кирилл Владимирович имел основания стать его наследником, ибо Михаил Александрович Романов и другие Романовы, попавшие в руки большевиков, были уничтожены, как и сам царь. Но выжившие Романовы стали оспаривать легитимность притязаний Кирилла. Указывали на то, что брак с дочерью герцога Эдинбургского, хотя и династический, был заключен с католичкой и против воли государя. Правда, позднее молодая жена приняла православие, стала Викторией Федоровной, после чего царь простил непослушного кузена и вернул его в лоно царствующего дома. Однако эта история давала повод для непризнания его прав. Кириллу Владимировичу припомнили и другие прегрешения, ронявшие «честь и достоинство» царственной особы, такие, как поддержка февральского переворота и «дезертирство» из армии в июле 1917 года. Была создана «Ассоциация семьи Романовых» с целью противостоять притязаниям самопровозглашенного императора.
В пылу борьбы с Владимировичами остальные Романовы упорно отказывались признать сам факт гибели Николая II и его семьи. Когда на Западе объявился следователь Николай Алексеевич Соколов, Романовы не захотели с ним разговаривать. Особенно непреклонной была императрица-мать Мария Федоровна. Она упорно отказывалась верить, что ее Никки уже нет в живых. Поскольку трупов следователь Соколов не нашел, привезенные им доказательства гибели Николая II и его семьи считались не убедительными.
В феврале 1920 года, в Берлине, полицейские спасли молодую женщину, пытавшуюся утопиться. В больницу ее доставили в беспамятстве, никаких документов при ней не было, ни полиция, ни врачи не могли установить, кто она. Придя в себя, неизвестная назвалась великой княжной Анастасией Николаевной Романовой — дочерью Николая II.
Она неплохо знала обстоятельства жизни и смерти царской семьи и хорошо вжилась в принятую роль. Некоторые Романовы — в пику Владимировичам — охотно признали ее истинной Анастасией, и потом эта экспансивная женщина дурачила мир на протяжении десятилетий, озадачивая следственные и судебные органы и экспертов многих стран, пытавшихся разрешить тайну ее происхождения.
Названная Анастасия умерла в 1984 году. Через 10 лет после ее смерти появилась возможность сопоставить строение ее ДНК с ДНК останков царской семьи. Молекулярно-генетическая экспертиза показала, что Анна Андерсен (таково было имя авантюристки) не могла состоять в родстве с Романовыми.
Анна Андерсен была лишь одной из ряда «чудесно спасшихся Анастасий». Но особенно обильным оказался урожай на «чудесно спасшихся» царевичей Алексеев.
Первый из них объявился в столице Колчака Омске еще в 1919 году, где он был предъявлен для опознания учителю царевича Алексея П. Жильяру. Мальчик был очень похож на царевича и так искусно играл свою роль, что доверчивый и простодушный Жильяр чуть было не признал в нем своего воспитанника. Но при жестком допросе в колчаковской охранке мальчика уличили во лжи.
В книге Эдварда Радзинского об убийстве царской семьи вполне серьезно обсуждается версия «чудесного спасения» недобитых Анастасии и Алексея из грузовика, в котором трупы везли хоронить. Впервые рассказанная на страницах весьма популярного флагмана перестройки — журнала «Огонек», эта версия вызвала поток читательских писем. Из одного из них автор узнал историю некоего Ф.Г. Семенова, узника сталинских лагерей, доставленного в 1949 году в психбольницу города Петрозаводска, где он и назвался царевичем Алексеем.
Поразителен не бред сумасшедшего, а то, с какой серьезностью к нему относились в постсоветской России. Проверяя полученные сведения, Эдвард Радзинский отыскал в архиве образцы почерка царевича Алексея, а затем просил Институт криминологии Академии Наук сопоставить его с почерком больного Ф.Г. Семенова, благо после него тоже осталось какое-то письмо. Почерки оказались разными. Тем не менее, вопрос о том, был ли Ф.Г. Семенов царевичем Алексеем или не был, автор книги оставил открытым[331].
Пожалуй, наиболее примечательна история учителя географии Василия Ксенофонтовича Филатова, рассказанная тремя солидными учеными. В их книге, изданной в переводе на английский язык нью-йоркским издательством «Эйбрамс», проанализирована огромная литература, прямо или косвенно касающаяся гибели царской семьи, включая многие малодоступные публикации, архивные документы, многочисленные фотографии. Все источники тщательно сопоставлены и подвергнуты строгому научному анализу. Подсчитано число пуль, выпущенных расстрельной командой в узников Дома Особого Назначения, подвергнуты анализу пули, которые были обнаружены следствием, уточнено оружие, из которого стреляли убийцы, и все это сопоставлено с сохранившимися свидетельствами Юровского, Никулина, Медведева (Кудрина) и других убийц. Отмечены бесчисленные противоречия в этих свидетельствах, вызванные ошибками памяти, либо намеренными или ненамеренные умолчаниями. Заново прослежен и нанесен на карту маршрут грузовика, в котором вывозили тела казненных, отмечены все его возможные остановки, вызванные плохим состоянием дороги или другими причинами. Все это изложено в первой половине книги с большой тщательностью и основательностью — на уровне самых высоких стандартов научного исследования. За исключением, может быть, одной небольшой передержки.
Авторы многократно подчеркивают, что трупы не были освидетельствованы врачом, из чего заключают, что факт смерти всех расстрелянных не был удостоверен профессионалом. О том, что начальник расстрельной команды Яков Юровский был фельдшером и особо оговаривал, что перед погрузкой тел в грузовик лично проверил и удостоверил, что все они мертвы, авторы умолчали. Признавая большую достоверность отчетов и воспоминаний Юровского, авторы в то же время не верят его утверждению, что два трупа были сожжены, и потому в общей могиле было зарыто девять трупов из одиннадцати. По их версии, повторяющей версию Э. Радзинского, двое расстрелянных могли бежать во время одной из остановок грузовика. Если так, то для Юровского и его команды это был бы непозволительный «брак» в работе, так что у них были причины его скрывать.
Чтобы сделать такую версию мало-мальски правдоподобной, авторы пускают в ход весь арсенал современной науки, в частности, доказывают, что на открытом воздухе трупы вообще не горят. Они также пытаются «научно» объяснить, как предположительно недобитый, но изрешеченный пулями царевич Алексей мог не истечь кровью и выжить, хотя с рождения страдал гемофилией и тяжело заболевал при малейшем ушибе.
Все это сделано лишь для того, чтобы во второй половине книги рассказать историю жизни провинциального учителя географии Василия Ксенофонтовича Филатова, который от рождения был хромым, поздно женился, о своем прошлом говорить не любил даже самым близким людям, на расспросы отвечал иносказательно. Учитель умер в 1988 году. И вот после его смерти, анализируя задним умом то, что он рассказывал о себе, его дети пришли к заключению, что их отец был вовсе не Василием Ксенофонтовичем Филатовым, а чудесно спасшимся царевичем Алексеем Николаевичем Романовым. Авторы книги с доверием отнеслись к версии названных внуков Николая II и понесли эту благую весть городу и миру[332].
Будучи серьезными учеными, авторы признают, что их версия недоказуема, но прилагают неимоверные усилия, чтобы сделать ее правдоподобной.
А в 2016 году вихрем пронеслась по российским СМИ еще одна сенсация. Кто-то вдруг вспомнил о «сталинском наркоме» Алексее Николаевиче Косыгине. После снятия Хрущева Косыгин возглавил правительство, с его именем связывали намечавшийся частичный перевод экономики «на рыночные рельсы», в нем многие видели альтернативу генсеку Л.И. Брежневу. В подковерной борьбе на кремлевском Олимпе Брежнев взял верх, попытки оживить экономику провалились, Косыгин утратил влияние. Умер в декабре 1980 года и вскоре был основательно забыт. И вдруг ожил в новом качестве. В нем признали чудесно спавшегося царевича Алексея: ведь того тоже звали Алексеем Николаевичем!
Какие-то ясновидцы сопоставили ушные раковины на фотографиях двух Алексеев и установили их полное сходство. Оказывается, и Сталин, который благоволил к молодому Косыге, называл его «царевичем» и продвигал вверх, потому что приходился ему двоюродным дядей (!), а самому царю Николаю — двоюродным братом (!!).
Если Косыгу (как и В.К. Филатова) сделали престолонаследником уже после его смерти, то глава общества «Память» Дмитрий Васильев претендовал на эту роль при жизни. Сыном Николая II он не мог быть по возрасту, зато сыном «чудесно спавшегося» царевича Алексея, — вполне! Говорил он об этом не прямо, но намеки делал прозрачные, чем приводил в восторг многотысячные аудитории своих красно-коричневых почитателей[333].
Как мы видели, русская история густо заселена самозванцами. Может быть, это вызвано не только тем, что самозванщина была одним из способов борьбы за власть. Однако, основная причина обильного урожая на «чудесно спасшихся» Алексеев и Анастасий мне видится в том варварстве, с каким большевики учинили расправу над царской семьей. Элементарное чувство справедливости восстает против того, чтобы такое жестокое злодеяние могло в полной мере удастся. Стойкости мифов и легенд способствовало и то, что большевики окутали происшествие плотным слоем таинственности и лжи.