Из официальной биографической справки можно узнать, что профессор и доктор биологических наук П.Л. Иванов — судебно-медицинский эксперт высшей квалификационной категории, один из основоположников и ведущих специалистов в области судебно-медицинской идентификации личности, установления биологического родства и т. п. В 1988 г. он — впервые в России — провел экспертизу по идентификации личности молекулярно-генетическими методами, после чего эти методы вошли в практику следственной работы. Им проведено более тысячи молекулярно-генетических экспертиз по установлению личности преступника, определению родства, установлению отцовства и материнства, фактов подмены детей, идентификации неопознанных останков. Он удостоен многими премиями и наградами «за фундаментальный вклад в разработку методов молекулярно генетической индивидуализации человека».
Иванов привлек ряд других ученых — не только российских. Генетические исследования останков царской семьи проводились в ведущих лабораториях Великобритании, США, Канады.
Чтобы предполагаемая принадлежность «екатеринбургских останков» царю, его жене и дочерям превратилась в действительную, требовалось сопоставить их ДНК с генетическим материалом их ближайших сородичей. Романовы и представители королевских династий сперва насторожено отнеслись к просьбам предоставить образцы крови или другой генетический материал. Но, убедившись в том, что идентификация останков производится честно, согласились.
Образцы ДНК предполагаемой царицы Александры Федоровны (скелет № 3) и трех ее дочерей (№№ 5,6,7) были сопоставлены с генетическим материалом внучатного племянника царицы принца Филиппа (герцога Эдинбургского) — внука родной сестры Александры Федоровны. Родство было подтверждено почти со стопроцентной вероятностью. Неясность оставалось только в отношении самой младшей из захороненных дочерей: была ли это 19-летняя Мария (если так, то сожжена вместе с Алексеем была Анастасия), или то была 17-летняя Анастасия (а сожжена Мария).
Сложнее оказалось с мужским скелетом № 4: в нем была обнаружена очень редкая митохондриальная мутация. У Романовых, предоставивших свой генетический материал, этой мутации не было. Ее и не могло быть, ибо они были родичами царя по мужской линии, а митохондрии переходят к потомству только от матерей. На фоне практически полного совпадения очередности в цепочках нуклеотидов, в одной позиции, № 16 169, было обнаружено расхождение.
«К середине 1994 года членам правительственной комиссии стало ясно, что под Екатеринбургом обнаружены останки царской семьи. Единственный вопрос, тревоживший генетиков, состоял в том, что одна позиция в генотипе Николая II отличалась от подобной у его ныне живущих родственников»[346].
Чтобы исключить сомнения, нужен был генетический материал близкого родича царя по материнской линии, а лучше всего — его собственный.
Как ни поразительно, но такой материал имелся… в Японии!
Когда Николай был еще наследником престола, Александр III отправил его в кругосветное путешествие. В Японии на него неожиданно напал какой-то помешанный самурай и дважды ударил саблей по голове. Самурая схватили, пострадавшему оказали медицинскую помощь. Ранение обошлось без тяжелых последствий, но произвело на наследника столь удручающее впечатление, что он вернулся домой. А повязка с пятнами августейшей крови хранилась в Японии как памятная реликвия. П.Л. Иванов пытался заполучить несколько нитей из нее, но переговоры, длившиеся полгода, были безрезультатными. Только после личного обращения прославленного музыканта М.Л. Ростроповича к императору японские власти согласились допустить россиян к реликвии.
Ростропович живо интересовался вопросом идентификации «екатеринбургских останков», всячески поддерживал исследователей, финансировал некоторые проекты. П.Л. Иванов отправился в Японию на личные средства Ростроповича. Увы, генетический материал, сохранившийся на «исторической» повязке, оказался загрязненным. Возлагавшиеся на него надежды не оправдались: для сопоставительных исследований он не годился.
Ближайшим родичем Николая II по женской линии был сын его младшей сестры Ольги Тихон Николаевич Куликовский. Он жил в Торонто (Канада). К нему и обратился П.Л. Иванов, как «официальный представитель России в международной комиссии по изучению обстоятельств гибели Царской семьи». Безрезультатно. Затем к Куликовскому обращался прокурор-криминалист В.Н. Соловьев, обращались официальные представители центрального правительства России и властей Свердловской области. Главный судебно-медицинский эксперт России В.О. Плаксин пытался воздействовать на него через Российское Дворянское Собрание, через деятелей Русской Зарубежной Церкви, через представителей дома Романовых… Куликовский был непреклонен.
В апреле 1993 года он неожиданно умер от инфаркта, после чего делались попытки получить образцы его крови, оставшиеся у его вдовы Ольги Николаевны. Видимо, следуя завету мужа, она отвергала все просьбы.
Куликовский был самым близким, но не единственным родичем Николая по женской линии. Графиня Ксения Шереметьева-Сфири и герцог Файф согласились предоставить образцы крови. Результат сопоставления их генетического материала с ДНК скелета № 4 оказался неоднозначным.
Не оставалось ничего другого, как потревожить покоившийся в Петропавловском Соборе прах младшего брата Николая, великого князя Георгия, умершего молодым от туберкулеза. Добиться эксгумации его тела было непросто, пришлось снова задействовать тяжелую артиллерию в виде Мстислава Ростроповича. Он и помог преодолеть сопротивление тех, кто считал эксгумацию останков великого князя Георгия кощунственным и недопустимым.
При анализе его митохондриальной ДНК была обнаружена такая же мутация в позиции 16 169, как у скелета № 4. Экспертиза проводилась не только в России, но и в Олдермастонском центре криминалистических исследований в Великобритании и в лаборатории генетической идентификации армии США. Результаты были идентичны. Случайное совпадение столь редкой мутации в двух разных скелетах исключалось! «Одного этого редчайшего признака было достаточно, чтобы поставить точку в этой истории»[347].
Тем временем Ольга Куликовская сменила гнев на милость, хотя и очень условную. Она согласилась предоставить кровь покойного мужа для анализа, но только российскому генетику Е.И. Рогаеву, работавшему в то время в Торонто. Она прониклась к нему особым доверием. Передавая ему образец крови своего мужа, она поставила условие: ни с кем другим он этим материалом не должен делиться и не публиковать результатов без ее согласия. (Как замечает по этому поводу Н. Розанова, «независимость от государственных экспертиз не гарантировала ему [Рогаеву] независимости от лица, под чьим контролем проводилось это частное исследование»[348]).
Результат первого анализа Рогаева оказался неоднозначным, что заставило его усомниться в безупречности результатов генетической экспертизы. Для уточнения требовались более глубокие исследования. Рогаев их произвел три года спустя в Москве и полностью подтвердил результаты, полученные комиссией П.Л. Иванова. Исследования производились также в военномедицинской лаборатории в Роквиле, штат Мэриленд, и в штате Массачусетс. В выступлении доктора Рогаева в Государственной Думе говорилось:
«Выделены и определены последовательности нуклеотидов двух фрагментов митохондриальной ДНК (НV1 и HV2) из фрагмента костной ткани скелета N4 (предполагаемые останки Николая II-го). Данный анализ проведен флуоресцентным методом (такой же метод был использован в Англии и США), а также, дополнительно, изотопным методом. Аналогичный анализ был проведен для митохондриальной ДНК Т.Н. Куликовского-Романова — племянника Николая II. Сравнительный анализ впервые показал полное совпадение основных форм митоходриальной ДНК индивида N4 (образец берцового костного фрагмента 4-46) и родственника Николая II по материнской линии (Т.Н. Куликовский-Романов), что свидетельствует в пользу их кровного близкого родства по материнской линии»[349].
После этого Ольга Куликовская порвала с доктором Рогаевым все отношения, а некий Е.Л. Магеровский, именуемый членом Российской Зарубежной экспертной комиссии (что бы это значило?), заявил, что «д-р Евгений Рогаев известен своей “покладистостью“ в отношении российских властьимущих»[350]. Такой метод «полемики» стар как мир: не имея научных аргументов для отставания своей точки зрения, опорочить честного ученого, чьи выводы тебе не ндравятся.
В 1995 году комиссия генеральной прокуратуры во главе В.Н. Соловьевым закрыла следствие, так как идентификация останков царской семьи была завершена, а организаторов и исполнителей кровавой акции уже не было в живых, привлечь к суду было некого. Президент Б.Н. Ельцин создал правительственную комиссию во главе с вице-премьером Ю. Яровым для организации похорон царской семьи в Петропавловском Соборе — традиционном месте упокоения Романовых со времен Петра I.
Однако работа комиссии Ярова была парализована. Причина состояла в том, что Священный Синод Русской Православной Церкви не признавал идентификацию «екатеринбургских останков» методами современной науки и требовал «подтвердить или опровергнуть ритуальный характер убийства», то есть использовать перезахоронение царских останков как повод для нового Дела Бейлиса.
С мертвой точки работа комиссии сдвинулась в декабре 1997 года, когда президент Ельцин поставил во главе ее другого вице-премьера: молодого, энергичного реформатора Бориса Немцова. Ему было поручено в короткий срок завершить работу, с тем, чтобы в 80-ю годовщину убийства, то есть 17 июля 1998 г., могли состояться официальные похороны царской семьи. Возможно, инициатива исходила от самого Немцова, которого побудил к этому его советник Виктор Аксючиц, «монархист умеренных национал-патриотических взглядов»