Но почему кремлевские власти им уступили? Судьба самого Николая была бы той же самой, в какую бы точку России его ни доставил Яковлев по приказу Свердлова: иного исхода не допускала психология большевизма. Но у женской части семьи, в случае появления ее, скажем, в Москве, возникал шанс на спасение.
В сентябре 1918 года полпред в Берлине А. Иоффе вел там переговоры об обмене уже три месяца как убитой Александры Федоровны на Карла Либкнехта. А месяцем раньше Георгий Чичерин и Карл Радек, курировавший в его наркомате германские дела, заговаривали об освобождении членов семьи в обмен на передачу им Лео Тышки (Иогихеса), третьего после Либкнехта и Розы Люксембург лидера германских крайне левых (компартии Германии еще не существовало).
Убийство в Екатеринбурге в конечном итоге обернулось и убийством Карла Либкнехта, и убийством Лео Тышки – всего через 6-9 месяцев после Ипатьевского полуподвала. Сегодня не нужно долго доказывать, что люди, равнодушные к гибели противников, были равнодушны к гибели и тех, кого называли «своими».
Предлагая Яковлеву «доставить груз живым», Свердлов, конечно, имел в виду вышеуказанные варианты с обменом. Кто же или что же заставило изменить это решение и направить Романовых в логово убийц – Екатеринбург?
Яковлев пишет, что по поводу его миссии Свердлов совещался особо с Лениным. Голощекин сказал ему, что в эти роковые сутки с екатеринбуржцами разговаривал Ленин. Только он и пользовался властью менять решения Свердлова.
Но зачем Ленин это сделал? Осторожный тактик, он потому и стал самодержавным повелителем большевистской вольницы, что умел рассчитывать возможные варианты событий куда тоньше, чем его атаманы, свободные от морально-юридических
«буржуазных» ограничений, но зато не слишком быстрые разумом.
Чего добивались атаманы? Убийства. Они не доверяли беспощадности и твердости «мудрого Старика».
Благодаря преданности и хватке Яковлева вождь обошел вассалов на повороте и мог высадить Романовых в любой удобной для него точке России. Это был, казалось, для него очевидный вариант. Но великий мастер революции выбрал другой, куда менее очевидный.
Получить узников себе для торговли с немцами – неплохо. Но и оставить их в руках уральских убийц – тоже сулило ему немалые, хотя более дальние выгоды.
Во-первых, цареубийство, которого Ленин желал больше любого – Дидковского или Голощекина, можно будет задним числом записать на уральский счет. Можно будет, например, покарать цареубийц и тогда избавиться – вместе с Романовыми – от политической ответственности за гибель семьи. (Это на случай поражения и возможной в будущем просьбы об убежище, скажем, в Швейцарии. Участие в бессудном убийстве могло быть расценено бернским правительством как уголовное преступление, и тогда Швейцария выдавала преступников России – так был выдан Сергей Нечаев, лидер «Народной расправы» и убийца студента Иванова).
Во-вторых, ликвидируя убийц-оппозиционеров (левых коммунистов и левых эсеров), Ленин укреплял базу собственной власти в стране и мире: вот какая судьба, оказывается, постигает тех, кто не слушается человеколюбивого Ильича!
Кому подобные мои расчеты покажутся литературными домыслами, напомню один широко известный и один мало известный факт.
Широко известный заключается в том, что если бы в 1935 году Лев Троцкий случайно не занес в дневник слова Свердлова о решающей роли Ленина в вынесении приговора, то многие бы и 72 года спустя считали этого осторожного мастера революционной тактики чистым от обвинений в убийстве женщин и детей царской семьи. Г. Иоффе, например, до сих пор пробовал продавать эту версию читающей публике.
Мало известный факт состоит в том, что 17 сентября 1918 года, всего через 2 месяца после убийства, в Перми открылся судебный процесс 28 левоэсеровских депутатов Уральского совета, обвиняемых в… незаконном убийстве членов царской семьи. Упоминаемые в книге М. Дитерихса «участники вынесения приговора» некие депутаты Уралсовета Грузинов, Малютин, Яхонтов и две женщины, Апраксина и Миронова, были признаны виновными в умышленном убийстве и немедленно казнены. Левые же коммунисты после августа 1918 года вышли из оппозиции и преданно служили Ильичу, потому их оставили в героях Октября. Иначе Белобородов, Голощекин, Сафаров и Ко – восседали бы на той же скамье подсудимых.
Логично предположить, что в силу вот этих дальних расчетов своего вождя екатеринбургские комиссары получили в удел семью Романовых и отправили в Дом особого назначения царя, и величественную внешне и мучительно застенчивую на самом деле царицу (Яковлев вспоминает, как часами она в коридоре вагона ожидала минуту, когда там никого не будет, чтобы пройти в туалет), и великую княгиню Марию, пробовавшую свои чары на Яковлеве, чтобы узнать наконец, куда их везут. («Везет Машке на комиссаров», – шутили сестры после получения от нее с дороги письма, припомнив, что она была любимицей Панкратова).
Всех пассажиров этих автомобилей ждет в будущем насильственная смерть: пленников – от рук чекистов, шоферов П. Самохвалова и С. Загоруйко от рук белых контрразведчиков, комиссаров – в застенках ежовских и бериевских молодцов.
Отправимся пока в другую сторону, чтобы завершить сюжет с комиссаром Яковлевым. О его чувствах по дороге в Москву можно догадаться по телеграмме, отправленной в тобольскую часть его отряда, охранявшую цесаревича и его сестер:
«Собирайте отряд. Уезжайте. Полномочия я сдал. За последствия не отвечаю».
В Москве он получил приказ возглавить Самаро-Оренбургский фронт (против отступавшего Дутова) – «от Троцкого», стрельнул Дитерихс, видимо, справедливо. Но вспыхнуло чешское восстание, и его переназначили командующим формируемой Второй армией красных. В энциклопедии «Гражданская война» в статье «Вторая армия» значится такой список: «Командующие: В. В. Яковлев (настоящая фамилия К. Мячин) – до 26 июня 1918 г. (изменник); Ф. Е. Махин – 26 июня-2 июля (изменник); А. М. Харченко – 3-4 июля (изменник)». Не везло Второй армии на командующих! Правда, про преемника Яковлева-Мячина, Махина, я прочитал у Г. Иоффе, что, будучи политэмигрантом в Югославии, он там вторично стал командармом (генерал-лейтенантом) – в Югославской народно-освободительной армии, воевавшей под командованием Тито против гитлеровцев.
…Осенью, после падения красной Уфы, комиссар Второй армии как-то оказался в тылу у белых. (Г. Иоффе намекает, что «был заслан», но это невероятно, учитывая столь высокое положение в военной иерархии.) И вскоре к управляющему внутренними делами Директории пришел офицер с сообщением: «Крупный большевик перешел на нашу сторону, поскольку изжил идею большевизма.»
Эсеровский министр де-факто обещал, что «ни суда, ни мести не будет», и через неделю офицер явился к нему с Яковлевым.
«Тяжело читать его заявление», – пишет Г.Иоффе: Яковлев объяснил, что, скрываясь в тылу белых в крестьянских избах, он как социалист-народник пришел к идее созыва и власти Учредительного собрания.
Вот как излагает его судьбу следователь Николай Соколов:
«В дальнейшем с ним поступили неразумно и неосторожно. Он тут же был арестован и отправлен в Омск в распоряжение военных властей. Не дали надежного караула, и он вместо генерал-квартирмейстера штаба Верховного Главнокомандующего, по ошибке якобы конвоира, попал к некоему полковнику Зайчеку, возглавлявшему в Омске контрразведку генерального штаба. Здесь он и пропал. У Зайчека не оказалось абсолютно никаких документов на Яковлева».
А вот комментарий Бориса Бруцкуса:
«В этих словах Соколова, как в зеркале, отражаются и колчаковская, т. е. ближе дитерихсовская система управления, и нравственная личность самого Соколова. Об акте самого подлого и предательского убийства Соколов пишет: «Поступили неразумно и неосторожно»… Яковлев был убит в контрразведке… Не было никакого труда для Соколова, ставленника Дитерихса, расследовать со всей точностью причины, обстановку и виновников этого гнусного предательства. Но Соколов ограничился отпиской: «Здесь (в контрразведке) он и пропал».
Так вот кого разумел судья Сергеев в рапорте на имя Колчака, докладывая об уничтожении в контрразведке важнейших свидетелей! Давайте посмотрим на ситуацию так, как она смотрелась глазами обоих – Соколова и Бруцкуса. Яковлев перешел к белым в трудное для них время (к октябрю сданы противнику Казань и Самара, Симбирск и Сызрань). Перешел, следовательно, по убеждениям, под честное слово: «Не мстить». Его увозят в контрразведку, и вот единственная бумажка, которую человек Соколова, поручик Б. Молоствов, добыл после его бесследного исчезновения:
«По ошибке конвоира Яковлев был передан в распоряжение полковника Зайчека 2 января 1919 года, и следы его в дальнейшем теряются. По тем же сведениям, Яковлев предлагал за свое освобождение 500 тысяч рублей.»
Все. «Нужно ли злейшему врагу Белого движения создать более ужасную картину, чем та, которая нарисована рукой самого Соколова» (Б. Бруцкус). Соколов не сомневался, что человек, попавший в Военно-политический контроль и там исчезнувший, может быть далее обнаружен лишь по ту сторону Добра и Зла!
Но Яковлев попал в руки не идейных отечественных, а буржуазно-прогнивших чешских контрразведчиков. Деньги они взяли, но и повели себя, как подобает деловым партнерам: дали ему возможность вместе с женой бежать за границу – в Харбин.
Там вослед Константину Мячину исчез и Василий Яковлев.
Зато появился Константин Стоянович. В 20-х годах в Китае работал один из самых талантливых агентов Коминтерна Михаил Бородин (Грузенберг), ставший политическим советником и личным другом Сунь Ят-сена, одним из отцов-основателей первой политической партии Китая, Гоминьдана. А помощником Бородина стал… Константин Стоянович, начальник его информбюро (разведгруппы?). Был тогдашними китайскими властями («милитаристами») арестован, сидел под расстрелом, освобожден по требованию советского консула в Шанхае.
После чего решил вернуться в СССР, ибо зачем же родина его спасла, если считала в чем-то виноватым? Далее – история, описанная, к примеру, много раз в «Архипелаге ГУЛАГе»: патриот вернулся на любимую родину и, как пишет Г. Иоффе, «революционные заслуги были засчитаны ему в качестве смягчающего обстоятельства». Не расстреляли, значит… На Соловках он и набросал свои осторожные воспоминания об экспедиции 1918 года. Потом, с Белбалтлага, писал жене: «Думаю закончить свою карьеру в области слезниц… У дедушки Калинина (тогдашнего «президента», формально обладавш