12 поп детей читать-писать, людям помогает. Угостил Актуган попа с попадьей на славу, потом стал жаловаться
— Делай скорее русское кюсото, будем там у вашего бога милости просить. Место хорошее я укажу.
— Наш бог, Актуганушко, в кюсото не живет, ему надо большой дом срубить, церква по-русски называется. А место искать не надо, сам бог нам место укажет. Ты сперва для моего жилья землю отведи, а потом посмотрим.
— У меня живи.
— У тебя я гость. А мне свою землю надобно, чтобы я на ней жил, трудился и кормился. И чтобы от тебя недалеко, и к Топкаеву илему близко, и к иным прочим людям.
Актуган подумал немного, сказал:
— Тут на реке у меня охотничья избушка есть. Место удобное: рыбы много, охота хорошая, рядом руэм выжженный есть. Я там рожь сеял, овес. Давно, правда. Теперь, я думаю, земля отдохнула, снова родить будет.
На том и порешили. Снова запряг Ешка кобылу и поехали с Актуганом к охотничьей избушке.
Место понравилось. Берег речки сухой, поляна светлая веселая. Избушка тоже для жилья пригодная. Печурку только подправить. Илья дал Ешке на обзаведение топор, пилу и иной инструмент. К лету обещал изладить соху, серпы.
Пока Ешка с Палагой обустраивали жилье, весна совсем вошла в свои права. Вспучилась река, взломала лед, разметала его по бурливому потоку, погнала вниз. Поляна заискрилась первой зеленью, раскручивался на деревьях лист, суетливо хлопотали над гнездами пичужки. Белесое поднебесье вспорол первый клин журавлей. На старом руэ-ме подсыхала земля. Скоро можно пахать!
И разгорелся по этому поводу у Ешки с Палагой спор. Собрался бйло Ешка к воеводе кокшайской крепости, чтобы тот послал государю от него весть. Дескать, место для крепости сыскано, но тутошние хозяева земель ропщут. Может, холм на берегу откупить или как? Палага свое гнет:
— Никто тебя в шею не гонит, грива лохматая. Не слышал, как в народе бают: «Весенний день год кормит». Вспаши земельку, засей, потом уж и скачи сломя голову. Инако чем кормиться-то будем?
— Много ты, квашня, понимаешь? Пока полая вода идет, я сяду на лодчонку да поеду до Кокшайска играючи. А если половодье прозеваю, то к Олене и Костетину13 до Волги не добраться. А вспахать и посеять еще успею.
— Бродяга ты окаянный! Только бы шло да ехало. Земля еще не обсохла — у него уж пятки чешутся. Завтра же беги к кузнецу за сошниками, обещал ведь. Ладь соху, паши, сей, бездельник!
— И снова дура. Государь Иван Васильевич, чью, вести от нас заждался. Зачем же мы тогда сюда притащились? Городу в этих местах давно пора стоять, а мы...
— Все город да город. А черемисы его не хотят. Они тебя приютили, жилье дали, землю, а ты им чем платишь? Ведь илем Топкаев зорить придется. В ином месте разве нельзя тот город возвести? На пустоши какой-нибудь.
— Ты думаешь, я зря всю зиму на лыжах по берегам бегал. Нет впереди иного места. Берега далее низки, река на мель идет. Едино высоко место тут. А Топкаю илем в любом месте сделать можно. У него, помнишь, Топкай-эн-гер у истоков Манаги есть. Жил он там безбедно и снова поживет.
Так, переругиваясь, они и уснули.
* А утром влез в избушку кузнец Илейка. Сбросил на пол мешок с железами — там пара сошников да два десятка зубьев для бороны.
— Зря бранилась, старая,—сказал Ешка, обнимая кузнеца. — Вот Илья мне подмогнет, за пару дней землицу вспорем...
— Нет у тебя пары дней, отче. Прибегал на Кокшагу стрелец из крепости, тебя искал. Ждет тебя в Кокшайске царский указ — велено спешно бежать в Москву. К Троице чтоб там быть. Посему половодье не проморгай, ныне же садись на коня, там тебе Топкай лодку даст, и — с богом.
— А яровые как же? — Палага хлопнула по бокам.
— Беда не велика. Я тут задержусь, все посею. Актуган вам мешок семян послал, все будет путем.
Ешка и Илья вышли из избушки, сняли с седла мешок овса. Палага затопила печурку, начала варить завтрак. Кузнец присел на колоду, указал место рядом. Ешка приготовился слушать.
— В прошлый раз я не без умысла скрыл от вас разговор с Ярандаем. Уговаривал он меня встать над ватагами, что в его лесах хоронятся, и поднять их супротив царя. Судя по его словам, летом снова бунтовать собираются, из Крыма большая рать придет, Казань, Астрахань и все черемисские земли от Москвы хотят оторвать. Я с той поры много думал и порешил всех русских беглых людей собрать под свою руку и сохранить их до времени.
— А потом?
— Ты, будучи в Москве, поговори с государем, и если он обещает мне прощение, я эту силу брошу на басур-манов.
— За что тебя прощать-то?
— Государь, поди, знает, коли приставов меня ловить послал. Скажи, крест, мол, тот Илейка-атаман на шее носит и делу Руси радеть надумал.
— Скажу, Илейка, скажу. И прощение тебе выговорю. Истинно.
— Ну и добро. А ты ныне же садись на коня и скачи к Топкаю. Конь этот его, отдашь хозяину. Ну а мне позволь твою кобыленку взять, на ней я в Ярандаевы земли поскачу, дочку спасать надо.
— О чем речь? Все равно кобылка моя задарма тут стоит. Бери.
V
...Мурза Аталык вел свое войско по левому берегу Волги тихо и незаметно. Грабить людей запретил, чтоб шуму не было. Шел больше ночами, подкрадывался к казанским пределам как рысь на мягких лапах. Переправился через Каму, в одном глухом бору остановил рать, выслал вперед сотню Аббаса — верного и опытного разведывателя. Сотник на рысях прошел по лесным дорогам, русского войска нигде не заметил. Если попадались одиночные люди — русские ли, вотяки ли, черемисы ли — всех уничтожал.
Ярандай привёл сотню в свой илем, разбросал всадников по жилищам, сотника Аббаса привел к себе.
За угощением сотник спросил сразу:
— Русские в ваших землях есть?
— Есть мало-мало. На реке Кокшаге у Топкая живет русский кузнец, потом пришел русский поп с бабой, теперь он ребятишек читать-писать учит.
— Зачем их учит?
— Знаю зачем. Когда русские Казань отвоевали, тоже в Карабаш русский поп пришел. Тоже ребятишек зимой грамоте учил, летом в глухом лесу в землянке жил. А потом появилась в том месте русская мечеть, и на всех черемис кресты надели, татар из селенья выгнали, ихнюю мечеть с землей сровняли. Вот почему и этот поп к Топкаю приехал.
— Почему он пустил?
— Этот шайтан давно с русскими якшается, и отец его тоже якшался.
— В других местах русские есть?
— По лесам их много шатается. Которые из своих мест убегают, здесь прячутся. Иные рядом с черемисским иле-мом садятся, землю пашут, хлеб растят.
— Скоро сюда мурза Аталык придет, от турецкого султана посланный. Много джигитов приведет и скрестит с русскими сабли подобно молниям в июле- Черемисы рядом с нами встанут?
— Силу вашу почувствовав, встанут. Под моей властью мужиков много, всех подниму.
— Бик якши! Завтра мне укажешь дорогу на Топкаев илем.
VI
Сразу же после завтрака Илья принялся ладить соху и борону, а Ешка стал собираться в дальнюю дорогу. Кузнец углубился в лес, чтобы вырубить для сохи оглобли, и вскорости возвратился встревоженный.
— Едучи к Топкаю, осторожен будь, отче.
— Пошто?
— Видел я, на том берегу по дороге проскакали воины. Сотни полторы, не меньше. Не ради ли тебя они туда скачут? Может, про царский указ пронюхали?
— Ладно. Оберегусь.
До Кокшаги Ешка добирался весь день. Дорога на Топкаев илем была потоптана множеством копыт, и потому ехать пришлось малыми дорогами и тропинками. К реке подъехал, когда было совсем темно. На трм берегу стлался дым, на холме мерцали огни, это, видимо, догорали запаленные жилища черемис. Около пепелищ бродили люди, выли собаки, где-то в темноте звучал надсадный женский плач. На мостовую переправу Ешка не поехал, он привязал копя в кустарнике, нашел лодчонку, тихо перебрался через воду. Крадучись, обошел илем вкруговую, выбрался к избе кузнеца, которая стояла на отшибе. Опасаясь засады, он долго прислушивался, стоя за деревом. В избе было темно, окна не светились. Было тихо. Ешка хотел было рискнуть и подойти к двери, но тут кто-то сзади положил руку на плечо. Он вздрогнул, отскочил, увидел Кочая. Старик взял, его за руку и молча повел в лес.
— Я тут ждал тебя, — тихо сказал Кочай, когда они отошли в густой ельник. — Мы знали, что ты придешь, а в избе засада есть.
— Кто?
— Турни. Помнишь, я тебе говорил. Все было, как в
сказке. Налетела нечистая сила, кудо паши разграблены, некоторые сожжены. Трех человек убили, многих в схватке поранили. Топкая били, чуть живой дома лежит. Многих девок наших попортили, мужиков всех собрали, с собой увели. Большая беда у нас. Коришку и Айвику заложниками взяли. Сказали: если хоть еще один русский тут
появится, им не жить. Тебя искали, сейчас в избе три ногайца сидят. Ты туда не ходи.
— Топкая бы повидать.
— Нельзя. У него тоже чужие люди. Мы тебе лодку подготовили, прямо отсюда уезжай. Топкай тебе велел передать: скажи русскому царю, пусть город строит. Нам самим против суасов не устоять.
Снова по опушке леса спустились к реке, Ешка сел в лодку и оттолкнулся от берега.
— Добрый путь тебе, — сказал на прощание Кочай.
— Оставайтесь с богом.
I
В ватагу пришла масленица. Не то чтобы она была такой широкой, как в прошлые времена в деревнях, но радостной. Ведь от масленой недели до весны рукой подать. Каждый думал: если до масленицы дожили, не умерли, то До тепла как-нибудь доживем.
Сначала спаянные одной мыслью — перезимовать, не замерзнуть, не подохнуть от голода, ватажники жили дружно. Но потом, как выразился дядя Ермил, распоясались. Началось с того, что перестали сторожить лагерь. Сначала выделенные охранники спали в шалаше около перешейка, а потом и совсем перестали ходить в свою очередь. Ватагу никто не беспокоил, близ болота никто не появлялся.