Андрейка с самого начала ударился в поиски Насти. Еще осенью, когда ватага только встала на место, прибежала в стан молодая черемиска. По-русски она говорить не умела совсем, ватажники не знали языка черемисского. Только Ермил знал татарский кое-как, сумел ее понять, да и то наполовину. Из этого разговора выяснили одно — Настю схватили ногайцы, она просила ватагу скорее уходить и обещалась догнать в пути. Где Настя, что с ней^черемиска не знала или не хотела говорить. Уходить дальше ватаге было уже нельзя, и Андрейка принялся бродить по лесным дорогам, пытаясь хоть что-нибудь выведать о девушке. Побывал он и в илеме Ярандая. Пробиться к самому лужавую побоялся, а у простых людей что-либо выведать было трудно, не знал языка. Понял одно: Настя тут была, но потом ее куда-то увезли. Всю зиму парень не находил себе места. Дениска тоже переживал горе друга, и в ватаге началось безвластие. Ермил смотрел-смотрел на это и начал наводить порядок, объявив себя атаманом. Трудился день и ночь сам и не давал бездельничать ватажникам. Заставлял рыть землянки: сначала жили по десять человек в землянке, а к середине зимы жилье было построено на каждую пару. Когда людей стали одолевать вши, заставил построить баню.
Дениска, увидев, что атаману нужна помощь, стал главным добытчиком. Еще с осени он поднял всех на заготовку грибов. Перед утренними заморозками появилось великое множество опят. На пнях, на старых сваленных деревьях их можно было косить косой. Опенки таскали мешками, сушили и заготавливали впрок. Собирали, и тоже не в малом количестве, орехи, бруснику, чернику, шиповник. Потом Дениска подобрал себе пяток содруж-ников и стал ходить далеко. Один раз приволок огромный котел, на другой день лопаты, топоры и кой-какую посуду. Потом появилась липовая кадь для мочения брусники, бочки для соления грибов. Сначала ватажники смотрели на это сквозь пальцы. Но когда Дениска приволок мешок муки и два мешка толокна, Ермил забеспокоился.
— Ты, проныра, все это украл?
— Што ты, дядя Ермил! Не украл — выпросил. Я как увижу, что никого нет, так сразу и спрашиваю. А без спроса ни-ни!
— Красть грешно, ирод!
— Не в грехе дело, — сказал Андрейка. — По следам твоим придут—разорят наше гнездо, поубивают всех.
— Не пришли пока. А как без котла, без лопаты жить? Зима на носу.
Посудили-порядили и остановились на том, что более не красть ничего.
Любимицей всех стала Настёнка. Ей сшили меховые одежды, Дениска соорудил снежную горку, Андрейка изладил санки, стал выносить ее на воздух. Здоровье девочки поправилось, ватажники по очереди впрягались в сани и возили ее по лагерю. Дениска же упрямо приучал лосенка к оглоблям и преуспел в этом деле.
Зимовать начали успешно, питались хотя и скудно, но с голоду никто не умер.
В середине зимы в лагерь пришло пополнение. Два десятка бродячих людей попросились на зимовку. Как отказать таким же, как и они, попавшим в беду людям? Сначала потеснились в своих землянках, потом Андрей дал им в руки лопаты, топоры, сказал — стройте себе жилье. В этом деле они с Ермилом были единодушны: чем больше будут заняты работой люди, тем меньше будет времени для развратных дум.
С масленицы прибыль в лагерь пошла чуть не каждый день. Приходили по двое, по трое, просились в ватагу настойчиво.
— Будет вам конец или нет?! — бранился Дениска.— Бредут и бредут, как будто божедомцы какие. Откуда о нас узнали?
— Черемисин один послал.
— Какой черемисин?!
— Верстах в двадцати отсюда. Баял, идите на болото, там русские живут, ватагу копят. На наших землях охотятся, нашу рыбу ловят.
— Еще что говорил? — спросил Андрейка.
— Будто у вас верховодит девка, и весной придет к вам смелый и умелый атаман и поведет на большое дело.
— Мать твою за ногу! — воскликнул Дениска. — Без меня меня женили!
Шутки шутками, а после этого разговора ватажники задумались. Всю зиму прятались, верили, что никто о лагере не знает, и вдруг...
— Я давно это чудо разгадываю, — сказал Ермил.— Ходили мы во все стороны на охоту, ты, Денис, что греха таить, поворовывал немало, и все вроде сходило с рук. А выходит, что про нас не только все доподлинно знают, но и зачем-то берегут?
— Может, для грабежа приспособить хотят?
— Не думаю. Я что-то про наемных разбойников не слыхивал. Стало быть, в нас иную пользу ищут. Опять же, какую?
— Всю зиму тут ногайцы рыскали, — сказал Андрейка. — А нас не тронули. Может, мы им для чего-то понадобились?
— Вот тут ты в самую точку попал. Ногайцы знают, что мы с барами не в согласье, и нас на царевы рати послать хотят.
— Не пойдем, — сказал Андрейка.
— Вестимо, не пойдем.
— Ишь вы, какие хитрые, — заметил Дениска. — У них оружие, сила. Ведь погонят, А не согласимся — секим башка.
— Надо что-то придумать.
Ныне весна поторопилась, да напрасно. За неделю до пасхи снова похолодало, пошли дожди вперемежку со снегом. Дороги снова покрылись грязью, и ехать стало труд-* но. Илья решил не спешить, надо было беречь себя и кобылу. Одолев с десяток верст, он делал привал, разводил костер, сушил намокшую одежду. На ночь устраивал из веток шалаш, в нем отлеживался до утра. К илему Яран-дая подъехал только в конце второй недели.
Илем был намного больше и богаче Топкаева. На берегах реки Оно Морко по обеим сторонам разбросаны были небольшие, по 15—20 кудо, селения, над запрудой стояла мельница-мутовка, за ней на бугре виднелось высокое кудо. Время было позднее, шел мокрый снег, и Илью никто не встретил. У ворот широкого двора — коновязь. Илья привязал коня, на дворе залаяли собаки. Вышел хозяин, он сразу узнал гостя:
— Ой, хорошо, ой, больно кстати. У меня как раз сог-ник Аббас гостит. — Он отвязал коня, увел в хлев, приказал работникам накормить его. Ввел Илью в кудо. Жилище состояло из двух половин, в первой горел костер, над ним на большом закопченном крюке висел котел, в нем варилось мясо. Дым уходил под крышу, там виднелось отверстие. За дверью во второй половине были нары, стол, на стенах развешаны медвежьи шкуры, две лосиных головы с рогами. На них висели саадаки со стрелами, сабли, ножи в украшенных серебром ножнах, одежда. За столом сидел сотник Аббас и обгладывал баранью кость. Голова у сотника лысая, лицо обтянуто черствой, обветренной и опаленной солнцем светло-коричневой кожей. Серые тонкие усы спущены мимо уголков губ.
— Приехал все-таки. Я уж думал, обманешь. Давно ждем.
— Дорога была тяжкая...
— Знаю. Садись за стол. Мало-мал ашать будешь.
— Как Топкай живет? — спросил Ярандай.
— С русскими не якшается теперь? Попа выгнал? — спросил Аббас.
— Поп уехал по полой воде на лодке, я подался к вам, про иных русских не слышно, — ответил Илья, раздеваясь. Жена Ярандая подхватила мокрые одежды, унесла к костру сушить.
— Давай, кочкай*, — Ярандай подвинул к Илье плошку с мясом.
— Ватага ждет тебя, — Аббас вытер рукавом жирные губы. — Если приехал, стало быть, согласен вместе с нами против царя воевать.
— Мне более деваться некуда, — ответил Илья. — Мне теперь, как говорят, либо в стремя ногой, либо в царскую петлю головой.
— Хорошо сказал. Верно. Завтра Ярандай проводит тебя к ватаге.
— Может, рановато, мурза?
— Я не мурза! Зови меня прямо — Аббас. А идти туда самая пора.
— Прости меня, благочестивый Аббас. Ватага—это не сотня джигитов. Они вольные люди, и могут меня не принять.
— Заставим.
— По-доброму к ним подойди, будет лучше. Может, сначала послать туда кого-нибудь? Поглядеть на них, прощупать.
— Если я своего джигита пошлю, думаешь, ему они поверят?
— Зачем же джигита? Говорят, у них атаманом девка, так девку же к ним и послать.
— Где взять такую девку?
— Вы, я знаю, Айвику из Топкаева илема заполонили. Она умная, боевая девка.
— Где она у тебя? — Аббас обратился к Ярандаю.
— Все черемисы лес корчуют. Даром я их кормить не буду. Там твои джигиты их сторожат. Если ее к болоту отпустить, убежит домой.
— Не убежит. Я скажу ей: если не вернется, я отца ее на елку повешу.
— Смотри сам. Я за ней сегодня же пошлю.
— А что им сказать, благородный Аббас, если согласятся?
— Скажи так: сюда в середине лета, а может, ближе к осени, мурза Аталык придет. С приволжских земель царские рати выгонять будем. У нас каждый джигит в запасе
♦ От марийского слова «коч» —ешь.
168
коня ведет. Посадим их на этих коней, сабли дадим. А пока ты их воевать будешь учить.
— А потом?
— Когда потом?
— Выгоним мы царя, а опосля?
— На землю здесь посадим. В лесу земли много, на всех хватит. Мурзе ясак платить будут — и ладно. В обиду никому не дадим. Дуван какой в бою достанут — пусть себе берут.
— А мне?
— Ты над ними встанешь, ясак собирать будешь, мурзе лучшим помощником будешь.
— Ладно, согласен.
— Вот и хорошо. А теперь спать пора. Поздно уже.
Утром в илем привезли Айвику.
III
На рассвете перестал дождь, ветер разогнал облака, выглянуло солнце. День обещал быть погожим. Айвику посадили на коня, Ярандай передал ей угрозу Аббаса на тот случай, если вздумает бежать, указал дорогу к болоту.
— Илейка тебя мало-мало проводит, расскажет, что делать в ватаге.
Аббас со своей стороны приказал двум джигитам ехать следом за девкой. Если свернет в сторону, догнать и привезти обратно.
Айвика на поездку согласилась сразу. Первая мысль была — отъехать верст десять и бежать в родные места. Но после разговора с кузнецом передумала.
Не доезжая версты три до болота, она услышала за собой погоню. Два молодых всадника обогнали ее, загородили путь.
— Далеко ли едешь, красавица?
Айвика по-татарски говорить умела, ответила: