У Хмельного оврага поезд остановился, стрельцы приосанились, заломили шапки, Ешка одел беличью шубу, возок очистили от снега и покатили. У митрополичьего двора в воротах встретили их вооруженные монахи, загородили путь. Ешка вышел из возка, распахнул беличью шубу, важно подошел к стражу.
— Кто естмь и куда? — спросил страж.
— Настоятель храма новегорода на Кокшаге. Надобно к патриарху.
— Повременить придется, отче. Не до тебя ныне. У преосвященного на дворе патриарх византийский Иеремия.
— Ого! — Ешка зачесал в затылке. — И надолго?
— Думаю, надолго. Скажи, где тебя искать, ежли понадобишься?
— Ищи на Якиманке, в доме Звяги Воейкова. Буду там, — и полез снова в возок. Он знал, что сестра Звяги после пожара жила в его доме.
Сестру Звяги звали Дарьей, племянницу — Ольгой. После пожара она, как бедная невеста, оказалась без женихов и считалась старой девой. Ей шел двадцать пятый год, надежд на замужество не было никаких, и Ольга готовилась к пострижению в монастырь. Умная и богомольная, она ходила по монастырям и храмам, в делах православной церкви разбиралась хорошо. Ешке это было шибко на руку. Он передал Дарье повеление'брата продавать дом и готовиться в путь, а сам вцепился в Ольгу:
— Ты, девка, думы про монашество кинь прочь — в царевом городе мы тебе найдем жениха, каких в Москве и не бывало. А пока расскажи мне, что. в православной церкви происходит?
— Ныне в Москве третий Рим хотят сделать, — просто сказала Ольга.
— Как это... Рим?
— Патриаршество сюда хотят перенести.
— Вона как! А Царьград куда же?
— Там турки. И вселенскому патриаршеству там быть -неуместно.
— Рассказывай далее.
Из разговоров с Ольгой Ешка узнал многое. Он и сам знал, что давным давно, еще при папе римском Евгении, церковь разделилась на две веры — на латинскую и греческую. Православное патриаршество воссело на престол в Константинополе, и возник как бы второй Рим. Это был могучий церковный престол, которому подчинялась и рус ская церковь. Но в нынешнее время при турках патриаршество захирело совсем, и Иеремия приехал хлопотать о переводе центра вселенской православной веры в Москву. Царь Федор согласился посадить патриарха во святом граде Владимире, но Иеремия просился на престол в Москву, чтобы быть рядом с царем. А это означало—митрополит Иов будет отодвинут на второй план, а то и совсем потеряет значимость главы русской церкви. Годунов с этим согласиться не мог, терять беспредельно преданного ему Иова не хотелось. Спорили, судили-рядили полгода. В этих спорах Годунов утвердился в новых планах: хилое византийское патриаршество порушить, избрать на новое вселенское правление митрополита Иова и таким образом сделать Москву третьим Римом, властительницей всех православных церквей. Это сулило Руси, царскому престолу и самому Годунову великие выгоды. На Иеремию стали давить всеми возможными средствами: деньгами, страхом и упорными уговорами. Ему дали понять — пока он не согласится, его не выпустят из Москвы. Патриарх долго не
соглашался, но когда ему предложили шесть тысяч золотом, не устоял. Было решено патриаршество ставить на Москве, выделить для выбора трех митрополитов: московского Иова, новгородского Александра и ростовского Вар. лаама. Боярская Москва раскололась на три партии. Кому-то был выгоден Варлаам, кому-то Александр, а Годунов все делал для того, чтобы патриархом стал Иов. Вот почему в городе и около всех церквей торчали стрельцы. Выборы, как узнал Ешка от Ольги, намечались на 28 января, то есть ровно через пять дней.
Весь январь в том году был холодом лют, но в день избрания патриарха резко потеплело, и это сочли божьим предзнаменованием. К полудню стало известно: москов
ским патриархом избран митрополит Иов. Эта весть с быстротой молнии распространилась по столице, церковь всех людей призывала на крестный ход. Отец Иоахим немедленно собрался и в сопровождении стрельцов вышел к Кремлю, к Фроловским воротам.
Около моста через ров — толпа людей, не протиснуться, Ешка не зря взял стрельцов, те, орудуя черенками бердышей, пробили проход к передним рядам, и Ешка пристроился около какого-то боярина. Тот толкнул было Ешку локтем, хотел ругнуться, но, увидев дорогую беличью шубу, замолк. Рядом с боярином стоял подросток, он перекрестился и произнес:
— Говорят, святейшего дух святой избрал. С небес знамение было.
— Держи карман шире, — мрачно сказал боярин.— Этот дух — Бориско Годунов. За неделю было знамо — выберут Иова. Заранее на него саккос шили и все патри-аршье одеянье. Дух святой только ныне утром указал, а валаамскую ослицу месяц тому назад из Астрахани привезли.
— Каку таку ослицу? — спросил Ешка.
— Гляди — увидишь. Дурака, да в патриархи! Кто у нас Иова не знает? Расстилается перед Годуновым, вот и избран.
Ешка понял, что боярин — противник Годунова, потому и ворчит. Ну а о том, что Иов не блещет умом, он знал сам. Этот козлобородый щуплый старикашка не был любим народом. И как всегда это бывает, Иова любили властители. У Грозного он был в чести за то, что поддерживал опричнину и сам был опричником. Годунов приблизил его за преданность. Теперешний «святейший» мог возвести на трон даже сатану, если это понадобится Годунову. Одно было достоинство у Иова — железная память. Он знал наизусть евангелие, мог без запинки и выразительно читать длиннейшие молитвы, «аки труба дивная, всех веселя и услаждая».
Задолго до избрания патриархом, Иов разработал крестный ход, связанный с этим событием. Он наизусть прочитал царю и Борису Годунову ту часть евангелия, где рассказывается, как Иисус Христос приехал в город Валаам верхом на ослице, чтобы проповедовать свое учение. Вел ослицу в поводу верный его апостол Петр.
— Воззри, государь мой, — сказал Иов царю, — на сию картину из священного писания. Взошел святитель наш в град Валаам на осле и осенил всю ту землю светом новой веры, и потому доныне ослица валаамова чтется во всем мире святейшей, и памятник в тех местах воздвигнут ей на века. Потребно же и нам ввести в третий Рим нового патриарха на ослице, дабы показать всему люду, что и мы намерены осенить светом веры христианской из Москвы всю вселенную!
Мысль митрополита царю очень понравилась, и были посланы люди в Астрахань, дабы привезти ослицу.
...Вся Москва тонет в колокольных звонах, гремит в Кремле тысячеустное хоровое пение, и вот крестный ход появляется в створе Фроловских ворот. Впереди идет сотня стрельцов, она прорубает в толпе проход для торжественной процессии. За стрельцами идет отрок, он несет фонарь с десятком свечей внутри. Это как бы символ света веры христовой. За отроком сотня дьяконов с хоругвями, вторая сотня с крестами. Тут же позолоченную икону Спасителя несут. Поют священные гимны хоры дьячков, монахов и монашек, звенят колокола, плещутся на ветру хоругви, блестят на солнце золоченые кресты.
Все ждали, что в крестном ходе выйдет царь, но в створе ворот появился Годунов. Он вел в поводу крупную мышасто-желтого цвета ослицу, на которой восседал патриарх Иов.
Задрав вверх козлиную седую бородку, святейший блаженно щурился от яркого солнца, бившего ему в глаза. Когда Годунов ввел ослицу на мост, толпа словно по единому знаку рухнула на колени, ослица пряданула своими огромными ушами, испуганно остановилась. Борис потянул за повод, но животное не тронулось с места. Патриарх заерзал в седле, ударил ослицу пятками в бока, но она ни с места. Годунов с силой рванул повод, ослица вытянула шею, уперлась передними ногами и дальше не шла, В толпе раздались смешки, торжественное шествие могло закончиться позором. Кто-то из монахов подскочил было к ослице сзади и хотел ударить ее посохом по спине, но Борис поднял руку — бить священное животное было бы уже кощунством. Самое страшное было то, что сзади, из Кремля, напирали не подозревавшие об остановке участники хода и своим напором грозили столкнуть патриарха с моста. Упрямая ослица, несмотря на все старания Бориса и Иова, далее идти не хотела.
И тут только один Ешка догадался, что делать. Он в своих скитаниях бывал в местах, где водятся ослы, и знал, что животные эти упрямы от страха. Чтобы стр’онуть с места испугавшегося осла, нужно поднять его длинное ухо и крикнуть, отвлечь животину от испуга, и осел в ту же минуту пойдет дальше.
Ешка смело и решительно подошел к ослице, поднял ухо и сказал:
— Ты же святейшего патриарха везешь! Иди!
Ослица тряхнула головой и пошла за Годуновым. Патриарх узнал Ешку, перекрестил перстами и, улыбнувшись, кивнул головой. Процессия тронулась, чтобы прошествовать вокруг Кремля.
Вечером через посыльного монаха Ешка был позван к патриарху.
О происшествии на Фроловском мосту говорила вся Москва. Противники Годунова обвиняли Бориса, что он взялся не за свое дело и забыл внушить священному животному, которое все понимает, кого оно везет. Слава богу, умный человек нашелся, говорят, священник, приехавший с Волги, под шубой у него была видна ряса. Когда об этом рассказали царю, он непременно захотел увидеть этого священника и приказал разыскать его и привести на пир, который устраивался по поводу утверждения патриаршества в Москве. Большой праздник устраивался в воскресенье, а ныне у государя не то, чтобы пир, а так — почти семейный ужин.
Ешка подкатил в своем возке к Фроловским воротам, там- его уже ждали. Монах вскочил на облучок козел и повел возок через кремлевскую площадь прямо ко дворцу Бориса Годунова.
В Столовой палате дворца сидели хозяин дома Борис Федорович, патриарх Иов, архиепископы Варлаам и Александр. Ждали царя и царицу, но все четверо не утерпели и, видно, восприняли не по одной чарке хмельного. Иов, увидев входящего Ешку, воскликнул:
— Велий муж Иоахим, мудрый служитель бога, здрав будь!
Ешка, сложив ладони лодочкой, смиренно склонившись, 10* 291 подошел к патриарху под благословение. Иов окрестил перстами Ешку, указал место за столом.