Я все-таки ошибся, погрязнув в своей ненависти. Она бы не поступила так, как я думал. Слишком честная, не умеющая держать лицо девчонка прокололась бы сразу, едва увидев меня у алтаря.
Идиот! Идиот!
С хрустом пробил деревянную балку над ее головой, и девушка испуганно закрыла глаза, вжимая голову в плечи.
Порок и ангельская непорочность. Сколько ни пачкай ее грязными пальцами, лебедь останется белой, отпуская от себя всю несмываемую черноту моих рук.
Нежная пташка…
— Ты должна немедленно уехать, — распахнула глаза, и в них поселилась такая надежда, что мне скрутило печенку.
Она жаждет улететь, вспорхнуть белоснежными крыльями и умчаться за горизонт не прощаясь. Ей здесь не место. В рассаднике интриг, порока, грехов она лишь потухнет, превращаясь в невзрачную тень, и растворится в серости своих дней.
Ей не место рядом со мной.
Засов за дверью тихо скрипнул, и невольно коснувшись розовых губ, резко обернул руку, толкая створку и позволяя девушке отшагнуть в коридор. Тарн продолжала смотреть на меня с животным ужасом, но я спешно заправил рубашку в брюки и отвернулся.
— Убирайся из моей жизни, Альба Сортэн. Больше не желаю тебя видеть, — выплюнул через силу и уперся взглядом в открытое окно, жадно вдыхая последние нотки сирени, что она оставила после себя.
Уже скоро я превращусь в зверя, верну контроль над животным и буду скулить от того, как тянет к этой белой лебеди, сводя с ума тоской.
Уже скоро, но не сейчас.
У нее будет достаточно времени, чтобы убраться от меня подальше.
Глава 17
На негнущихся ногах мчалась по темным коридорам не глядя вперед. Все тело дрожит, внутренности стянуло такой крепкой нитью, что пережимает до боли, а я все бегу в никуда, не чувствуя усталости.
«Убирайся», — эхом стучит в голове, разрывая череп своей решимостью.
«Убирайся, Альба», — добавляется следом и я резко торможу, хватаясь ладонью за стену и скатываясь на холодный пол.
Прогнал или отпустил? Не желаю об этом думать, не хочу! Стереть из головы все воспоминания, смывая стойкую черноту с израненной души. Прочь! Как можно дальше!
Подымаясь на дрожащих ногам, слепо бреду в свою комнату, вздрагивая от голоса слуги:
— Госпожа, куда вы идете?
— Господин велел мне покинуть его. Навсегда, — не дернув и бровью, стараюсь держаться здраво, не выпуская наружу свой животный испуг.
Не понимаю, что с ним творилось… Что я могла сделать ему за свою короткую жизнь так, что жажда мести захватила его? Что я испортила, что сломала?..
— Я провожу вас, — ровно отвечает Хаял и без спроса берет под руку, поддерживая и помогая идти.
Доверчиво опираясь на подставленный локоть, перебрасываю ступни, не чувствуя пола подо собой. Будто шагаю по мягкой вате, не в состоянии удержать равновесие и проваливаясь каблуками в вязкую пропасть.
— Ждите. Я узнаю, что на самом деле приказал господин, — недоверчиво бросает он, открывая дверь моей клетки и, убедившись, что я вошла, вновь отрезает от свободы, запечатывая как жука в бутылке.
Я растеряна, опустошена, сломлена. Произошедшее крутится перед глазами, надавливая на незаживающие раны вновь и вновь, не желая пропадать в чертогах памяти.
Слишком мало времени прошло, все еще слишком свежо мое падение, о которое я разбила колени, опускаясь перед НИМ. Плевать! Ровная мысль, что я не сделала ничего ужасного, колотит мелкой дрожью, и мне становится холодно. Закутавшись в колючий плед, я вновь опускаюсь на софу, заглядывая бесчувственным взглядом в камин, и пытаюсь унять волнение.
Оно упрямо впивается в душу, вытягивая черные нити, которыми Ворон опутал меня с головы до ног, как огромный паук. Запутавшись в паутине, глупой бабочкой бью крыльями, пытаясь спастись, но все тщетно…
Мне показалось. Все только началось. Он не отпустит меня от себя ни на шаг.
Это выдумка моего воспаленного мозга, панический страх перед будущим!
Мне бы собирать свою скудные вещи, замирая у дверей к возвращению слуги, но я продолжаю сидеть на месте, прилипнув к твердой подстилке, забыв, как дышать.
Слишком просто…
Я думала, это будет длиться вечность: его жестокость, откровенное и ничем не прикрытое желание меня унизить, разбить. Но прошло всего ничего, а он выгоняет меня за порог, словно сдался. Где все то, что он так тщательно забивал мне в голову, нагнетая каждой фразой и жестом?
Вскинулась, осматривая комнату от порога до стены, чувствуя на себе цепкий призрачный взгляд, но танцующие от огня тени на стенах пугали сильнее странного ощущения, и я закусила губу, отвлекаясь.
Накрутила себя до седых волос!
Поднялась, скидывая с голых плеч укрытие пледа, и подошла к постели, проводя по измятым простыням пальцами.
— Я так и не поняла, Ворон, в чем моя вина, — прошептала и вздрогнула, услышав шуршание мышей за стенами, показавшиеся мне тяжелыми шагами.
Просто напугана, вот и мерещится всякое…
— Господин велел собирать ваши вещи, — вернувшийся Хаял продолжал рассматривать меня с сомнением, заложив руки за спину. — Вас проводят, куда вы сами скажете, выдадут содержание и охрану.
— Благодарю. Мне это не нужно, я уйду сама.
— Это не щедрость, — вновь ткнув меня носом в беспомощность перед приказом, слуга поклонился, давая мне время собрать свои скудные пожитки и приготовиться к отъезду.
В неизвестность, полную вечного страха.
Вдруг он передумает? Вдруг найдет меня и вернет, чтобы закончить то, что неожиданно прервал? Что-то упрямо шептало у меня над ухом, что это не конец… Я еще успею прочувствовать дикую ненависть Ворона.
— Госпожа, — старушка Мерина, медленно поклонившись, без спроса вошла в комнату, опускаясь на старый стул. — Вижу, вы добились, чего хотели?
— Чего я хотела, по-твоему? — растерянно спросила я, заглядывая в выцветшие глаза.
— Свободы. Или я ошибаюсь? — она задумчиво склонила голову к плечу, рассматривая меня с головы до ног. — Неужели лебедушка прикипела к ворону?
— Не говори ерунды! — раздраженно бросила я, взмахнув рукой. — Просто…
— Просто сердце не на месте, — перебила она и поднялась, торопясь уйти. — Перья всегда крепче стали, — повторила старуха слова моего отца. — Подумай, девочка, стоишь ли ты одна целого народа.
— Что ты мне предлагаешь? — окликнула ее в пороге, пока она не открыла дверь, делая наш разговор доступным для ушей слуг.
— Приручи зверя и избавь эту землю от его гнета.
— Ты рискуешь, предлагая мне его убить, — прошипела, теряя терпение.
Даже эта высохшая с годами женщина плетет свои интриги, стараясь втянуть меня в самый их эпицентр.
Чтоб вам всем провалиться!
— Убить? Боги с тобой, деточка, — улыбнулась она, и я почему-то испугалась. Слишком это было похоже на оскал. — Прикорми животное, воспитай. Научи быть другим. Он играет на самом обрыве, Альба, и если не ты, найдутся другие, кто избавит это мир от его присутствия.
— Что ты знаешь?
— Ничего, — она качнула головой. — Я ничего не знаю, только гадаю на костях забитой домашней скотины. Это то, что я видела. Верить мне или нет — решай сама.
Сказанные слова пошатнули мое хрупкое спокойствие, которое я с таким трудом сама себе придумала, вновь сея панику.
Что если она не соврала? Да какое мне до этого дело?! Ворон сделал все, чтобы его боялись и ненавидели, уничтожил все самое дорогое и сокровенное, надругался над людскими душами, без чувства стыда и совести. Почему мне должно быть не все равно?
Ворон — он и есть Ворон. Темнота, что опустилась на земли Аоро, заполняя каждый угол даже самого отдаленного дома. Вечные тучи повисли над некогда голубым небом, заставляя его плакать день ото дня.
Черт! Какая мне разница?!
Уберусь как можно дальше, отброшу эти воспоминания в мусорную яму и прокляну, никогда больше не отрывая их среди гнили и обломков.
— Вы готовы? — Хаял внимательно осмотрел пустые сумки и сдвинул седые брови к переносице.
Глава 18
— Я не поеду.
— Но…
— Без «но», Хаял. Никто не давал тебя права спорить со своей царицей.
Слишком грубо, но слуга покорно склоняет голову. Мерина только хмыкнула, сползая со стула и шлепая к двери, шумно шамкая челюстью.
Мне некуда возвращаться. Домой? Нет, только навлеку на родных проклятие. За границы земель? Зачем? Там только пустоши, оставшиеся после похода Ворона на наше королевство. Или его вассалы, что словно пауки оплели паутиной всю территорию.
Я нигде не в безопасности. Каждый темный угол будет для меня кошмаром, в котором таится незавидная смерть царицы Сортэн.
Нет, я никуда не поеду.
Пусть казнит меня, пусть прикажет распнуть! Или здесь коротко и смертельно, либо далеко, под вечным гнетом и ожиданием мести. В конце концов, я так и не узнала, за что меня так проклинает Черный Ворон.
— Велите принести завтрак в мои покои, — отмахнувшись, поспешила выставить слугу за дверь. Этот притворщик вызывал у меня лишь омерзение, и его собачья верность Ворону пугала.
— Как прикажете, госпожа.
Оставшись в одиночестве, заметалась из стороны в сторону, продолжая прижимать остатки наряда к груди. Каменный пол под ногами остужал ступни и мысли, позволяя мыслить здраво, и постараться собрать разбегающиеся сцены расправы надо мной.
Прогонит! Ворвется сюда диким зверем! Схватит за шиворот и выбросит за порог, как нагадившую в любимые сапоги кошку! А если не выбросит? Если, наоборот, обрадуется, чтобы потом прилюдно выпотрошить меня, как курицу, на глазах у жадных до зрелищ горожан?
Боги… За что меня так прокляли?!
И что с того?
От одной этой мысли стало невыносимо грустно. Терять мне уже нечего, кроме своей жалкой изломанной жизни. Все, что у меня есть, — возможность открывать глаза по утрам, вдыхать грудью сдавленный воздух и чувствовать холод, идущий из всех стен черного дворца. Разве много?
Но это все, что я могу собрать в израненные ладони и называть жизнью.