— Есть в Городе Тьмы одна пери, чьи руки наделены большей силой волшебства, чем мои. Эта пери — Кария, моя мать.
— Знаю я эту Карию, обманет она нас, как меня обманула! — воскликнул Царь-Златокузнец и, как бы опомнясь, посмотрел в смущении на Тиллякыз.
Наступило молчапие, все ждали слова Царя-Нищего, богатого знанием. Ждали его слова, ибо почувствовали, что не по душе Царю-Нищему восклицание Царя-Златокузнеца. Но оказалось, что Царь-Нищий как будто согласился со своим спутником:
— Не хотелось бы мне обращаться за помощью к пери Карии, виновен я перед ней. Но нет у нас другого пути, и мы попросим пери Юнус отправиться за матерью.
Когда пери Кария, в сопровождении дочери, прибыла к людям, она звонко, весело рассмеялась:
— Хороша ваша забава, я охотно вам помогу! — Но, у видов Царя-Нищего, Кария внезапно оборвала свою речь и, трепещущая, склонилась к его ногам, прошептав: — Приказывай, твоя раба, как и прежде, послушна тебе.
— Давно мы с тобой не видались, моя прекрасная пери, — дрогнувшим голосом произнес Царь-Нищий. — Коротка наша встреча перед новой и, может быть, еще более долгой разлукой. Волшебно прикосновение твоих рук — возможно ли его забыть? Проведи руками по железу, открой ворота.
Кария взметнулась вверх, провела руками по воротам, и твердое железо подчинилось пальцам, нежным, как лепестки тюльпана. Ворота раскрылись. Прямо к ним подступала трава земли, настоящая, не из драгоценных камней, а мягкая, пыльная, от века милая людям. Джавхар придвинул лестницу, и люди поднялись по ее ступенькам, молча, со странной медлительностью покидая город-тюрьму, где прошли их годы, темные, долгие годы, изнуряющие тело, умерщвляющие душу. Вот и Осман дошел до третьей ступеньки и неожиданно остановился и проговорил:
— Я останусь, чтобы обрушить рукотворное небо на Город Тьмы. Пусть погибнут все обитатели мрака!
— Но тогда погибнешь и ты, брат мой Осман! — воскликнул Гор-оглы.
— Если мне удастся, — сказал Осман, — перед своей смертью, истекая кровью, увидеть, как гибнут мои притеснители, гнусные дивы, то моя смерть станет мне отрадней жизни.
— Не будь жаден, Осман, оставь эту отраду мне, — сказал Царь-Нищий. — Давно, очень давно я живу на земле. Я видел ее высоты и низины, ее мудрость и безумие, богатство и нищету. Я сделался скитальцем, я отказался от земных благ, отказался от разочарований и надежд. Мне казалось, что я обрел силу, но понял я, что бессилен тот, кто не надеется. Я понял это, когда вырос в пустыне Чамбиль, город равных, город Гор-оглы, рожденного в темной могиле для того, чтобы дать людям свет жизни. Скитаясь, я взирал на людей с презрительным состраданием, я не постиг их надежды, и пусть я буду за это теперь наказан. Я, и не кто иной, как я, поднимусь по лестнице о семьсот ступеней, сооруженной узниками, не кто иной, как я, уничтожит Город Тьмы. И кто знает, может быть, я и не погибну. А вы покиньте город неволи.
Гор-оглы, Царь-Златокузнец и царевна Юнус приняли с горечью слова Царя-Нищего, крепко обняли его, поцеловали, а пери Кария снова склонилась к его ногам. Они покинули Город Тьмы, а Царь-Нищий остался, обрекая себя па гибель. Вместе с ним осталась и пери Кария.
На земле было темно, и люди решили ждать до утра, прежде чем пуститься в путь длиной в сто восемьдесят лет человеческой жизни. Беззвездная ночь окутала землю, и только через распахнутые ворота проникало в ночной мрак холодное, неживое свечение драгоценных камней рукотворного неба.
И небо рухнуло: Царь-Нищий исполнил свое, быть может, последнее дело. Обломки неба, сверкая, упали, уничтожая и дворцы дивов, и самих дивов. Обломки падали с грохотом, а тени мрака низвергались бесшумно, и внушали они дивам еще больший ужас, чем обломки неба. На мгновение, только на одно мгновение, перед самой гибелью, дивы приняли свой истинный облик, подобия стали образцами, образцами жестокости и коварства, личины исчезли, явились чудовища, и чудовища были раздавлены могучим смертоносным обвалом драгоценных камней. Под развалинами царского дворца были погребены Белый Див и его придворные. Покорный велению властелина, торопился красноглазый див Кызыл в Город Тьмы, и не знал он, что торопится к гибели, что ляжет, бездыханный, рядом с Белым Дивом, уничтоженный тяжким губительным камнепадом.
Некоторым дивам удалось достичь железных ворот. Чудовища летели к ним, давя по дороге друг друга, — все эти судьи, воины, палачи, краснобаи, лекари, стражи, надсмотрщики. Они сгибались, они свивались в кольца, сильные отталкивали тех, кто послабее, как тонущие. Но обвал, грохоча, опережал дивов, и только двенадцать из них сумели спастись, вырваться через распахнутые ворота. Из рухнувшего Города Тьмы удирали и пери, удирали все, кроме Карии. Не боялись они, бессмертные, погибнуть под обломками, но что за радость оставаться среди развалин и мертвых чудовищ?
Рассвет выбелил небо, и солнце, живое, настоящее солнце, облило своим еще нежгучим светом и людей — победителен дивов, и толпу обольстительных пери, присмиревших насмешниц, и двенадцать оставшихся в живых дивов, робких и жалких. А в проеме железных ворот виден был рухнувший Город Тьмы. Теперь и вправду была в этом городе тьма, и только в тех местах, где скопились груды алмазов, можно было с трудом различить мертвую голову дива, отделившуюся от мохнатого тела, или ветку искусственного дерева с замолкшим искусственным соловьем, или обломок дворцового купола, или сотворенный из огромного жемчуга куст жасмина.
Двенадцать дивов, распластавшись перед Гор-оглы, как рабы, взмолились:
— Пощади нас, человек, не убивай твоих слуг, ибо отныне мы будем служить людям: они сильнее нас!
— Да, мы сильнее вас, ибо знаем, что живое живет не за счет живого, а ради живого. Смотрите: нет больше вашего Города Тьмы, нет больше вашего царя — Белого Дива, но есть Царь-Нищий, он живет в нас, ибо если он и погиб, то погиб ради живого. А теперь служите нам, — сказал Гор-оглы.
Дивы обрадовались, закричали криком рабов:
— Приказывай, мы твои слуги!
Десять сотен умельцев, истощенных неволей, уселись па десяти дивах, Царь-Злато кузнец и Тиллякыз — на одиннадцатом, а на двенадцатом — Гор-оглы, верхом на Гырате, с царевной Юнус в своем седле. Высоко над пустыней взметнулись дивы-рабы с верховыми на волосатых плечах; полетели и пери, еще не зная, где будет их новое пристанище. Так добрались до Груды Костей. Здесь решили сделать стоянку.
По-прежнему из недр горы человеческих костей поднимался голос: «Находите себе место среди нас!» По-прежнему две скалы, то сходясь, то расходясь, ударяли мертвое тело дива Баймака. Но теперь это урочище дивов, столь страшное некогда для людей, никого не пугало, ибо государство дивов было повержено в прах, в подземный прах.
Когда путники расположились на отдых, из-за горы человеческих костей к ним вышел юноша. Это был царевич Махмуд. Он радостно поздоровался с Гор-оглы, которого ждал сорок и дважды девять дней, он почтительно приветствовал его спутников, только на пери Юнус не пожелал взглянуть.
Гор-оглы спросил его, спросил со смехом и лаской:
— Что же ты не поздороваешься с пери Юнус и ее подругами? Смотри, сколько их здесь, месяцеляких красавиц! Разве не ради пери Юнус ты покинул свой дом, забыл друзей, близких, забыл самого себя?
— Пусть пропадут все дивы и пери! — воскликнул Махмуд. — Не хочу на них смотреть, опротивели они мне!
— Прости меня, Махмуд, — сказала Юнус. — Я виновна перед тобой. Но свою вину я совершила, когда была пери, для которой человеческое страдание — забава и веселье. А теперь я подруга человека, я мечтаю стать дочерью человеческого рода и матерью человека.
— Прости мою подругу, — сказал Гор-оглы. — Ее прости, а меня пойми. Пойми, что нет мне жизни без Юнус. Пойми, что нет мне жизни без Чамбиля, города равных. А твой отец хотел уничтожить город равных, и справедливая кара низверглась на него: убит Рейхан. Но Чамбиль, уничтоживший жестокого отца, с радостью примет его неповинного сына.
Махмуд отвернулся, заплакал. Прелестные пери стали его утешать. Всех отогнал Махмуд, кроме Хадичи, белозубой Хадичи.
Почему он так сделал? Кому дано понять, пусть поймет.
В это время раздался возглас Царя-Златокузнеца;
— Смотрите, Царь-Нищий жив!
Путники оглянулись и сквозь пустынную сквозную пыль увидели развевающиеся белые кудри и мелькавший в воздухе зеленый посох Царя-Нищего. Рядом с ним, не касаясь земли, парила пери Кария.
Старик, богатый знанием, приблизился к друзьям и, после крепких объятий, произнес такие слова:
— Оказалось, что я не утратил еще силу волшебства, удалось мне уничтожить Город Тьмы, а самому спастись. Посох опять выручил меня, его быстрота опередила быстроту обвала. Пора мне вам открыться. Я, известный вам под именем Царя-Нищего, назывался некогда Джамаспом. Был я мужем пери Карии, отцом пери Юнус, был величайшим волшебником и провидцем — так, по крайней мере, меня величали. Семь столетий я прожил на земле, пока не составил книгу Джамасп-намэ, книгу судеб человеческих, и казалось мне в моей гордыне, что я знаю все тайны мира, и стал я смотреть на мир с презрением. Но увидел я, что знаю все тайны мира, а не знаю тайну добра и любви. Увидел я, что изучил все судьбы, а моя судьба для меня пребывала неведомой. Я покинул пери Карию, оставил ей свою книгу, я отказался от благ земных, стал нищим скитальцем. Я странствовал, чтобы открыть тайну добра и любви, я шел по земле, чтобы найти надежду, но обрел я лишь разочарование. Так было, пока я не вступил в Чамбилъ, в город равных. Там открыл я тайну добра и любви, там я нашел надежду. Пойдемте же в Чамбиль, пойдемте все, и вы, люди, и вы, пери!
И люди, верхом на дивах, и странники с помощью посохов — опоры нищих, и пери, бессмертные пери, отправились в Чамбиль, в город равных, в город Гор-оглы.
А вы, читающие эту книгу, захотите, разумеется, узнать: где лежит дорога в Чамбиль, что стало с городом равных? Так посмотрите на самих себя, на ваши поля и улицы, на сады и дома, равнины и горы. Там, где живут люди, там, где живет жажда свободы, там, где живое существует ради живого, — там и Чамбиль, там и дорога к нему — обетованному городу равных.