Таким образом, можно утверждать, что уже в конце апреля — начале мая 1682 года четко обозначились позиции враждующих сил в предстоящей придворной борьбе. Наталья Кирилловна и ее братья не побоялись выразить неуважение к памяти покойного царя Федора по известному принципу: «Король умер — да здравствует король!» Судя по всему, они были уверены в поддержке со стороны большинства правящей верхушки. В противоположность им царевна Софья подчеркнуто проявила активную позицию в качестве представительницы правящего дома, продемонстрировав нежелание сковывать себя традициями, стремление удержать обретенную в годы царствования брата свободу и заявив во всеуслышание о незаконности новой власти.
Важную роль в короткое правление царицы Натальи играли Иван и Афанасий Нарышкины (младшие братья Лев, Мартемьян и Федор были еще малолетними). Заносчивые и неумные молодые люди быстро восстановили против себя боярскую верхушку, однако законным путем ничего поделать с родными дядьями царя было невозможно — приходилось терпеть. Старший, 23-летний Иван Кириллович, 7 мая был пожалован в бояре и получил престижную должность оружничего, отобранную у одного из лидеров предшествующего царствования Ивана Языкова. Нарышкины не пожелали делиться властью с фаворитами покойного царя Федора, хотя те в свое время их поддерживали. 1 мая от имени маленького царя Петра был принят указ об отлучении от двора боярина Ивана Максимовича Языкова, его сына чашника Семена Ивановича, постельничего Алексея Тимофеевича Лихачева, казначея Михаила Тимофеевича Лихачева и ближних стольников Ивана Андреевича Языкова и Ивана Васильевича Дашкова. Всем им было предписано, «чтоб они во время выходу великого государя не ходили и ево государевых очей не видели».{61}
Шестнадцатидневное правление матери царя Петра и ее братьев закончилось кровавым стрелецким бунтом 15–17 мая 1682 года. Это восстание, на полгода сделавшее стрельцов хозяевами в столице, сыграло решающую роль в судьбе царевны Софьи Алексеевны. Несомненно, решительные действия полков московского стрелецкого гарнизона провоцировались и отчасти направлялись представителями правящей верхушки, оттесненными от власти в результате придворной борьбы и стремящимися устранить противников самыми радикальными способами вплоть до физического уничтожения.
Восстание стрельцов выросло из нескольких на первый взгляд малозначительных инцидентов, которые поначалу не вызвали особой тревоги властей. В них выражалось общее недовольство рядового состава стрелецкого войска своим положением. В январе 1682 года стрельцы полка Богдана Пыжова дважды собирались на сходы, выражая возмущение длительной задержкой жалованья. 23 апреля полк Семена Грибоедова на общем сходе низших чинов решил подать Федору Алексеевичу челобитную с жалобами на своего полковника, наказывавшего стрельцов батогами, заставлявшего стрелецких жен обрабатывать огороды, устроенные на отобранных у них же землях, посылавшего стрельцов в свои вотчины рубить лес, косить сено, копать пруды и выполнять иные хозяйственные работы, за взятки освобождавшего подчиненных от караульной службы и участия в военных походах.
Жалобу вызвался передать в Стрелецкий приказ один из стрельцов, который перед тем изрядно выпил — очевидно, для храбрости. Спиртное оказало соответствующее действие: в присутственном месте парламентер начал буянить и говорить «непотребные речи» о начальнике Стрелецкого приказа князе Юрии Алексеевиче Долгоруком. Растерявшиеся приказные приняли челобитную и донесли о происшествии начальству. Долгорукий пришел в ярость и распорядился отыскать буяна. Но тому хватило наглости через пару дней самому явиться в приказ, чтобы узнать о решении по челобитной. Чрезмерно деятельного ходатая тут же схватили и потащили на площадь для наказания кнутом. Стрельцы, собравшиеся вооруженной толпой, отбили товарища у приказных караульных, а затем до вечера праздновали победу и рассуждали о дальнейших действиях по «приисканию правды». Эта первая открытая стычка с представителями властей показала стрельцам возможность успеха силового давления на «господ неправедных» и положила начало будущим кровавым событиям.
В ту же ночь умер царь Федор, что на время приостановило стрелецкое движение. Но уже через два дня стрельцы многолюдной толпой нахлынули в Кремль, выкрикивая требования арестовать и наказать восьмерых стрелецких полковников за чинимые ими «обиды и утеснения». Таким образом, бунт охватил уже почти половину находившегося в Москве стрелецкого войска, насчитывавшего 19 полков. В поддержку стрельцов выступил также один из двух московских выборных полков солдатского строя — первых регулярных воинских формирований в составе русской армии.
Испугавшись неуправляемого натиска столь мощной военной силы, Наталья Кирилловна безоговорочно согласилась выполнить все требования стрельцов, признав их справедливыми. По царскому указу девятерых полковников сняли с должностей; двое из них подверглись публичной порке кнутом на площади перед зданием Рейтарского приказа, четверых высекли батогами (палками или прутьями), еще троим удалось избежать телесного наказания. Восемь других полковников были публично биты батогами, но остались в должности. Затем приступили к взысканию с бывших командиров украденного за несколько лет жалованья. Некоторым полковникам стрельцы выставили огромные начеты до двух тысяч рублей; тех из них, которые не могли заплатить нужную сумму, ежедневно держали по два часа на правеже, то есть били палками по ногам.
Наказание стрелецких командиров, большинство которых принадлежали к видным дворянским семьям, стало слишком большой уступкой бунтовщикам; тем самым перепуганная царица Наталья продемонстрировала слабость новой власти. Всем было ясно, что не искушенная в политике женщина мало подходит на роль регентши. По отзыву князя Бориса Ивановича Куракина, «сия принцесса… не была ни прилежная и ни искусная в делах».
После такого успеха стрельцы обнаглели сверх меры. Они стали ежедневно собираться многолюдными толпами у съезжих изб, организовывали «круги» по образцу казачьей вольницы и обсуждали положение в столице, намереваясь навести порядок в соответствии со своими представлениями о справедливости. Управляющих Стрелецким приказом отца и сына Долгоруких смутьяны ни во что не ставили, смеялись над ними и угрожали. Офицеров, пытавшихся прекратить эти безобразия, бранили непристойными словами, бросали в них камни и палки. Наиболее строгих и принципиальных начальников затаскивали на сигнальные каланчи и сбрасывали на землю под одобрительные крики озверевшей толпы.
Быстрое и безоговорочное выполнение требований стрельцов создало у них впечатление собственного могущества; теперь им казалось, что они могут распоряжаться всеми делами в столице, вплоть до судьбы российского престола. Уже в начале мая комиссар датского короля Генрих Бутенант отметил, что стрельцы начинают выражать недовольство отстранением от престола царевича Ивана и захватом власти Нарышкиными. Несомненно, они при этом поддавались на агитацию кого-то из отодвинутых от власти представителей правящей верхушки. Кого же именно?
Стрелецкое буйство
В качестве основного подстрекателя к мятежу источники называют дядю царевны Софьи Ивана Михайловича Милославского. Ему активно помогали сын Александр и племянник Петр Андреевич Толстой, своими решительными действиями спровоцировавшие кровавые события.
Политические противники Нарышкиных особенно активизировались после 11 мая, когда в Москву вернулся Артамон Матвеев. Он сразу же был окружен многочисленными доброжелателями и друзьями, и стало ясно, что положение правительства вскоре стабилизируется, поскольку верхушка знати и большинство думных чинов по-прежнему поддерживали Петра. Однако, как часто бывает, социальное недовольство начинало выражаться в политических требованиях: среди стрельцов и значительной части посадского населения Москвы крепло намерение выступить в поддержку отстраненного от престола Ивана Алексеевича. Волнения среди стрельцов не утихали; более того, по словам Сильвестра Медведева, «наипаче нача огнь гневный в них на начальников, к тому же в прибавку и на иных времянников… горети».
Маховик кровавых событий разом раскрутился с невероятной силой. По Москве пошли слухи, что Иван Нарышкин в царской мантии уселся на трон, а вдовствующая царица Марфа Матвеевна и царевна Софья Алексеевна его ругали в присутствии царевича Ивана. Тогда Нарышкин будто бы в порыве ярости набросился на царевича, но женщины его остановили. Рассказывали также, что Марфа Матвеевна, выбежав на крыльцо, якобы жаловалась караульным стрельцам «со слезами и воплем», что братья Нарышкины «ее, государыню, били и косу оторвали», царевну Софью также «били и за власы драли», а царевича Ивана хотели задушить подушками.{62}
Утром 15 мая в стрелецкие слободы примчались Александр Милославский и Петр Толстой, которые, «на прытких серых и карих лошадях скачучи», кричали, что «Нарышкины царевича Иоанна Алексеевича задушили, и чтоб с великим поспешением они, стрельцы, шли в город Кремль на ту свою службу».{63} На колокольнях стрелецких слобод тут же стали бить в набат, у съезжих изб раздалась барабанная дробь; стрельцы поспешно собрались в полки и в девятом часу утра двинулись в Кремль со знаменами и пушками.
Правительство даже не подозревало о грозившей опасности. Лишь около полудня, когда боярин Матвеев после обычного утреннего доклада царице Наталье Кирилловне собирался ехать домой, на дворцовой Каретной лестнице к нему подбежал взволнованный князь Федор Семенович Урусов.
— Стрельцы уже вошли в Земляной город с своими полками и в Белый город входят!
Матвеев немедленно повернул назад и вместе с Урусовым положил царице тревожную обстановку. Караульный подполковник дежурившего в Кремле Стремянного полка Григорий Горюшкин тотчас получил приказ запереть все кремлевские ворота, но было уже поздно. Вбежавшие в апартаменты царицы перепуганные бояре сообщили: