— Всё по воле вашей государской сотворим! — уверили правительницу стрелецкие выборные. — Только молим вас, пожалейте нас бедных и дождитесь, когда мы снова к вам, государям, возвратимся.
В грамотах от 29 сентября, отправленных патриарху Иоакиму и главе московской администрации М. П. Головину, Софья сообщила о переговорах с выборными и о своем требовании без промедления прислать в Троицу новую делегацию от всех полков с повинными челобитными. При этом выдвигалось условие, чтобы стрельцы «о всём, и от кого у них в полкех нынешняя смута учинилася, написали подлинно». В царских грамотах содержался приказ приводить людей, которые будут призывать к смуте или «говорить какие непристойные речи», к боярину Головину, и приносить обнаруженные где-либо письма с призывами к неповиновению к властям. Стрельцам и другим жителям Москвы было строго указано, чтобы у себя «никаких воровских людей не держали и их нигде не укрывали, и за них никогда не стояли никакими мерами». Далее шли требования сохранять «в целости» до государева указа взятые из казны оружие и военные припасы, снять расставленные мятежниками по всему городу караулы, чтобы «всяких чинов людей с Москвы и к Москве пропущали без задержанья». Кроме того, стрельцы должны были освободить арестованных, сидевших «за караулами» в полковых съезжих избах и в других местах. Правительница потребовала также схватить и немедленно прислать в Троицу князя Ивана Хованского и других лиц, распускавших ложные слухи и тем самым подстрекавших стрельцов и солдат «на смуту».{169}
Тридцатого сентября Иван Хованский был арестован стрелецким отрядом из двадцати человек под командованием полковника Игнатия Огибалова, дьяка Ивана Максимова и двух капитанов надворной пехоты. На следующий день князь подвергся допросу в московской боярской комиссии и сразу же был отправлен под конвоем в Троице-Сергиев монастырь. Днем позже ему был объявлен смертный приговор, который тут же заменен ссылкой в Сибирь, в Якутский острог «на вечное житье».
Тем временем выборные возвратились в Москву и своими рассказами о милостивом отношении к ним правительницы Софьи вызвали радость в стрелецких слободах. Во всех полках немедленно начали писать челобитные в соответствии с требованиями царевны. Все стрельцы беспрекословно ставили свои подписи, за неграмотных подписывались их духовные отцы. 1 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, патриарх Иоаким после литургии созвал стрелецких выборных в Крестовую палату и прочитал им царскую грамоту, в которой повторялись требования Софьи. Стрельцы благодарили первоиерарха за заступничество, показывали ему свои повинные челобитные и снова просили послать с ними в Троицкий монастырь представителя церковных властей «для заступления пред государями». Иоаким поручил эту миссию архимандриту Чудова монастыря Адриану. На другой день стрелецкая делегация отправилась из Москвы и к утру 3 октября прибыла в Гроицу.
Представ перед правительницей и царями, стрелецкие выборные «били челом словесно с великими слезами» и просили прощения. Софья после многословного увещевания объявила царскую милость «вместо чаемыя за их вину смерти и горьких мучений». Вслед за тем были объявлены условия прощения, состоявшие из одиннадцати статей.
В первом пункте говорилось, что стрельцы должны помнить «государьскую премногую милость», «никакое дурно не мыслить и ни с кем о том согласия и советов явно и тайно не держать, и смятения не затевать и никово к тому не наговаривать, и ни к каким мятежникам и к раскольщикам и к иным воровским людям не приставать, и для того по прежнему зборов не чинить, и с ружьем в город и никуды не приходить, и кругов по-казачью не заводить».
Вторая статья предписывала арестовывать и приводить в Приказ надворной пехоты людей, выказавших «злые умыслы» в отношении бояр и думных людей, подстрекающих к смуте и говорящих «непристойные речи», не «таить» письма с призывами к мятежу и «меж себя по полкам ни о чем писменых и словесных пересылок не держать, чтоб от того смуты и смятения отнюдь не было».
Третий пункт запрещал стрельцам являться к боярам, окольничим, думным людям, приказным судьям, полковникам и городовым воеводам «многолюдством и с невежеством и с шумом»; просители должны были «никакой наглости не чинить, а приходить для челобитья о всяких своих делах с учтивостью и бить челом вежливо и нешумко».
Согласно четвертому пункту стрельцы должны были никого «не побивать и не бесчестить», не чинить никакого своевольства и грабежа и «быть у полковников во всяких государьских делах в послушании и в подобострастии безо всякого прекословия».
Пятый пункт предписывал вернуть в казенные арсеналы захваченные стрельцами пушки, ружья, порох, свинец и фитили.
Шестая статья повелевала стрельцам при получении соответствующего приказа незамедлительно отправляться на службу «с Москвы в те места, кому где быть указано». Это был наиболее болезненный вопрос. Вспомним, что еще 9 сентября в Москву была послана царская грамота, предписывающая командировать в Киев, Смоленск и другие города основную часть находившихся в столице полков надворной пехоты. Тогда это распоряжение было проигнорировано князем И. А. Хованским и подчиненными ему стрельцами. В конце сентября или в начале октября в Разрядном приказе вновь был записан царский указ о распределении московских стрельцов (за исключением шести полков общей численностью 4750 человек) по пограничным с Польшей областям.{170} Выполнение этого распоряжения стрелецкие полки сумели оттянуть до конца 1682 года.
Согласно седьмому пункту условий капитуляции стрельцы должны были «на Москве и в городех ни у кого дворов себе не отымать и людей и крестьян в пехотной строй и на свободу не подговаривать».
Восьмая статья запрещала «приверстывать» новобранцев в стрелецкие и солдатские полки без государевых указов, а «боярских людей и крестьян, и гулящих людей, которые в нынешнее смутное время писаны в солдаты и в надворную пехоту, выкинуть из того строю всех». Крестьян и холопов надлежало вернуть «помещикам их и вотчинникам по крепостям», а «гулящих» — разослать по домам, «где кто живал наперед сего, а на Москве их не держать и жить им не велеть, чтоб от таких гулящих людей воровства не было».
Девятая статья опять напоминала о деле Хованских, которое к началу октября еще не утратило актуальности, и предписывала «по смутным словам князя Ивана Хованского и детей и родственников его и по письмам их никакого зла не затевать». Вновь подчеркивалось, что отец и сын Хованские казнены за измену, «суд о милости и казни вручен от Бога им, великим государям», а подданным «о том не токмо говорить, и мыслить не надобно».
Десятый пункт строго повелевал «по вышеписанным статьям великих государей указ и повеление во всём им исполнять со всяким усердием и от всякого дурна престать совершенно», служить верно без «измены и шатости» и «к смуте не приставать никакими вымыслы».
Наконец, одиннадцатая статья грозила смертной казнью тем, кто будет затевать смуту или хвалить «прежнее дело», то есть майское восстание 1682 года.{171}
Как видим, статьи об условиях капитуляции мятежных стрельцов, составленные при несомненном участии правительницы Софьи, содержали исчерпывающий перечень требований для преодоления последствий смуты и нормализации жизни в столице.
Третьего октября в Троице-Сергиевом монастыре статьи были прочитаны выборным, которые от имени стрельцов и солдат «обещалися с радостью» их исполнить. Заранее подготовленные копии статей, скрепленные подписями думных дьяков Василия Семенова, Ивана Горохова, Емельяна Украинцева и Федора Шакловитого, были тогда же отправлены патриарху с повелением в Успенском соборе Кремля перед образом Спаса раздать их по стрелецким полкам с соответствующими наставлениями. В воскресенье 8 октября в Успенском соборе после литургии состоялось торжественное оглашение «указанных статей» перед множеством стрельцов и солдат всех расквартированных в Москве полков. Условия капитуляции были приняты ими безропотно, после чего копии статей раздали представителям для чтения в полках. На следующий день стрелецкие выборные явились к патриарху в Крестовую палату и сообщили, что государевы требования были восприняты в полках «любезно вси без всякого прекословия». По этому случаю в Успенском соборе и во всех церквях в стрелецких слободах пелись молебны с колокольным звоном, а патриарх в конце того же дня вновь обратился к стрельцам и солдатам с проповедью о недопущении какого-либо «зломысльства».
Одиннадцатого октября в Троицу с известием о наступлении мира приехал игумен Воздвиженского монастыря Ефрем. Оно вызвало вполне понятную радость в правительственном лагере. Уже начались осенние холода и распутица, ощущался недостаток съестных припасов для собранных у Троицы ратных людей и фуража для их лошадей. 7 октября боярин и воевода князь Петр Семенович Урусов, руководивший сбором дворянского ополчения «для защиты государей», получил указание распустить провинциальных дворян, детей боярских, копейщиков, рейтар и солдат по домам, «чтоб им ныне прежде времени не изнужитца». В связи с предполагаемой военной угрозой со стороны Речи Посполитой нужно было иметь в резерве свежие войска, не изнуренные долгим стоянием в условиях осенней непогоды и бескормицы.
Правительница и бояре распорядились оставить под Троицей только «московских чинов людей»: стольников, стряпчих, московских дворян и жильцов, которых к ноябрю 1682 года собралось всего около трех тысяч человек. Кроме того, в распоряжении Софьи находилось до шестисот стрельцов Стремянного полка. Из этого видно, что в первой декаде октября правительница уже не сомневалась в своей бескровной победе над московскими повстанцами, — иначе она не отважилась бы распустить по домам огромное дворянское войско, насчитывающее, по свидетельству датского посла фон Горна, свыше 150 тысяч человек.