у произволу привлекать стрельцов к каким-либо работам и взимать с них деньги. Взамен от стрельцов и солдат требовалось быть в «государском повелении и во всяком обыклом повиновении и послушании» и не затевать впредь никакого «дурна».{180}
В ноябре, декабре и в начале следующего года стрельцы и солдаты приносили в Стрелецкий приказ листы с июньскими жалованными грамотами. В некоторых полках офицеры по указанию властей сами производили изъятие отмененных жалованных грамот у нижних чинов. По именному указу с боярским приговором от 17 декабря 1682 года повелевалось переименовать Приказ надворной пехоты обратно в Стрелецкий приказ.{181}
В декабре произошли волнения в стрелецком полку Павла Бохина, расквартированном в Замоскворечье. В нарушение «указных статей от 3 октября» толпа стрельцов Бохинского полка под предводительством рядовых Ивана Перепелки и Федора Ворона явилась 26 декабря в Стрелецкий приказ «с великим невежеством и шумом». Они подали начальнику приказа Федору Шакловитому челобитную с требованием исключить из полка пятисотного Ивана Трифонова и его «товарищей» — неугодных младших офицеров. Шакловитый ответил:
— Этих стрельцов и без вашего челобития велено перевести в иной полк, и бити челом о том не о чем.
Челобитчики вроде бы успокоились и «пошедши было» из приказа, но вскоре вернулись и начали требовать выдать им для расправы двух других стрелецких офицеров.
— Без розыску отдать их вам не довелося, — дипломатично, но твердо ответил Шакловитый, — указ о том будет по сыскному делу.
Стрельцы не переставали кричать, что их прислали от всего полка и без выполнения своего требования они не отступят. Шакловитый приказал приставам и охране схватить некоторых буянов и посадить под замок. Прочие челобитчики поспешили ретироваться и сообщили однополчанам об отказе властей выполнить их требования. Это вызвало взрыв возмущения. Взбудораженные стрельцы бегали по слободе с криками:
— Пора опять заводить по-старому, итить в город!
Таким образом, совершенно определенно прозвучала угроза повторения майских событий. У бохинских стрельцов нашелся весьма активный предводитель — рядовой Иван Жареный. Полковник Бохин принял срочные меры для прекращения волнений: сначала послал для ареста зачинщиков сотенного с командой денщиков, а потом и сам явился в стрелецкую слободу наводить порядок. Однако стрельцы наотрез отказались выдавать Жареного:
— Хотя нас велят и перевешать, мы того Ивашка не отдадим!
Двадцать седьмого декабря власти вынуждены были направить на подавление восстания два стрелецких полка под командованием стольников Акинфия Данилова и Ивана Цыклера. Жареный, Перепелка и другие «заводчики», всего пять или шесть человек, были арестованы, приведены в Стрелецкий приказ и в тот же день обезглавлены на Красной площади.
Стрельцы полка Бохина были разоружены, у них отняли ноябрьскую жалованную грамоту и запретили исполнять караульную службу. На другой день бохинцы тремя группами по 200 человек явились к Красному крыльцу в Кремле, принеся с собой плахи и топоры. Некоторые положили головы на плахи, другие распростерлись вокруг них на земле. Все они кричали:
— Не достойны мы царского величества милости и за вину свою помилования! Достойны смерти повешением или глав отсечением!
Правительница Софья распорядилась выслать к стрельцам боярина Петра Салтыкова, окольничего Кирилла Хлопова и думного дьяка Федора Шакловитого. Последний в качестве начальника Стрелецкого приказа взял на себя переговоры с представителями мятежного полка:
— Что вы пришли и с какою виною?
— Сказывают великим государям, что мы бунт заводим. А от нас бунту и заводу никакого нет. И пусть бы о том великие государи указали разыскать: будет какой от нас бунт или завод объявится, велите нас казнить всех.
Шакловитый отправился с докладом Софье, «и долго его не было». В это время к стрельцам вышел их полковник и велел перенести топоры и плахи под окна Грановитой палаты, где, видимо, происходило совещание Софьи с боярами в связи со стрелецким челобитьем о помиловании. Поспешив выполнить это предписание, стрельцы смиренно «полегли» на землю. Наконец к челобитчикам спустились Шакловитый и окольничий Венедикт Змеев и объявили:
— Великие государи цари Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич для своего государского многолетного здоровья и слыша ваше слезное покаяние и напоминая прежние ваши службы, пожаловали вас, велели вам вины ваши отдать совершенно и предати забвению.
В начале января 1683 года стрельцам полка Бохина был объявлен царский указ с подтверждением помилования. Им была возвращена отобранная жалованная грамота, разрешалась выдача очередного денежного жалованья. Снимался запрет на несение ими караульной службы: «…и на своем государевом дворе на караулех ставитися вам с своею братьею по очереди по-прежнему». За такую «премногую и высокую милость» прощенные обязаны были исполнять повеления государей «с радостию, без всякого размышления». Особо подчеркивалось, что стрельцы должны арестовывать и приводить в Стрелецкий приказ «воровских людей», призывающих к смуте или затевающих какое-либо зло.{182}
Царский указ от 27 декабря 1683 года предписывал оставить в Москве только семь из девятнадцати находившихся в ней стрелецких полков «по выбору, надежнейших», а остальные послать на украинскую, польскую и шведскую границы. В полках, оставленных в столице, насчитывалось в общей сложности 6056 стрельцов, а вместо выведенных прибыли три стрелецких полка из Киева и по одному из Батурина и Переяслава — в общей сложности около трех с половиной тысяч человек.
По замечанию П. К. Щебальского, вывод из столицы должен был «жестоко поразить» стрельцов: «…они были люди семейные, имели хозяйства, дела, связи торговые и промышленные; оставить Москву было для них большою расстройкою, не говоря уже о множестве различных преимуществ жизни в столице. Но многочисленная рать царская стояла еще в виду Кремля, сопротивление было невозможно, и, с горьким чувством бессилия, в назначенный день, угрюмыми, молчаливыми толпами выступили они из застав московских и направились в разные концы обширного Русского царства: кто на север, кто на юг, кто на запад, среди глубоких снегов и рождественских морозов».{183} Перед отправкой из столицы стрельцам было предписано продать свои московские дворы «повольною ценою». Вслед за стрельцами на ямских подводах были отправлены их жены и дети. Они должны были ехать Тульской дорогой, чтобы не встретиться с идущими в Москву по Калужской дороге полками из малороссийских городов.
Стрельцы, следовавшие из Москвы или в Москву, останавливались в Севске. Тамошний воевода окольничий Леонтий Неплюев должен был опросить командиров и на основании их показаний исключить из полков смутьянов «за прежние шалости и от кого впредь чает дурна», оставив их в Севске в сборном полку. Из полков, отправляемых в Москву, изъяли пьяниц, игроков в кости и «всякому злому делу пущих заводчиков и раскольщиков», а также тех, которые в «смутное время были убийцы и грабители», общим числом 530 человек. Часть этих неблагонадежных стрельцов позже была отправлена в Курск, где служило много дворян, которые в случае какого-либо «замешательства» могли бы подавить стрелецкие выступления.
Когда бывшие московские стрельцы прибыли в Севск и Курск, им объявили царский указ:
«…на Москве им за многую их мимошедшую шалость быть не мочно потому: хотя они вины свои… и принесли и впредь того не чинить обещались, однако ж и после того по многом своем обещании многие из них объявились во многих шатостях и противностях, и во всяком дурне, и в непостоянстве».
За всеми высланными московскими стрельцами Софья приказала следить, чтобы не бражничали и «с воровскими и ни с какими причинными людьми не водились и к ним не приставали, и никакой бы шатости и своевольства у них отнюдь не было, и никаких бы непристойных, к мимошедшему смутному времени приличных слов не говорили». В то же время правительница распорядилась надзирать и за полковниками, «чтоб однолично от них к стрельцам для взятков приметок и теснот, и обид не было никакими делы».
На сооружение дворов в Севске и Курске стрельцам было выдано по пять рублей сверх обычного жалованья. В Севске под руководством воеводы Неплюева для них были построены особые слободы со съезжими избами и амбарами «на полковой ратный строй». Чтобы сократить время досуга и воспрепятствовать возникающим от безделья «воровским» замыслам, предписано было стрельцов «ратному строю учить почасту». Меры Софьи и Шакловитого по «перебору» московских стрельцов очистили столицу от основной массы бунтовщиков, что укрепило порядок в городе. Движение стрелецких полков к южным и западным границам создавало впечатление мер по укреплению обороноспособности страны, что было важно в связи с предстоявшими переговорами с Польшей и Швецией. Кроме того, увеличение гарнизонов в Севске и Курске за счет прибывших из Москвы стрельцов могло удержать крымских татар от набегов на южные русские земли.
Особое внимание, согласно распоряжению Софьи, следовало уделить стрельцам, дислоцированным в столице:
«Которые полки ныне на Москве и которые к Москве придут с службы, и их обнадежить великих государей милостию. С служебных полков стрельцов накормить, и напоить, и сказать им, чтоб они, видя к себе такую их, великих государей, милость, простирались на всякое добро и на верную службу, и остерегали б их, великих государей, здоровья, и ото всякого дурна имели осторожность от всея души, потому что и из них в смутное время были многие в шатости, и то им совершенно отдано, и от таких людей (бунтовщиков. — В. Н.) учинены они отменны, и от них, великих государей, положена на них во всём надежная верность».