{195} Позже, 30 марта 1688 года, был принят указ великих государей (то есть Софьи Алексеевны): «…которые люди кому продадут вотчинных крестьян, также кто кому поступится вместо беглых поместных и вотчинных крестьян по сделочным записям и по всяким крепостям, и тех крестьян по Уложенью записывать в Поместном приказе; а с купчих и записей, в которых написана будет поступка за деньги, имать Великих Государей пошлины с рубля по алтыну».{196}
Весной 1683 года сыщики были отправлены в ряд городов, однако уже летом правительство начало отзывать их, поручая сыск беглых местным воеводам. К октябрю все они вернулись в Москву, а незавершенные сыскные дела переданы воеводам. Эту меру следует признать вполне разумной. Местные власти лучше знали специфику своих уездов, были лично знакомы с большинством помещиков и вотчинников и могли более мягко регулировать спорные вопросы, связанные с обнаружением и выдачей беглых. Правда, правительство отчасти оставило функцию сыска в руках межевщиков, направленных в уезды по указу от 11 апреля 1683 года — они получили из Поместного приказа копии Наказа сыщикам.{197}
Сосредоточение сыска беглых в руках воевод и земельных писцов вызвало возражения стольников, стряпчих, дворян московских и городовых дворян центральных уездов. Они жаловались, что приказчики, земские старосты и посадские люди давали воеводам ложные сведения о беглых, межевщики при описании земель «крепили» беглых по новому месту жительства, в соответствии со «сказками» их новых хозяев, а законные владельцы не могли дать таких «сказок», поскольку не располагали сведениями о местонахождении скрывшихся крестьян и холопов. В связи с этим челобитчики вновь просили направить в города сыщиков для выявления беглых.{198}
Правительство всё же предпочло оставить сыск беглых крестьян в руках воевод, поскольку это позволяло избежать трений при выявлении и выдаче беглых, взимании штрафов и прочих репрессиях в отношении незаконных «держателей». Обеспечение спокойствия было особенно важно в южных уездах и городах по пограничной черте. Приходилось жертвовать интересами помещиков, поскольку беглые крестьяне в южных уездах составляли достаточно большую массу свободных людей, необходимых для укрепления гарнизонов крепостей по границе и осуществления военных походов. Сыщики в период правления Софьи действовали лишь в немногих городах, преимущественно центральных уездов.
В декабре 1685 года был издан указ о невозвращении помещикам крестьян, которые поселились в городских слободах, платили налоги вместе с посадским населением «и службы служили, и всякими промыслы промышляли».{199}
В марте следующего года воеводам городов Белгородского уезда и смежных с ним земель Белгородского полка были посланы предписания выслеживать беглых около застав по лесам и займищам. От застав в дальние места было приказано посылать для сыска вооруженные отряды, задерживать беглых крестьян и холопов, а при сопротивлении «идти на них боем». Главная задача в этом случае заключалась в том, чтобы не пропустить беглых за Белгородскую засечную черту, на Дон, где они могли моментально раствориться в массе казачьего населения. Пойманных предписывалось допрашивать и пытать, а их показания присылать в Разрядный приказ. Царский указ от 25 июня 1686 года, присланный в город Коротояк и другие области по засечной черте, обязывал заставных голов и служилых людей не давать беглым крестьянам уходить за черту. Задержанных следовало допрашивать на месте, а «пущих воров пытать». Пойманных беглых «жен и девок» приказано было бить батогами, «сняв рубахи, нещадно», а затем «отсылать в те городы, откуда бежали».{200}
Восьмого февраля 1683 года был принят указ о сыске беглых в городах Белгородского и Севского полков. Он предписывал сверить списки полковой, городовой, копейной, рейтарской и солдатской службы и выявить беглых дворцовых и частновладельческих крестьян, поступивших на военную службу «после разбора служилых людей 1675 года». Их следовало отдавать прежним хозяевам по суду, крепостям, писцовым и переписным книгам. Беглых крестьян, записавшихся в государеву полковую и городовую службы, в копейщики, рейтары или солдаты до и во время разбора 1675 года, было решено оставить на военной службе, «потому что служили они многие годы и были в полку и иные ранены». Кроме того, провозглашалось: поскольку от помещиков и вотчинников, от которых они бежали, «челобитья на них не было многие годы», бывшие владельцы сами виноваты в «небрежении».
В то же время беглых крестьян, живущих в посадах или у новых помещиков, предписано было возвращать прежним владельцам «бессрочно по Уложенью». Воеводы и приказные люди должны были «учинить заказ крепкой под жестоким страхом», чтобы впредь в городах Белгородского и Севского полков беглых холопов и крестьян не принимать, в службу и тягло не писать. Холопам и крестьянам при возвращении их законным владельцам предписывалось чинить за побег «жестокое наказанье — бить кнутом нещадно, чтоб впредь и иным неповадно было воровать и от помещиков и от вотчинников бегать».
Особенно важен заключительный пункт указа, согласно которому вопрос о возвращении прежним владельцам беглых крестьян, поселившихся в городах по засечной черте, брался под контроль центральной властью:
«Впредь боярам и воеводам Севского и Белгородского полку городов… без его великого государя грамот из Разряду челобитчиком никому тех городов на служилых и на всяких чинов людех в холопстве и во крестьянстве суда не давать и отдачи не чинить, чтоб от того тех городов людем никому напрасные волокиты и продажи не было».{201}
«Веру православную блюсти крепко!»
Важнейшим направлением религиозной политики периода регентства стало продолжение борьбы с расколом. В восьмидесятые годы XVII века церковное инакомыслие всё больше передавалось от священников-старообрядцев мирскому населению. В этом процессе можно заметить как протест против авторитарности церковной иерархии, так и страх перед грядущим «царствием Антихриста» и приближающимся «концом света». Для спасения своих душ раскольники добровольно приносили себя в жертву, совершая единичные и массовые самосожжения. Старообрядцы были уверены, что светская и церковная власть «впала в ересь». Как справедливо отметила Л. Хьюз, для правительницы Софьи и патриарха Иоакима «подобный взгляд оборачивался не просто расколом, но бунтом против государства».{202}
Период регентства отмечен наиболее жесткими мерами против старообрядчества за всю трехвековую историю борьбы между двумя течениями православия. В 1683 году в Новгородской земле воевода Иван Васильевич Бутурлин вместе с новгородским митрополитом Корнилием развернул крупномасштабные сыскные мероприятия по выявлению раскольников. В результате удалось обнаружить ряд старообрядческих общин, объединявших представителей различных слоев населения. Руководители этих «раскольничьих гнезд» были схвачены и отправлены в кандалах в Москву, где под личным наблюдением руководителя правительства князя Василия Васильевича Голицына (что лишний раз свидетельствует о крайне важном значении, придаваемом Софьей делу борьбы со старообрядчеством) было проведено тщательное расследование. В результате в сентябре — октябре 1683 года более двадцати расколоучителей были приговорены к смертной казни. 19 октября Софья лично слушала в Боярской думе дело новгородского старца Варлаама. Старец был приговорен к сожжению заживо, которое состоялось через три дня.{203}
В последующие годы раскольников, как правило, не сжигали, а обезглавливали. Немецкий путешественник Георг Адам Шлейссинг отметил, что в период его пребывания в Москве (1684–1686) «не проходило ни единого утра, чтобы кого-то не казнили на Лобном месте»: «Так, я видел среди прочих одного старичка, который положил на плаху свою седую голову столь охотно, будто иначе и быть не может. Царевна Софья дала указание руководившим казнью царедворцам: „Передайте этому человеку, что стоит ему лишь публично отречься от заблуждений, и он будет помилован“. На это требование старик твердо ответил: „Не нуждаюсь в царевниной милости, а нужна мне только милость Бога всемогущего“».
В январе 1685 года от имени царей Ивана и Петра был принят указ «О наказании рассеивающих и принимающих ереси и расколы». Приверженность к старообрядчеству была объявлена государственным преступлением:
«Буде кто явится, еретик и раскольник в каком развратном учении и в противности и в раскольстве и во всяком плевосеянии на святую Церковь, и в церковь Божию не приходит, и в домы свои ни с какою потребою священников не пускают, и на исповедь к священником не приходят, и Святых Таин не причащаются, и меж христиан чинят соблазн и мятеж, и таких людей на Москве и в городех розспрашивать, и пытать накрепко, у кого они учились и кто с ними единомышленники и товарищи».
Названных людей предписано было арестовывать, допрашивать и устраивать им очные ставки с другими подследственными. С помощью пыток нужно было добиваться отказа старообрядцев от «раскольнической ереси». Тех, «которые с пыток учнут в том стоять упорно ж, а покорения святей Церкви не принесут, и таких за такие вины, по трикратному у казни вопросу, будет не покорится, сжечь». Раскаявшихся же следовало «отсылать для исправления истинного покаяния» под присмотр церковных властей.
Указ предусматривал суровые кары даже за укрывательство раскольников. Людей, которые принимали в своих домах старообрядцев, но «их учения не держались», полагалось «за утайку тех воров чинить жестокое наказание, бить кнутом, а иных, смотря по делу, и ссылать». У всех богохульников, еретиков, «раскольщиков» и их укрывателей следовало конфисковать недвижимое имущество: «…их дворы и поместья и вотчины и лавки и промыслы и заводы отписывать на Великого Государя и продавать по оценке…».