Между тем разгром турок под Веной разбудил надежды христианского мира на новый «крестовый поход» и полное изгнание османов из Европы. В марте 1684 года Австрия, Польша и Венеция образовали Священную лигу под патронатом римского папы Иннокентия XI. В договор с Венецией был внесен пункт о том, что три державы приглашают вступить в союз всех христианских государей и «преимущественно царей московских».{248}
Ян Собеский уже разработал обширный план совместных действий против Турции: австрийцы должны были наступать в районе Дуная, поляки — в Подолии, а русским следовало предпринять поход на Крым. К этому союзу польский король рассчитывал привлечь персидского шаха, который мог бы напасть на турецкие владения в Малой Азии.
На Левобережной Украине существовала сильная антипольская группировка, возглавляемая гетманом Иваном Самойловичем. В мае 1683 года Посольский приказ обратился к нему с просьбой высказать мнение по поводу русско-польского союза. Самойлович ответил: «Союз с христианскими государями — дело хорошее, но прежде надобно заключить с Польшею вечный мир, по которому Польша должна отказаться от Киева и от всей Малороссии, от Войска запорожского, городового и низового». Гетман утверждал, что союз между Россией и Польшей не может быть надежным, так как «поляки принадлежат к римскому костелу», а русские исповедуют православие. «Поляки, — писал он, — не только ищут всякого зла державе царей, но рады бы обрушить небеса на христианство русское; можно ли верить их союзу?» Искушенный в дипломатических делах Самойлович предупреждал руководителя Посольского приказа Голицына о возможности сепаратного мира Австрии или Польши с Турцией: «Если великие государи вследствие союза с королем и цесарем разорвут перемирие с турками и татарами, то король и цесарь дадут об этом знать бусурманам; те испугаются и предложат мир, король и император помирятся, и тогда вся тяжесть войны обрушится на Российское царствие; да если б они и не помирились с турками, но если султан обратится со всеми своими силами на нас, то не только цесарь за дальним расстоянием не придет на помощь, не поможет и король польский».{249}
В январе 1684 года Василий Голицын обратился за советом по поводу вхождения России в Священную лигу к опытному военачальнику Патрику Гордону. Генерал видел опасность разрыва перемирия с Турцией. Как и Самойлович, он допускал, что Австрия и Польша могут заключить сепаратный мир с общим врагом, после чего вся тяжесть войны ляжет на Россию. Другими доводами против начала войны с Крымом и Турцией были юный возраст царей, недостаток денежных средств, слабая дисциплина в войсках, «отсутствие единодушия, зависть, раздоры среди дворянства, которые ведут к неразберихе и нерешительности на военных советах». Тем не менее Гордон в конечном счете пришел к выводу о целесообразности завоевания Крыма:
— Вы заслужите величайшую честь, какую только может заслужить любая страна с давних времен, тем, что освободите не только себя, но и христианский мир от этой ужасной и проклятой чумовой нации, а также освободите себя от дани, которую вы платите им ежегодно, и тем самым отплатите за все прошлые оскорбления и несправедливости.{250}
Кроме того, заметил Гордон, уничтожение «гнезда неверных» в Крыму позволило бы России укрепить свое положение на Украине и обеспечить гарантию лояльности казацкого войска.
Правительство Софьи и без этих советов имело основания для недовольства политикой крымского хана. В 1682 году русский посланник стольник Никита Тараканов сообщил из Крыма, что нурадин (наследник ханского престола) «для получения подарков велел схватить его, привести к себе в конюшню, бить обухом, приводить к огню и стращать всякими муками». Тараканов в ответ отважно заявил, что не даст ничего сверх «прежних дач», то есть обычных подарков хану от русских царей. В конце концов татары отпустили посланника в русский лагерь на реке Альме, предварительно дочиста ограбив. Извещенная Таракановым об этом инциденте, Софья приказала объявить хану, что он больше не увидит в Крыму московских посланников, поскольку отныне дипломатические переговоры и вручение даров будут производиться на границе.{251}
В мае 1683 года Иоганн ван Келлер сообщил своему правительству из Москвы: «…послы их Царских Величеств, посланные к крымскому хану, вернулись сюда и принесли жалобы на несправедливости, обиды и палочные удары, которыми их наградили татары при всём народе, под тем предлогом, что золото, которое было послано для выкупа пленников, не имело ни нужного веса, ни стоимости, если верить тому, что говорили татары. О подобных поступках, сколь же жестоких, сколь же бессмысленных и противоречащих правам человека, здесь узнали с негодованием; они живо возмутили все сердца и, возможно, породят благородное желание предпринять грозную месть».{252}
Двадцать шестого декабря 1684 года в Москву «приехал в гонцах» королевский секретарь Томаш Адам Вильковский с жалобой на северских украинских казаков, напавших на польские земли по реке Сожь. В Посольском приказе уклонились от высказывания мнения на этот счет, и 4 января 1685 года Вильковский был «отпущен с ответом, что споры сии решить должно пограничными комиссарами». Между тем северские малороссияне с одобрения гетмана Самойловича продолжили вторжение в посожские земли, не без основания утверждая, что они испокон веков относились к Украине.
Двадцать девятого июня 1685 года польский посланник Ян Зембоцкий приехал в Москву с новой жалобой на северских украинцев, ворвавшихся в польские селения, причинивших жителям «разные обиды, бои и грабежи» и захвативших более двух тысяч деревень в Посожье. На приеме посланника в Посольском приказе 13 августа «учинена с ним запись, дабы назначенные в Андрусово межевые судьи, съехався 1 октября на спорные оные посожие места, учинили на месте обиженным всякое удовольствие». На основании этого решения 12 сентября в Андрусово отправились «межевые судьи»: стольники Андрей Самарин, Федор Бредихин и дьяк Струков. 9 октября «разменялись они верющими грамотами с польским комисаром Иосифом Ляцинским». Однако переговоры ни к чему не привели, поскольку российские представители не имели полномочий решить вопрос о возвращении Польше посожских земель. В связи с этим комиссар Ляцинский «прекратил съезды», и 27 ноября Софья Алексеевна повелела российским представителям вернуться в Москву.
Пятнадцатого декабря 1685 года королевский секретарь вновь приехал в Россию — на этот раз «с извещением о будущем вскоре в Москву полномочном великом посольстве, коему от сейма поручено все доселе спорные между обоими государствами дела решить и вечный заключить мир». Князь Василий Голицын, принявший Вильковского в Посольском приказе 28 декабря, уверил его, что «с удовольствием ожидать будут государи оных к себе послов».{253}
Софья и Голицын склонялись к миру и союзу с Речью Посполитой. Полонофильство правительницы неоднократно отмечалось иностранными наблюдателями. Князь Василий Голицын в проведении внешней политики России учитывал идеи Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, руководившего Посольским приказом в 1667–1671 годах. Тот в свое время доказывал царю Алексею Михайловичу, что заключение союзного договора с Польшей положит конец антирусским интригам Швеции и Крыма, укрепит позиции России на Балканах и приведет к освобождению от турецкого владычества Молдавии и Валахии, которые впоследствии смогут перейти в российское подданство.{254}
Австрия также пыталась оказать давление на Россию. Уже в сентябре 1683 года император Леопольд письмом сообщил царям об изгнании турок из-под Вены и призывал не упустить столь благоприятный момент для отмщения за древние и «ныне учиненные» обиды. В начале следующего года в Москву приехал имперский секретарь Иоганн Хёвель. В привезенном им послании императора от 18 ноября говорилось о скором прибытии полномочной делегации.{255}
Хёвель оставил несколько интересных наблюдений как о московском дипломатическом протоколе, так и о некоторых личностях. По приезде он был принят царем Иваном, «который сидел один на троне… В нескольких шагах от него на скамьях сидели 12 бояр. Почти в центре стоял первый министр, начальник над всеми делами князь Голицын, чрезвычайно сдержанный и красивый мужчина средних лет». Хёвель несколько раз встречался с Василием Васильевичем, обсуждал с ним турецкую войну, осаду Вены и другие темы, представлявшие обоюдный интерес.
Во время прощальной аудиенция у царя Ивана 4 февраля произошел неприятный инцидент: Хёвель выражал желание получить царскую грамоту, адресованную императору Леопольду, непосредственно от царя, что умаляло значение власти русских государей; Голицын же пытался вручить австрийцу грамоту из своих рук. В конце концов Хёвель сумел хитростью получить царское послание непосредственно от Ивана.{256}
В мае 1684 года в Москву приехали австрийские послы Себастьян фон Блюмберг и Иоганн Христофор Жировский. На переговорах с Голицыным они заявляли, что у России при вступлении в Священную лигу будет только одна задача — сковать действия крымского хана и помешать его участию в военных действиях против Австрии и Польши.
— Желание цесарского величества, — убеждали австрийцы, — состоит в том, чтоб великие государи помогли против турецкого султана, отняли у него правую руку — Крым. Много войска на Крым посылать не для чего; можно послать одних черкас (малороссийских казаков. — В. Н.), которые под владением гетмана Ивана Самойловича, присоединив к ним несколько пеших полков. Цесарское величество другой помощи не требует, желает только, чтоб правую руку у султана удержать.