Вечером 13 мая войска вступили в Зеленую долину — огромное поле протяженностью десять верст, изобилующее родниками и ручьями и покрытое сочной высокой травой. Здесь главнокомандующий приказал разбить лагерь и дать армии день отдыха. 15 мая при выступлении из Зеленой долины на полк боярина Шеина напала татарская конница численностью до десяти тысяч человек. На близкое расстояние кочевники не подходили, кружа по степи перед русской пехотой и постреливая ее из луков и ружей. Полк вел ответный огонь, беспорядочная перестрелка продлилась более трех часов, причем потери с обеих сторон были минимальными, потом татары внезапно исчезли.
Голицын повел армию на юг по Казикерменской дороге. Вскоре войска вступили в Черную долину, где также было много хорошей травы и воды. 16 мая с утра начался сильный дождь, продолжавшийся почти до вечера. Около полудня на правом фланге русской армии внезапно появилось огромное татарское войско во главе с самим ханом. Детальное и точное описание хода сражения привел в своих записках Невилль, воспользовавшийся в данном случае рассказами очевидцев:
«Хотя все считали, что московитам стоит перейти в наступление, они довольствовались тем, что остались на месте, окруженные хорошими рогатками[13], которые привезли на повозках и которые служили тогда для них защитой. Вооруженная огнестрельным оружием пехота и вся артиллерия составили в поле надежную оборону, которую татары не могли прорвать. Конница оставалась за пределами укреплений; это побудило три или четыре татарских отряда, около 1000 конников каждый, напасть на нее. Вскоре после их атаки она бежала, причем обозы очень помогли этой смешавшейся коннице. Нельзя было сосчитать, триста или четыреста татар уложены были на месте из мушкетов, к которым присоединились пушки… Однако татары под командованием Нураддин-султана атаковали с другой стороны казаков из Сум и Ахтырки, во главе которых стоял Емельян Украинцев, думный дьяк, или государственный секретарь. Этот командир, неопытный в военном деле, как истинный московит, так смешался, что не смог выдержать натиска неприятеля. Обозы были опрокинуты, множество убитых лошадей перекрыло путь к бегству. Прорвавшись за повозки, татары увезли с собой 20 пушек, поставленных на повозки, в которые были запряжены лошади, и если бы не подоспел боярин Долгорукий со своим войском, то все эти казаки были бы изрублены в куски. Шереметев… был в то же время атакован другим татарским отрядом, который прорвался к обозу. Но он перенес удар поистине с большим мужеством, чем Емельян, и, наконец, принудил татар отступить. Когда сражение закончилось отступлением татар, добившихся преимуществ и захвативших добычу, войска двинулись искать воды».{303}
Согласно донесениям Голицына государям, сражения с татарами длились в течение 15–17 мая. В первый день «на урочище Зеленой долины пришел на наши полки крымский хан, с калгою, нурадином, ширинбеем, со всеми крымскими и белгородскими ордами, также из городков, на Днепре стоящих, с турецкими войсками, с горскими черкесами, которые им голдуют, и с джеман-саадаками, и был у нас с ними бой со второго часа дни до десятого» (то есть с семи часов утра до трех часов дня). Русские и украинцы «бились с тем поганством мужественно и храбро, побили многих знатных мурз и добрых приводцев, многих и живых поймали, знамена, лошади и рухлядь всякую побрали, и сказывают пленные, что побито у них и переранено многое число, а ранен сам Нурад[д]ин салдан, да убит сын каябея Мансурова Кантемир. И так то поганство билось с нами жестоко, что не только на мушкетные дула, но и на пушечные, к самым рогаткам, напусками приезжали; но, милостию Божиею, никакой себе утехи, кроме упадку, не отнесли. <…> Когда двинулись мы из урочища Черной долины, в 5 часу дни (то есть около полудня. — В. Н.) 16 мая, пришел на наши полки хан Крымский, со всеми вышеупомянутыми ордами, и имел с нами бои великие и жестокие на пути во весь день; ратные люди наши бились с тем поганством мужественно и храбро, и жестоким, кровавым боем сбив его с боевого поля, стали в степи, не доходя Колончака… В следующий день хан Крымский, не хотя наших полков допустить до Колончака, имел с нами бои великие и напуски жестокие, непрестанные во весь день; наши ратные люди бились с тем поганством мужественно и храбро, много побили, много живых взяли, и кровавым боем прогнанные до Колончака, неприятели, оставя свои боевые жестокие напуски, побежали за самый Колончак к Перекопу».
Сравнение этих сведений с данными других источников показывает, что главнокомандующий преувеличил подвиги русской армии. 15 мая не было крупного сражения, а имела место лишь перестрелка солдат полка Шеина с татарской конницей. Главная битва, в которой татары понесли большие потери и был ранен сам Нураддин-султан, произошла на следующий день. Неверно и заявление Голицына, что татары не получили «никакой себе утехи, кроме упадку»; как уже говорилось, они сумели захватить в русском обозе два десятка пушек. 17 мая никаких столкновений с неприятелем не было. Как пишет Гордон, «утром татары показались снова со всех сторон; но видя везде пехотные полки, не решались напасть на них и скрылись. Русская армия без всякого препятствия добралась до речки Колончака и раскинула лагерь на зеленых берегах ее».
Схожим образом описывает ситуацию 17 мая Невилль, добавив интересные детали. При выступлении русской армии из Черной долины по направлению к Колончаку войска, которые до того времени шли порознь, были объединены в каре. Конница, основной объект атак крымцев, располагалась и центре, между обозами, под прикрытием пехоты. Пехотинцы несли на плечах рогатки, чтобы при нападении татар сразу выставить укрепления. «Пока шли в таком порядке, — пишет Невилль, — татары появились вновь и обошли всю армию кругом, надеясь найти конницу вне обозов. Они удовольствовались тем, что нагнали страх на московитов и исчезли, чтобы позаботиться об обороне Перекопа, на который, как они думали, должно было напасть это многочисленное войско».{304}
Немного отдохнув на берегу Колончака, где «воды и травы было вдоволь», русская армия совершила еще два дневных перехода и в полдень 20 мая увидела вдалеке знаменитые укрепления Перекопа. По словам Невилля, войска «стали лагерем на пушечный выстрел от города, так, что Понт Евксинский (Черное море. — В. Н.) оказался по правую руку, а степь — по левую. Из города вовсе не вели огня, поскольку расстояние было слишком большим, но с башни, которая находилась у берега моря, постоянно стреляли из пушки».
Ногайские татары и калмыки, сражавшиеся на стороне русских, вступили в стычки с крымской конницей, кружившей по степи перед Перекопом. В составе крымских войск тоже оказалось немалое количество ногайцев. По свидетельству Невилля, именно ногайские татары, не желавшие сражаться с соплеменниками, подали Голицыну идею заключить мир с крымским ханом. Главнокомандующий отнесся к этой инициативе благосклонно, поскольку русская армия оказалась в сложном положении. В донесении в Москву князь писал: «…от Колончака до Перекопа шли мы двое суток без воды… У Перекопа стали в безводной степи; с одной стороны Черное море, с другой Гнилое; везде вода соленая, а колодцев нет. Был только один, да и тот порос татарским просом… Лошади под нарядом пали, люди обезсилели».
Наступление на Перекоп в таких условиях представляло большую опасность для русской армии. Ворота крепости были открыты, гарнизон из нее выведен по приказу хана. Дорога в Крым казалась свободной, но это была ловушка, поскольку за Перекопом лежала такая же сухая степь, как и перед ним. Русская армия могла сделать еще несколько дневных переходов и не дойти ни до рек, ни до селений. Люди и лошади окончательно обессилели бы в безводной степи при постоянно усиливавшейся жаре в канун летних месяцев. И тогда изможденные русские войска были бы частично перебиты, частично взяты в плен несметными полчищами крымских татар.
О тогдашних коварных замыслах крымского хана двумя годами позже рассказал освобожденный из татарского плена смоленский шляхтич Фома Поплонский: «Когда государевы ратные люди пришли к Перекопи, Нурадин салтан говорил отцу своему хану: для чего он против тех ратных людей из Перекопи нейдет, а если он, хан, идти не захочет, то он бы велел ему, Нурадину, выйти; и хан сказал: присылал к нему князь Василий Голицын для договору о мире, и он для того против тех ратных людей нейдет, а если это их желание не исполнится, то они, татары, его, князя Василья, и со всем войском, если станет приступать, в Перекопь пустят и без бою всех переберут по рукам, а иные и сами от нужды перемрут, потому что в Перекопи только три колодца воды пресной».{305}
В такой ситуации решение Голицына вступить в переговоры с крымским ханом было единственно правильным. В русский лагерь явился один из самых знатных татар — Сулеш-мурза, а в ставку хана в качестве заложника отправился Иван Змеев — младший брат верного помощника Голицына Венедикта Змеева. На переговорах русская сторона выдвинула условия мира: «Во-первых, чтобы татары обязались, что не посмеют больше нападать ни на империю московитян, ни на Польшу. Во-вторых, что не будут оказывать туркам никакой помощи против христиан. В-третьих, что никогда не будут больше требовать от Московии ежегодной дани в сорок тысяч рублей. В-четвертых, что они отдадут всех христиан, которых до сих пор взяли в плен».{306}
Представитель турецкой стороны начал тянуть время, прекрасно понимая, что в данных условиях оно работает против русских. «Сулеш-мурза, — пишет Невилль, — желая продержать московитов до следующего дня и хорошо зная, что такое большое войско не может долго оставаться без фуража и воды, затянул переговоры и удовлетворился тем, что дал некоторую надежду на соглашение. На следующий день он ответил, что хан не хочет других условий мира, помимо тех, на которых он ранее заключил мир с царями (имеется в виду Бахчисарайский мирный договор 1681 года. —