Теперь и не верится почти, что не просто позволила, а — отвечала на поцелуй. Даже не рассмотрев толком-то! Тогда казалось, что знает, с кем, и будто сознание затмило, а наутро — уже и непонятно стало, кто то был на самом-то деле, вот ведь стыд-то какой…
И главное — как Елисею в глаза теперь смотреть, непонятно вовсе. Ведь его-то царевна только разок и поцеловала. Сама, в щеку. Сам бы он нипочем не решился. Потому что он-то королевич, и воспитан как надо, уважение и понимание имеет! Не то что всякие там…
А ведь он, поди, все это время ее искал. Ночей не спал, отдыха не знал.
Осознав, что молчит уже слишком долго, Алька решительно вскинула голову.
— Люблю, конечно!
— А жизнью поручилась бы в том? — старуха смотрела все так же остро и недобро.
Да откуда она взялась со своими вопросами?!
Алька ответила прежде, чем успела подумать — просто из одного упрямства.
— Поручилась бы!
Неужто и впрямь Елисей подослал? Да к чему же? Нужны ли любви такие поручительства? Любовь — она ведь или есть, или нет… И словами тут вряд ли что-то докажешь.
— Словами не докажешь, — ведьма, точно прочитав ее мысли, кивнула. — А вот смерть не обманешь. Только истинная любовь победит смерть!
Царевна оглянулась. Может, эта старуха просто безумна? А ее, Альку, откуда тогда знает? Хотя юродивые, говорят, часто незримое видят и неназванное… хоть бы кто из богатырей появился! А то боязно с безумицей наедине как-то.
А безумица будто преобразилась. Растянулся безгубый рот в щербатой улыбке, собрались густые морщинки у глаз — ни дать ни взять добрая бабушка, какую в любом селе на завалинке увидишь.
— Хочешь яблочка? — без перехода ласково спросила она и подняла руку. Алька взглянула и ахнула: на ладони старухи и впрямь лежало яблоко. Точно такое, как мечталось: крупное, спелое, красное, от одного вида так и текут слюнки.
Откуда ему взяться поздней весной?
Ощущение, будто это сон, стало только сильнее. Как зачарованная, царевна потянулась рукой.
Где-то на задворках заполошно мельтешили мысли: нельзя доверять этой странной старухе, нельзя брать подозрительный дар, нельзя…
Да, в конце концов, хоть бы подолом рубахи то яблоко протереть!
И все это думал будто кто-то другой, наблюдающий за царевной издалека, и беззвучно кричал ей. Сама же она, точно в полусне, поднесла яблоко к лицу и глубоко вдохнула упоительный аромат, слаще которого, казалось, ничего на свете быть не может. К густому яблочному духу примешивались отчего-то запахи костра и хвои.
И откусила.
В следующий миг рука царевны безвольно упала, разжавшись, а надкушенное яблоко покатилось по земле.
А следом осела, запрокинув голову и не успев и вздохнуть, сама Алька.
Отравительница над телом своей жертвы удовлетворенно кивнула и улыбнулась самой себе.
— Убью, — Наина опустилась на лавку, уронив руки и оторопело глядя на темноволосого богатыря. — Всех. Казнить велю…
Колдун прилетел с докладом, как всегда, на исходе седмицы. И как всегда, государыня регент и самой себе не признавалась, как ждала — и не только вестей о сестренке, а и самого вестника. Не замечала, как излишне долго смотрит в зеркало, нервно накручивая на палец огненный локон — пока отражение не начинало насмешничать.
Дождалась.
Вот только доклад в этот раз уж очень государыне Наине Гавриловне не понравился. Настолько, что вылетело из головы все, кроме тревоги за младшенькую.
— Что значит — на разбойников ходила?! Да ты понимаешь вообще, что…
— Ее высочество охраняли, — богатырь покорно опустил голову. — Виноват.
Если подумать, как раз его-то вины в том и не было — только что он сам рассказал, что не участвовал в том подвиге, да и вовсе на другом задании был.
Но общей вины отряда это нисколько не уменьшало. Царевна, наследница престола, да в конце концов, юная девица — и настоящий бой с лихими головорезами, наводившими страх на несколько сел! Да ведь с ней что угодно случиться могло!
Ясно, что приманкой быть она сама и вызвалась. Кто б сомневался! Так на то она и девица дурная, малолетняя. Своей головы на плечах у нее отродясь не было. Но эти-то, богатыри, взрослые, разумные, так мало того — им стеречь да беречь царевну поручено! Куда смотрели, о чем думали?!
Вскочив, Наина принялась расхаживать туда-сюда по светелке, стиснув зубы и пытаясь обуздать гнев. Все же надобно расспросить подробнее. Коли вестник так спокоен — значит, Алька не пострадала, не ранена, не перепугалась до полусмерти. Но ведь могла, могла же!
Ратмир стоял посреди светелки недвижно, пережидая бурю. И думалось ему в этот миг отчего-то, что, может, и не так уж виновата Алевтина Игнатьевна в своей детской наивности. Попробуй-ка повзрослей да узнай о жизни хоть что-то под крылом властной сестрицы да под опекой заботливых нянек! Впрочем, отношения в августейшей семье — не его, воина, дело. Вот кабы не доглядели за девицей — тут и впрямь, верно, не сносить им всем головы…
Вообще-то Светику поручили сегодня присматривать за царевной, когда она выходит, чтоб вовсе одна по лесу не слонялась. Мало ли что!
Он и присматривал.
Старался только на глаза не попадаться да держаться поодаль — ясно ведь, раз с собой никого не позвала, стало быть, и не хочет ни с кем говорить. А лишний раз внимание братьев привлекать к ней и вовсе не хочется. И без того непонятно, что творится с ними. Вон давеча после праздника Акмаль с Анжеем едва не подрались, а отчего — молчат оба. И Михайла им потом что-то выговаривал.
Кабы рядом с девушкой воин какой чужой возник — да хоть бы и крестьянин! — юный богатырь бы непременно тотчас подле нее оказался. И уж одной царевне с незнакомцами беседы вести бы никак не позволил. Опять же, если бы старуха под складками мантии паче всех чаяний таила какое оружие — непременно бы наметанный глаз заметил.
Кабы присматривать сегодня за царевной выпало кому из старших богатырей — непременно сообразил бы любой из них, что старухи тоже разные случаются. Бывают и поопаснее всяких воинов. И не всегда им оружие требуется.
Вот только сложилось сегодня все как сложилось. Видел младший богатырь Святослав старуху, заговорившую с девушкой. И даже поспешил приблизиться на всякий случай. Да вот не ожидал, не сообразил, что бояться надо — не утаенного оружия…
Лишь когда царевна без звука упала на траву, Светика будто обухом по голове ударило: беда! Не уследил!
С треском ломая ветки, юноша бросился к царевне напролом через кусты подлеска, и, в несколько прыжков добежав, упал рядом с ней на колени.
— Алевтина?! Аля!!!
Попытки потрясти подругу за плечи ничего не дали — голова девушки безвольно мотнулась, а на застывшем лице не дрогнул ни один мускул.
Светик замер, в ужасе всматриваясь в это неподвижное лицо. Прикоснулся к щеке — холодной, как лед. И только теперь понял вдруг ясно и бесповоротно: царевна не дышит.
Осознание произошедшего навалилось могильным камнем. Светик поднял голову, уставившись расширенными глазами на коварную старуху, оказавшуюся уже в нескольких шагах от него.
— Что… — голос не слушался, хрипел и сипел, ломаясь. — Что ты с ней сделала?!
Старуха пожала плечами.
— Ничего непоправимого.
— Что?! Она не дышит!
— Верно, — колдунья невозмутимо кивнула. — Она и не должна дышать. Даже обратимая смерть — все равно смерть. Не дергайся, мальчик. Меня тебе не поймать. Лучше слушай внимательно. Только истинная любовь способна победить смерть. Твоя царевна клялась, что любит королевича Елисея. Если так — он один и может ее спасти. Поцелуй истинной любви разбудит от мертвого сна, и встанет царевна краше прежнего. Спадет проклятие, сыграют молодые свадьбу и жить станут долго и счастливо… тетушке на радость.
Ведьма захихикала, потирая руки, а когда Светик с рычанием дернулся к ней — точно растаяла в воздухе. Только безумный смех ее все еще звенел, пока юный богатырь бессильно метался над телом подруги.
Глава девятнадцатая, в которой королевич наконец находит царевну
Пожалуй, это молчание можно было бы назвать гробовым. Или могильным. Вот только ни у кого из шестерых богатырей сейчас язык бы не повернулся произнести такое.
Светик принес царевну на руках. Пинком стукнул в дверь, а когда ее распахнули — без единого слова пронес свою драгоценную ношу через сени в горницу и уложил почему-то на стол.
А потом короткими, рублеными фразами, пытаясь, чтобы голос не срывался, рассказал о происшедшем. И опустил голову, договорив. Пусть теперь судят, как хотят. Заслужил. Это он, он один виновен! Не доглядел, не уследил. Любого наказания ему теперь мало будет. Да только ведь Але-то не поможет то наказание! С Алей-то что же теперь?
Богатыри стояли безмолвным караулом вокруг стола, на котором лежало неподвижное тело. И чем дольше все молчали, тем сильнее становилось гнетущее ощущение, что собрались они все на похороны. Даже не глядя на царевну, каждый всей кожей, всем существом сознавал: не дышит. Не поднимается грудь, не бьется сердце, а руки ее холоднее самой зимы.
Только сейчас стало вдруг ясно, насколько эта девушка, такая всегда полная жизни, вросла в сердце каждого, сколько места заняла в их доме, сколькими красками наполняла каждый день. И ее неподвижность казалась чем-то совершенно невозможным, противным самой природе. Как если бы вдруг солнце в небе погасло или осыпалась разом вся листва на деревьях посреди лета.
И Ратмира, как назло, именно сегодня где-то носит. То есть известное дело — где: в столице, у государыни на докладе. Только тут такие дела творятся, что неизвестно, что в следующий раз докладывать придется. Был бы дома — осмотрел бы, может, и обнадежил.
— Так, — нарушил наконец молчание Михайла. — Значит, поцелуй истинной любви.
— И что?! — со злостью в голосе прервал его Анжей. — Будем ждать этого ее… Елисея?!
Акмаль вскинул голову и качнулся к столу. В глазах его блеснула надежда.