Хоть прямо теперь оборачивайся да улетай, не дожидаясь исхода голосования.
Вот только придется докладывать Наине Гавриловне, что не выполнена задача. Не будет у нее лекарей и артефакторов.
Будто вьяве, увидел колдун-воин перед глазами лицо прекрасной царицы. Хмурое, осунувшееся.
Не может он такого ей доложить.
*
Ночевали в этот раз в поселке. Свою избу богатырям-заступникам сам староста Замшанского уступил, вместе с семьей на время поселившись у родичей. Алевтине, единственной девице в отряде, предложили постель в доме напротив. Однако ужинать она все же предпочта вместе с братьями. Были причины!
Пока юркие старостины дочки – одна другой краше, косами едва не по полу метут! – тарелки по столу расставляли да глазки богатырям строили, Алька предпочла помалкивать. Подумаешь тоже, крали! Вон старшая так и вздыхает томно, на Михайлу неотрывно глядючи. А тот глаза в стол и за ложку. Средняя, хихикая, с Акмалем перемигивается. Тот скалится в ответ широко, ласково. А младшая и вовсе у стола оступилась, едва тарелку не уронила, да, чтоб не упасть, так клещом и вцепилась в Анжея. А тот и рад стараться! Поддержал девицу, привстал, приобнял… тьфу!
Злющая Алька поспешно отвернулась. Вот… пиявки! И резко откинула за спину свою короткую косу. Так в битве удобнее! А эти… небось только и могут, что спасения ждать!
Обидно почему-то все-таки было. Может, потому что старостины дочки щеголяли в лучших сарафанах – ясно дело, не чета царевниным былым нарядам! А только уж всяко лучше потрепанной рубахи да штанов мужицких. Плащ да кольчугу Алька, как и все богатыри, в доме сразу стянула.
Хорошо девиц спасать – они, когда в беде, ничуть не меньше царевны обычно грязные да растрепанные. А тут – ишь, нарядные, брови подведенные, щеки так и полыхают! Одна Алька чучело чучелом.
Но ведь не показывать же богатырям, что ее это задевает! Еще возомнят о себе… некоторые. И вообще – ей тут сказка была обещана! Вот о ней и надо думать.
Только когда девицы, расставив на столе и жаркое, и овощи, наконец ушли, царевна наконец заговорила.
– Ты мне историю обещал, – обратилась она к Савелию.
– А ты все ли про меня разгадала? – прищурился тот.
Вот… жук! Еще и все ему! Впрочем… давно ведь об этом думала. С самого первого боя своего.
– Все, – кивнула уверенно. – Ты купец. И трус.
Уж больно запомнилось, как Савелий все повторял – мол, не наторговать крестьянам за день на целый золотой. Ни принц, ни боярин ни за что бы об этом не задумались – как и сама Алька. Да и не догадались просто. Точно знал бы – али крестьянин, али купец. Вот только про крестьянина у Альки тоже своя мыслишка имелась.
– Верно, – богатырь кивнул. – Купеческий сын я, да и сам по молодости торговал… Что ж. Обещал – так расскажу, стало быть.
Савелий происходил из купеческого рода. И отец его был купцом, и дед, и прадед. Прапрадед был пекарем. А уж сын его целый пекарский цех в столице Тридевятого организовал, а сам хлебами да выпечкой торговал. Внук и вовсе решил дело расширить, стал из дальних стран завозить сладости да специи. А заодно и рецепты все новые, чужедальние. По всей столице лавки Фидукиных славились!
И все своим семейным делом гордились.
Да вот наследник не в ту породу пошел. И угораздило же купца Фидукина на заезжей комедиантке жениться! Вот от нее-то, видать, и унаследовал Савелий тягу к приключениям да странствиям.
По юности, конечно, дело семейное осваивал. И в пекарских цехах работал, чтоб все уметь да знать. И в лавке за приказчика стоял. А только больше всего ему нравилось с обозами в страны чужедальние за диковинными товарами ездить.
Вот в одной из таких поездок и напала на обоз Савелия стая упырей.
Конечно, обоз охранялся. А только наемники из охраны и сами, кажется, струсили. А может, и растерялись. Одного из возничих нежить растерзать успела. Выхватил тогда Сава Фидукин меч – в странствиях-то и купцы оружие при себе держат. Правда, обращаться с ним толком купеческих сыновей не учат.
Отчего-то в голове тогда мыслей совсем немного осталось. Что в обозе ваниль бесценная да орехи из Двунаседьмого. И что сладкой пахлавы медовой в столице не попробуют. И сразу стало ясно, как глупо это все, когда смерть – вот она. Смотрит рыбьими глазами холодными. Руки истлевшие тянет.
Подумалось еще – как хорошо, что у отца и другие сыновья есть.
А только в этот самый миг появились вдруг откуда ни возьмись воины сказочные в алых плащах. С шутками да прибаутками порубили нежить, что капусту, да и уезжать собрались. Будто весь этот ужас обычным делом был.
Оказалось, о поднятых упырях в особый отряд из ближайшей деревни сообщить успели. Повезло. Не всем, правда…
Крепко засел тот случай в голове у Савы. И липкий ужас, что сковал тогда все тело. И мысли про ваниль, орехи да пахлаву. И как хрипел возничий… которому не повезло. И чувство беспомощности, когда не можешь защитить, заступиться за тех, за кого ответ держишь. И жуткое понимание, что здесь все закончится.
Было ему тогда лет – да не больше, чем царевне нынче.
Савелий тогда еще пожелал стать одним из воинов в алых плащах. Да только те лишь добродушно посмеялись над купеческим сыном. Куда уж ему…
После Савелий снова порадовался, что у отца-то и другие сыновья есть – чтобы дело перенять. А сам… пораздумывал немного, собрался да и отправился в путь-дорогу. Беды себе на голову искать. Али на другое какое место? Благо мать без денег не отпустила – собрала как следует. Отец же думал, побродяжит отпрыск немного, да и вернется, дурь из головы повыветрив.
Однако Сава оказался тем еще упрямцем. Нашел он себе и учителей. Выучился и мечом рубиться, и из лука стрелять, и вовсе без оружия драться. И бесславно возвращаться никак не планировал. Потому что понял вдруг, что быть купцом – никак не его дело. Его же доля – воинская. А в богатыри не берут пока… так мало ли дел на свете для воина!
Довелось Савелию и стражником поработать, и наемником побыть. Да и семейная наука неожиданно пригодилась. И за награду поторговаться, и в походе еды себе приготовить. Немало и подвигов он совершить успел в своих странствиях. И слава уж о нем пошла по всему Тридевятому, да и не только… А Сава все продолжал бродяжить. Будто искал чего.
Вот и прибил его однажды ветер странствий к Семи островам.
*
Народ на северных Семи островах жил суровый, дикий. Долгое время промышляли островитяне разбойными набегами на иные земли. Приплывали на своих кораблях, рушили целые города, грабили деревни. Кто сильнее – тот и главный среди них.
Да и как им иначе жить, когда на скалистых островах и хлебам-то не вызреть! Своя земля не родит. При том и опасностей на островах не счесть: в скалах и тролли, и злобные йотуны-великаны живут, на земле волки-варги рыщут, в море чудища-илхвели подстерегают…
Грабежами и жили.
Впрочем, времена меняются. Нашелся однажды на островах такой ярл, что силу свою доказал, всех под свою руку собрал да и назвался конунгом – среди всех старшим. А со временем и уклад островов изменил. И даже международный договор со странами континента подписал.
Стали бывшие разбойники-островитяне честно торговать с иными землями. Оказалось, что и им есть что предложить: и рыбу, и китовый ус и мясо, а пуще того – камни самоцветные. В тарелку-то их не положишь, а за морем за них немалую цену дают. Все, что нужно, купить можно!
Хотя главным богатством островов оказались не рыба и не самоцветы – не так их и много скалы родят. Зато уж чудищ всяких на севере всегда с избытком было, да и ныне не перевелись. Шкуры и зубы варгов, морских чудовищ и прочих бестий маги с континента готовы были закупать в любых количествах.
А потому воинское дело на островах так и осталось самым почетным. И свои города да села защитить, и на продажу шкуры промыслить. Сами себя островитяне считали лучшими бойцами на всем свете белом.
Мужчины островов становились воинами, мореходами да торговцами. А вот жены их да дочери дома сидели, пряли, ткали, отцов да мужей своих ждали.
Впрочем, случались среди островитянок и девы-воительницы. Не так чтоб часто, а и не так, чтоб кто им удивлялся. Были и были. Свой-то путь каждый сам выбирает.
Вот такой-то воительницей и была прекрасная Хильдур, дочь конунга. Высокая, статная, белокосая – кто на нее только не заглядывался. Да только такую невесту поди еще заслужи. Ни на кого прекрасная Хильдур не смотрела.
И равных ей не было ни в чем – кроме разве что брата ее старшего. Тролля горного Хильдур одной левой могла забороть. Из лука в человеческий рост с сорока шагов мелкой нечисти в глаз попадала. Илхвели руками за хвост из моря выволакивала. Йотуны да варги сами при виде нее разбегались – да только любого настичь могла быстроногая дочь конунга.
…Так сложилось, что молодой странствующий воин Савелий прибыл на первый из Семи островов в разгар местного праздника. И брага пенная рекой лилась, и веселье кипело да бурлило. И уж, конечно, какой праздник без состязания молодецкого!
В чем только не соревновались могучие островные воины! Из луков стреляли, боролись друг с другом, на мечах затупленных бились, копья в цель бросали…
Посмотрел-посмотрел на это Сава, браги пенной хлебнул… да и решил, что тоже не лыком шит. Задумал показать, что и на большой земле биться умеют. И нечего островным дикарям носы задирать, лучшими воинами себя величать!
Задумал – да и сделал. Победил и лучшего из лучников, и лучшего из борцов… всех одолел.
А уж когда одолел – тогда и вышел вдруг к нему новый противник. Молодой совсем, безбородый, безусый, да, сразу видно, не первый день с ратной наукой знаком. Движения быстрые, ловкие. Ростом, пожалуй, чуть повыше Савелия будет. Глаза, как у всех здесь – светлые, прозрачные почти. А волос не разглядеть, шлем на голове.
Зашептались кругом все, загомонили. А незнакомый воин только усмехнулся Савелию. сузив глаза.
– Всех, значит, одолел, пришлый? Сразись-ка со мной теперь. Поглядим, где впрямь ратной науке лучше учат!