– Как можно! – возмутился он, округлив глаза. – Я со всем почтением! Да у меня, может, намерения самые серьезные!
– Ааа, – покивала правительница. – Ну если серьезные. Смотри у меня.
Да и пошла дальше.
А Алька между тем погрузилась в собственные размышления, загибая пальцы, но не забывая нет-нет да отправлять в рот кусочек кремового пирожного. Уж больно удалось!
В Михайлу была влюблена крестьянка, да оттого урона Михайле никакого не стало. Посмеялись с братьями да и забыли. Савелия принцесса иноземная полюбила, да и сам он к ней неровно дышит. Только сбежал он от нее и к прежней своей жизни вернулся – стало быть, и его не губил никто.
А вот отказаться от всего, уехать из родной страны, не видеть более никогда родных… вот, значит, кого еще любовь погубила.
Стало быть, принц – Олешек, бастард и раб – Михайла, он же и крестьянин. Купец и трус – Савелий, боярский сын – Светик. Иноземцы – Олешек, Анжей и Акмаль. Последний к тому и вор, и вины за собой не чует. А убийца – Ратмир, без вины виноватый. А еще колдуна своя же любовь погубила – неправильная, бесчестная и невзаимная, как оказалось. А вот Анжея сгубила чужая любовь – ненужная ему и сокрушительная…
Вот и разгадалась загадка Савелия.
Царевна украдкой потрогала серебряную незабудку с синими самоцветами в своих волосах.
Значит, на ярмарке на сдачу дали, пан Долесский? С родовым знаком-то!
Вряд ли он фамильные драгоценности с собой брал. Скорее уж матушка или сестра, прощаясь, отдала на память… И тем более бесценна для него эта неброская на первый взгляд заколка.
Тем временем Наина вышла для чего-то на тронное возвышение. Трижды ударили стражники копьями о пол, и со всех сторон стали смолкать гомон и разговоры.
– Я благодарю всех, кто пришел на наш праздник, – начала правительница, и ее глубокий, сильный голос разнесся над пиршественным залом. – Сегодня мы чествуем наших воинов и благодарим верных союзников, что помогли нам выстоять в трудный час.
Гости разом подняли кружки с брагой, приветствую правительницу и воинов.
– Но есть и еще кое-что, что я хочу объявить сегодня. Сестра моя, первая наследница престола царевна Алевтина Игнатьевна не только достигла возраста. В бою она показала себя отважным и верным воином. А вне поля боя – той, что готова достойно править и заботиться о подданных пуще себя самой. Ей предстоит еще учение в академии, но уже теперь я готова передать наследнице царские регалии. Как старшая в царском роду я благословляю будущий брак Алевтины с избранным ею женихом – богатырем Ратмиром!
Гости разом снова зашумели, загомонили, поздравляя и оглашая тосты за здоровье наследницы и ее жениха.
А Альку точно оглушило.
С каким богатырем?!
Но это… это же…
Надо вскочить сейчас, обратить все в шутку, объяснить, что это ошибка… только услышит ли ее теперь кто?
Беспомощно оглянувшись, царевна нашла глазами богатырей. Укоризненно качают головами Михайла и Савелий. Недоуменно смотрит Светик. А Анжей, побагровев, вскочил, резко сбросив с локтя руку брата Акмаля, пытавшегося его удержать. И стрелой, расталкивая гостей, из залы вылетел.
И… что же делать теперь? Не бежать же за мужчиной следом, так царевне точно не подобает! Вон, ее и взрослой наконец признали…
Неестественно бледный Ратмир тоже поднялся и, не отвечая на приветствия, быстрым шагом двинулся к выходу.
Алька едва за голову не схватилась. Все не так, неправильно!
Глава девятнадцатая, в которой царевны и богатыри разбегаются во все стороны
Хмельные песни стихли только под утро. На площади столицы накануне выкатили бочонки с брагой и сидром, так что и простой люд пировал и праздновал.
А на кухне царского терема, должно быть, и теперь бурлит жизнь – готовятся уже к новому пиру. Свадебному.
Правительница Наина Гавриловна выглянула в окно. Тихо… наконец-то.
– Не передумала? – голос из зеркальца был неодобрительным.
– С чего бы? – Наина деланно-небрежно пожала плечами. – Здесь меня больше ничто не держит. Пора возвращаться в академию, доучиваться, искать свое собственное место. Здесь Алевтина и без меня справится…
– И именно поэтому ты собралась уезжать ночью, тайком, никого не предупредив?
– Как ты не понимаешь! – Наина дернула плечом. – Я должна искренне радоваться… и я рада за нее, честно! Пусть она пока сама не своя, но к утру наверняка опомнится. Будет благодарить меня, бросаться на шею… как обычно она радуется. И он… – правительница едва слышно вздохнула, прикрыв глаза. – Я за них обоих рада. Только мне лучше уехать.
– С Алевтиной-то хоть говорила о нем?
– Некогда было, – Наина отвела глаза. Говоря откровенно, не столько некогда, сколько… слишком боялась, что снова треснет маска ее безразличия. Так давно она привыкла держать в узде все эмоции, не показывать своих чувств. С тех самых пор, как умер царь Игнат, до последнего мига диктовавший ей свои распоряжения и моливший беречь сестренку. Все вокруг привыкли видеть невозмутимую холодную Наину Гавриловну, что способна выдержать любой удар и нипочем ни слезинки не проронит. Будто панцирь она носила, что позволял ей держаться все эти годы.
И лишь два человека во всем свете всегда легко ломали эту броню – Алька… и ее жених.
Те, кого любит. Уж себе-то не стоит врать.
Значит, нужно уехать прямо сейчас. Потому что сестру Наина наконец готова отпустить и признать, что та выросла. А Ратмир… он никогда и не принадлежал ей.
А потому, сложив в суму лишь самое необходимое, она собиралась уехать сейчас, оставив записку для Алевтины. Мол, не о чем беспокоиться, отбыла в академию, пора доучиваться, времени больше терять не хочется.
Осталось только сунуть зеркальце в переметную суму.
Заложить для себя карету, не поднимая шума, велела загодя – так что теперь осталось только прокрасться через двор – к конюшням и каретному сараю. Сейчас и экипаж должны вывести. Никого он не удивит, гостей нынче много, кто-то может и в ночи собраться. Стражники, конечно, видят государыню правительницу, да из них никто ее спросить ни о чем не посмеет. Мало ли какие по ночам дела у повелительницы. А от лишних глаз укроет темный плащ да мгла ночная.
Темнота-то Наину и подвела. Уже почти пройдя мимо конюшен, она почти лоб в лоб столкнулась с точно так же крадущимся человеком.
Два одновременных возгласа – и оба настороженно замерли. Потому что не узнать друг друга никак не могли.
– Моя государыня? – голос богатыря Ратмира прозвучал настороженно и тихо.
– Что ты здесь делаешь?! – вырвалось у Наины, пока взгляд выхватывал едва видимое в безлунной ночи: плащ темный, не форменный, переметная сума на плече… в самом деле, что он здесь делает в таком виде и в такой час, когда должен бы сладкие сны видеть али о любимой мечтать?
И тотчас будто обожгло: а она сама, правительница – пока еще правительница! – Наина? Что делает здесь в таком виде и в такой час? Неужто… бежит? Как Алька?! Она, взрослая, сильная, мудрая… или давно считавшая себя такой. Вот только ведет себя сейчас, кажется, в точности как девчонка неразумная.
– Н-ничего, – чуть запнувшись, ответил Ратмир. – Коня своего проведать заходил.
– Хорошо… – куда собралась она сама, он не спросит, конечно. А она и не должна отчитываться! – Иди тогда… спать давно пора. У тебя много дел завтра.
Медленно кивнув, колдун повернулся и зашагал прочь от конюшни – к гостевым покоям.
Промедлив лишь мгновение, Наина тоже заспешила – к своей собственной башне. Негоже правительнице от сложностей убегать!
Так и шли, поминутно друг на друга оглядываясь. Знать бы, что он-то задумал! Ведь не от счастья же своего убегать собирался?
*
Тем же часом, когда из своей светелки только выходила еще правительница Наина, еще одна темная тень – правда, в алом богатырском плаще – кралась к тем самым покоям, где расположился на ночь особый царский отряд богатырей специального назначения.
Горницу братьям выделили общую – отдельных и высоким-то гостям едва хватило, больно уж много их к победному пиру понаехало.
Поминутно спотыкаясь в темноте и шипя сквозь зубы, царевна Алевтина Игнатьевна самым скандальным образом проникла в мужскую опочивальню.
Здесь уж вовсе мгла оказалась – хоть глаз выколи. Ага, самый громовой храп – у самого входа. И тебе не хворать, братец Олешек. Дальше…
Алька наощупь прокралась к следующему ложу и попыталась вручную определить его постояльца. Тот, не тот?
Подергала за ногу.
– А? – встрепанная голова поднялась над подушкой.
– Ой… ты спи-спи…
– А кого ищешь-то? – послышался сиплый со сна голос Светика.
– Ну… – Алька ковырнула носком сапога деревянный пол, однако ее, как ни странно, поняли. И даже ткнули рукой в нужную сторону. После чего встрепанная голова рухнула назад на подушку – и с ложа снова послышался храп с присвистом.
Царевна посмотрела, куда указывал Светик, и мысленно чертыхнулась: тот, кто ей нужен, расположился у самой дальней стены. Пришлось пробираться – разок на кого-то даже упав, а об чье-то ложе едва не споткнувшись. Однако в конце концов – добралась все же!
Тотчас осмотрелась – ага, отсюда быстрее будет уже в окно вылезти. Осталось только поднять этого соню!
– Эй! – на этот раз дергание за ногу результата не дало, пришлось трясти спящего изо всех сил. – Просыпайся немедленно!
– А? Что? Пожар? Война?! – еще одна встрепанная голова поднялась над подушкой.
– Просыпайся, говорю, живо! И одевайся!
– Зачем? – богатырь недоуменно покрутил головой.
– Какая разница! Собирайся живо! Да поторопись! Нам еще до рассвета из столицы надо удрать… – и чуть тише добавила, – и храм найти.
– Какой еще храм? – богатырь наконец сел на постели. – Ты никак белены объелась? Али браги перепила?
– Сам дурак, – обиженно буркнула царевна. – Жениться, говорю, поехали. Пока не поздно.