Стоя у входа, Александр Александрович видел только худенькую, обтянутую белым медицинским халатом спину Ольги и белую косынку сестры милосердия, туго стянутую узлом на ее затылке. Рядом с полковником, прямо у входа, стояли две смуглые, восточного вида санитарки или медсестры, то ли грузинки, то ли гречанки – кто их разберет, которые внимательно слушали его дочь. Раненые при виде старшего офицера зашевелились, но Александр Александрович, не желая беспокоить воинов, получивших ранения и увечья на службе России, сделал им знак не обращать на него внимания. Дождавшись конца декламации, он приглушенно кашлянул, привлекая к себе внимание.
Ольга обернулась, вскочила и с криком: «Ура! Папенька приехал!» – бросилась на шею отцу.
Такое бурное выражение радости и присутствие посторонних удержало полковника от слов, которыми он хотел выразить свое неодобрение поведению своей непутевой дочери. Александр Александрович видел, как раненые в смущении отводят глаза, некоторые от умиления смахивают слезы, видимо вспоминая своих детишек, оставшихся в России.
Они вышли из палатки. Тут Александр Александрович снова захотел изобразить из себя строгого отца. Но и тут на защиту Ольги откуда-то на него коршунами налетело местное больничное начальство в лице главного хирурга полковника медицинской службы Сергачева и подошедшего чуть позже начальника госпиталя полковника Антонова.
В результате потомок великого русского поэта был, если можно так выразиться, «задержан до выяснения» и вместе с дочерью уведен в штабной корпус пить чай. С плюшками. Как он тут же узнал, жених Ольги совсем недавно убыл вместе с адмиралом Ларионовым в Петербург, а ее югоросская опекунша Ирина Андреева, невеста бывшего герцога Лейхтенбергского, а ныне великого князя Болгарии Сергея, находилась сейчас в отъезде и должна была появиться в Константинополе завтра утром. К концу чаепития Илья Петрович Антонов вызвал дежурного и попросил проводить полковника Пушкина и сопровождавших его гусар до ближайшей приличной гостиницы. Как говорится, утро вечера мудренее.
А вообще, Александр Александрович уже в душе простил свою дочь только за этот возглас «папенька!» и радость, с которой она встретила его. Родные ж люди, куда от этого денешься…
15 (3) августа 1877 года. Константинополь
Рафаэль Семмс, главнокомандующий флотом Конфедеративных Штатов Америки
Вы верите в Санта Клауса?
Когда я был маленьким, Санта Клауса звали святым Николаем, но он точно так же, как и сейчас, дарил подарки детям на Рождество. Потом, под влиянием голландцев и немцев, его стали называть Санта Клаусом, после того как появилось стихотворение «Ночь перед Рождеством», которое и я, и моя любимая Энн любили читать нашим детям. Но они выросли и тоже перестали верить в Санта Клауса, приносящего подарки.
Впрочем, наши внуки все еще так же верят в него, и когда они приезжают к бабушке и дедушке на Рождество, то в канун праздника оставляют ему печенье и молоко, а на следующее утро находят подарки под елкой и крошки от печенья.
Недавно знаменитый художник-карикатурист Томас Нэст нарисовал Санта Клауса, живущего на Северном полюсе, и с тех пор это стало традицией. Но мне почему-то кажется, что мистер Нэст ошибся. Он живет здесь, в Константинополе.
Но обо всем по порядку.
Вчера я получил весточку от капитана Иванова, пригласившего меня на небольшую прогулку – причем особо было оговорено, чтобы я был в форме адмирала КША. И ранним утром капитан за мной заехал – на катере. Там же присутствовала уже известная мне особа – невеста правителя Болгарии герцога Лейхтенбергского Ирина Андреева. И мы отправились в Мраморное море, вокруг стен древнего Константинополя.
Капитан Иванов показал мне на небольшой монастырь у моря – монастырь у святого источника, как он сказал, и перекрестился – размашисто, справа налево, не так, как крестимся мы – слева направо, в районе сердца. Он рассказал, что тамошний источник чудодейственный, но что мы туда подъедем попозже, сейчас у нас другие дела.
Сразу за монастырем располагалась небольшая рыбацкая деревня (Кикловион, сказал капитан, а по-турецки – Зейтин-бурну), и за ней мы увидели небольшую верфь. И у нее стоял красавец-корабль, чуть больше моей незабвенной Алабамы, и точно так же с двумя мачтами и с трубой между ними. Он был около трехсот футов, или, как говорят русские, девяноста метров в длину, где-то раза в полтора длиннее Алабамы.
– Вот, – показал на нее Иванов.
– А что это за корабль?
– При рождении это был SS Lesbian, – почему-то усмехнулся капитан, а мисс Ирина смущенно хихикнула. – Полторы тысячи тонн, крейсерская скорость пятнадцать узлов, может на короткие расстояния выдавать до восемнадцати. На парусах около шести, но это не столь важно. Но вот незадача: его зафрахтовали доставить орудия и боеприпас на Мальту, думали, он от дедушки уйдет, и от бабушки уйдет, с его-то скоростью…
Я не совсем понял, при чем тут дедушка и бабушка, но слушал капитана Иванова внимательно.
– Правда, хозяева не догадались, что на каждую тетку с резьбою…
Мисс Ирина снова хихикнула, а я вообще больше ничего не понимал. При чем здесь резьба? При чем тетка? Капитан смилостивился и сказал уже так, чтобы я понял:
– Ну, в общем, любой из наших кораблей может выдать и побольше, и пришлось ему, родимому, спустить гордый британский торговый флаг. А когда мы нашли контрабанду, то, увы, капитан был препровожден, так сказать, к нам в гости. А корабль – вот он.
Тут мы подошли поближе, и я вдруг увидел горящие золотом буквы на его борту: Alabama II.
– Но он еще так не называется. А вот когда его окрестят по старому морскому обычаю, – тут он протянул бутылку шампанского мисс Ирине, – тогда он и будет гордо носить это новое имя.
– Неужто? – только и смог сказать я.
– Именно. Это и будет первый корабль нового флота Конфедерации. А в трюме его было семь двадцатифунтовых казнозарядных орудий Армстронга – одно с длиной ствола в тринадцать калибров и шесть штук со стволом в шестнадцать калибров. И в придачу, около трех тысяч выстрелов к этим пушкам. Британцы лет пятнадцать назад отказались от них в пользу дульнозарядных пушек, а вот теперь решили их расконсервировать и переслать на театр военных действий. Конечно, с нашей точки зрения эти пушки далеко не шедевр, но это лучшее, что есть в этом времени, и к тому же мы их уже привели в идеальное состояние. Они намного лучше дульнозарядных орудий, но, увы, требуют правильного и аккуратного обращения. Но этому мы вас научим.
Мы их, кстати, уже установили. Шесть располагаются по бортам, просто мы замаскировали люки, чтобы корабль не был похож на военный. А седьмое – вон там, на носу, под тем помостом. Мы еще несколько усовершенствовали систему подачи боеприпасов – к каждому орудию ведет механический лифт. Ну и сделали прочие необходимые работы. Кораблю всего три года, так что прослужит он еще долго.
– От всей Конфедерации огромное спасибо! – промямлил я, до сих пор не веря в подарок от константинопольского Санта Клауса. Этот корабль был и быстрее, и больше моей «Алабамы», и вооружение было не в пример лучше – у таких орудий эффективная дальность более трех тысяч ярдов! Конечно, современный бронепояс их снаряды не пробьют, но далеко не каждый корабль бронирован, и даже у несущих броню кораблей есть незабронированные места. Так что повоюем!
– Да, и еще канцлер Тамбовцев просил вам передать, что он договорился о том, что аренда бухты Гуантанамо начнется первого сентября, сроком на год. При соблюдении определенных условий… канцлер сказал, вы знаете каких, – я кивнул, понимая, что речь идет о Гибралтаре, – аренда станет бессрочной, а еще к ней добавятся некоторые другие территории, про которые вам тоже уже известно, по крайней мере о тех из них, которые напрямую касаются Конфедерации. Кстати, мы вам передадим команду из русских и греков, которая переправит «Алабаму» в Гуантанамо, и поможет обучить команду из моряков Конфедерации. Вы пойдете с нашим транспортным кораблем, который доставит оборудование для тамошней базы, а по дороге послужит «Алабаме» надежным эскортом. Команда уже готова, и выходить можно будет уже послезавтра.
Вскоре я уже стоял на носу корабля. Мисс Ирина взмахнула своей прелестной ручкой, и, описав в воздухе дугу, бутылка шампанского разбилась о нос нашего, первого после гражданской войны, военного корабля. Мисс Ирина торжественно произнесла:
– Нарекаю тебя «Алабамой Второй»!
Я шепнул потом ей на ухо:
– Мисс, с этой минуты вы стали не только крестной матерью нашего нового корабля, но и своего рода талисманом всего нашего флота. Наши моряки теперь будут сражаться не только за нашу свободу, но и за честь такой прекрасной дамы, как вы.
Ирина зарделась и стала еще прекрасней. А я подумал, что этому герцогу, кстати, весьма достойному молодому человеку, очень повезло с будущей супругой.
По дороге домой мы заехали в монастырь, где я выпил воды из святого источника и вместе с капитаном и мисс Ириной помолился у святых икон (католическая церковь признает их святость), возблагодарив Господа за Его необъятную милость и за моих русских друзей.
Отдельно я помолился у иконы святого Николая, который не только наш Санта Клаус, но и покровитель моряков, и попросил у святого, чтобы он принял новый флот Конфедерации под свой омофор.
15 (3) августа 1877 года, утро. Константинополь, дворец Долмабахче
Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев
Я не стал говорить Путилову, что вскоре в Константинополь приедет его старый знакомый – промышленник и предприниматель Людвиг Эммануилович Нобель. Да-да, старший брат того самого Альфреда Нобеля, «динамитного короля», учредившего знаменитую премию, которую вручают порой людям достойным, а чаще – абсолютным придуркам вроде лопоухого и «загорелого» президента США.
Людвиг Нобель заинтересовал нас потому, что обладал хваткой и энергией купца и промышленника. Сейчас он занимался налаживанием нефтедобычи в Баку.