Царьград: Путь в Царьград. Афинский синдром. Встречный марш. Бремя русских — страница 183 из 232

годы проводил почти все свое время в обществе секретаря американского консульства в Штутгарте, некого Ричарда Джексона. У Ольги даже не было детей, ведь Карл практически сразу после свадьбы отказался исполнять свои супружеские обязанности, да и, вероятно, страдал бесплодием от венерической болезни, полученной в юности и кое-как залеченной тогдашними варварскими методами.

Зато все бремя правления небольшим королевством было сброшено им на плечи Ольги Николаевны.

Она делала все, чтобы не дать Пруссии подчинить себе маленький Вюртемберг. И тут вдруг, как гром среди ясного неба, она узнала, что ее супруг взял немалые деньги в долг у Пруссии, о которых он не счел нужным информировать супругу. А условием для кредита было вступление Вюртемберга в Северно-Германский Союз под эгидой Пруссии. Так что ее августейший супруг одним росчерком пера свел на нет всю ее многолетнюю политику, а Вюртемберг превратился в пусть де-юре и автономную, но провинцию Германской империи – так переименовали Северно-Германский Союз после присоединения Бадена, Вюртемберга и Баварии.

Поклонившись, я поцеловал ее руку и ответил на том же языке, что мы – херр Брюсов и херр Девой, находимся в Вюртемберге проездом из Константинополя в Париж. После чего ее величество перешла на английский:

– Так, значит, герр Брюсов, – сказала королева, – вы один из тех легендарных югороссов, о которых с таким восхищением пишет наша немецкая пресса?

– Да, ваше величество, – просто ответил я.

Королева, похоже, заинтересовалась нами. Она наклонила голову и предложила:

– Господа, а не угодно ли вам присоединиться к нам? Мы немного прогуляемся по Дворцовому парку, а потом я была бы весьма польщена, если бы вы разделили мою скромную трапезу.

Джон, вслед за мной, тоже поклонился и поцеловал руку королевы.

«Да, – подумал я, – глядишь, и мою руку скоро так же начнут целовать. А оно мне надо?»

Ее величество Ольга оказалась весьма радушной хозяйкой. Она провела нас не только по Дворцовому парку, но и показала нам Старый замок, уничтоженный во время Второй мировой войны, Дворец кронпринца, церковь Штифтскирхе и другие красоты центра Штутгарта.

Потом мы вернулись в Новый Замок, где радушная хозяйка показывала нам все красоты дворца – в моей истории, он полностью выгорел в войну, и восстановили его лишь снаружи. Конечно, здешняя роскошь не выдерживала никакого сравнения с Питером – что Ольга, кстати, мельком упомянула, – но Девой восхищенно смотрел по сторонам. Но вдруг выражение его лица резко переменилось.

В Мюнхене, в ожидании поезда на Штутгарт, мы поели тамошних знаменитых белых сосисок. Судя по всему, они были уже не первой свежести – их полагается есть до полудня, а мы ими перекусили вчера вечером. Но мой луженый желудок справился с этой напастью, а вот у Джона начались, скажем так, проблемы.

Ольга сразу подозвала служанку и поручила ей провести гостя «в ту комнату отдыха, что подальше», после чего повернулась ко мне и вдруг сказала по-русски: – Господин Брюсов, а откуда у вас в немецком швабский акцент? Я б даже сказала, что вы родом из одной из деревень к югу от города.

По-немецки я произнес всего лишь одну фразу, но чуткое ухо королевы уловило мой акцент.

– Я в детстве прожил четыре года в Штутгарте, – ответил я.

– А где? – заинтересованно спросила королева Ольга.

– В Дегерлохе, на Фридрих-Эберт-Штрассе, – сказал я.

– А в церковь вы ходили? – продолжала допрашивать меня ее величество.

– Да, конечно, в Русскую церковь на Зайденштрассе, – ответил я не задумываясь, не добавив, впрочем, того, что это бывало крайне редко – только тогда, когда Иоахим отлучался. Сказал, и тут же прикусил язык, вдруг вспомнив, что Русская церковь на Зайденштрассе была построена уже после смерти королевы Ольги.

В общем, как в анекдоте: «И тут Штирлиц подумал: а не сболтнул ли я лишнего?»

Как тут же выяснилось, лишнего я действительно сболтнул, потому что королева Ольга прекрасно знала подведомственные ей территории.

– Господин Брюсов, – с удивлением спросила она, – а вы знаете, что Зайденштрассе – совершенно новая улица, и никакой церкви, а уж тем более русской церкви, там нет. Да и Дегерлох – всего лишь деревня, а не часть Штутгарта. Мы частенько туда выезжаем, подышать тамошним знаменитым воздухом. Но никакой Фридрих-Эберт-Штрассе я там не припомню. Кстати, а кто такой Фридрих Эберт?

– Не знаю, ваше величество, – смутился я. – В том возрасте, в каком я тогда находился, я не задавал взрослым подобных вопросов.

Королева задумалась:

– Вы знаете, у меня уже были странные сомнения в отношении югороссов – они как будто не из нашего мира. Ходят разные слухи и сплетни насчет них. И вот теперь я чувствую, что вы мне рассказали несомненную правду, но при этом у меня такое впечатление, что все это не от мира сего. В будущем Штутгарт, наверное, будет больше, чем он сейчас есть, и вполне возможно, что Дегерлох станет частью города. Виктор, скажите, в каком году вы родились?

– В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, ваше величество, – ответил я.

Королева гордо вскинула голову: – Господин Брюсов, я очень хотела бы знать, что будет с моей многострадальной Родиной, и с моим Вюртембергом в будущем. Ваш спутник вот-вот вернется, так что сейчас, я полагаю, не время это обсуждать, но не могли бы вы мне рассказать хоть в двух словах?

– Ваше величество, в будущем Россию и Германию, включая и Вюртемберг – в той истории, из которой мы сюда прибыли, ждут очень тяжелые времена. Но знайте, что Россия тогда выстояла и победила.

А сейчас Югороссия, капитан-лейтенантом флота которой я имею честь быть, сделают все, чтобы России, да и всему миру, не пришлось бы снова проходить через великие потрясения.

Тут вернулся Девой, и «Шахерезада», то есть я, «прекратила дозволенные речи».

Нас провели в скромную залу в Новом дворце, где уже был накрыт стол. Обед был обильным, но знакомых швабских блюд не было – все кушанья имели незнакомые мне французские названия. А вот местные вина мне не понравились. Моча.

Потом мы уселись в салоне, куда нам принесли кофе и прекрасный коньяк, и придворные дамы удалились прочь. Наступила тишина, прерываемая только тиканьем напольных часов, напоминавших нам о неумолимом ходе времени.

И тут Ольга неожиданно для нас сказала:

– Господа, мне кажется, я догадываюсь, куда именно вы едете. Про вас, мистер Девой, я наслышана – вы ведь тот самый смельчак, который организовал побег на Катальпе. Да и вы, господин Брюсов, я так полагаю по вашей фамилии, наверняка потомок королей?

Королева внимательно посмотрела на нас обоих:

– Я уже догадываюсь, господа, что вы путешествуете по миру не из праздного интереса. Так что имейте в виду – если случится так, что Ирландия станет независимой, то королевство Вюртемберг – хоть мы и находимся в прусской кабале, – но мы все еще формально независимое королевство.

Так вот, если то, о чем я сейчас сказала, произойдет, то мы первыми признаем Ирландское королевство и окажем вам всю возможную помощь. И я надеюсь когда-нибудь посетить вас, в Дублине или в древней Таре. Короче, там, где когда-нибудь будет ваша столица. Я вам это обещаю…


9 сентября (28 августа) 1877 года. Утро. Констанца, учебное судно «Перекоп»

Полковник ГРУ ГШ Бережной, майор Мехмед Османов и генерал Михаил Скобелев

В учебной аудитории «Перекопа» было тихо, только с берега доносился отдаленный треск выстрелов, глухое уханье пушек и едва слышные крики «Ура!». Части русской армии, назначенные для формирования персидского экспедиционного корпуса, проходили ускоренный курс боевой подготовки «по-югоросски».

Это были состоявшие ранее в резерве и по причине общей скоротечности войны не успевшие принять участие в боевых действиях на Балканах: 1-я гренадерская дивизия, Сводная Кавказская казачья дивизия, 2-я Донская казачья дивизия, 2-я саперная бригада, Отдельный Кубанский казачий полк, 7-й отдельный Кубанский пластунский батальон и сводная Горно-артиллерийская бригада. Кроме того, в походе принимала участие сводная гвардейская бригада, составленная из сводных рот всех гвардейских пехотных полков. Чтобы в дальнейшем гвардия не закисала, сводную Гвардейскую бригаду предполагалось сделать постоянно действующим боевым формированием, регулярно обновляющим свой состав путем ротации.

Для вооружения Персидского экспедиционного корпуса со складов ГАУ взамен ружей Крика были выданы новейшие на тот момент однозарядные винтовки Бердана № 2 калибра 4,2 линии под патрон с дымным порохом. Вот уже почти три недели войска стояли лагерем на равнине в виду Констанцы и каждый день занимались тем, что раньше им бы и в голову не пришло. Марш-броски с полной выкладкой, передвижение по полю боя рассыпным строем, стрельба по индивидуально выбранной мишени, ползанье по-пластунски под огнем противника, метание на дальность и точность пироксилиновых бомб с вытяжным взрывателем – грубым аналогом немецкой гранаты-толкушки времен Великой Отечественной войны.

Для казачьих частей основным видом боя предполагалось сражение в пешем строю, но в случае если враг начнет спешно отступать, отрабатывалась и быстрая подача коноводами коней с последующим преследованием противника и сабельной рубкой бегущих. Для отражения массированных атак из арсеналов были доставлены картечницы Гатлинга-Горлова с боезапасом. Несколько дней назад, из Москвы привезли новую униформу и разгрузки, пошитые по югоросским образцам из серо-зеленого плотного сукна. С учетом того, что действовать предполагалось в осенне-зимний период и в горах, не были забыты и стеганые двухслойные куртки, внешний тонкий слой которых был набит конским волосом, а внутренний и толстый – ватой. Короче, жить захочешь, еще не так раскорячишься. Не забыты были и двусторонние маскхалаты для разведчиков – изнутри белые, снаружи серо-коричневые, с петельками для крепления пучков травы и веточек.

С каждым днем Персидский корпус обретал все больше и больше черт, свойственных югоросской, а не русской императорской армии, становясь все более боеспособным и мобильным. К сожалению, время, отведенное на подготовку, заканчивалось. Корпус должен был выступить в поход первого сентября по принятому в России юлианскому календарю.