Вот наконец мы и приземлились. Открылась дверь, я встал с места и торжественно сказал Семмсу:
– Адмирал, добро пожаловать на борт тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов»!
Выйдя из вертолета, Семмс замер на месте. В нос нам ударил запах аэродрома. Этот непередаваемый аромат, который издают реактивные самолеты. Для меня этот запах был привычен, а вот для нашего гостя… Кроме всего прочего, он был ошеломлен размерами нашего корабля, самолетом, стоящим на палубе, и буксировщиком, неторопливо проехавшим мимо нас. Я огляделся, вокруг кипела повседневная жизнь большого военного корабля.
Подошедший к нам вахтенный офицер предложил нам следовать за ним. По дороге Семмс, так и не пришедший в себя от изумления, озирался по сторонам. Я понял, что ему очень хочется задать мне много вопросов, но он сдерживается изо всех сил и молча взирает на наши чудеса.
В адмиральском салоне нас встретил Виктор Сергеевич Ларионов. Он пожал руку адмиралу Семмсу и сказал, что очень рад познакомиться с таким известным и талантливым человеком, два года державшим в страхе весь военно-морской и торговый флот северян. Семмс, в свою очередь, поблагодарил адмирала Ларионова за приглашение и выразил свое восхищение победами его эскадры над турками и англичанами.
Когда протокольная часть встречи закончилась, Виктор Сергеевич предложил Семмсу присесть, угостил его рюмочкой русской водки и разрешил курить.
– Мистер Семмс, – сказал адмирал Ларионов, – сейчас корабли нашей эскадры и Черноморского флота Российской империи занимаются тем же, чем занимались вы во время войны с северянами. Они действуют на торговых путях в Средиземноморье, перехватывая британские корабли. Вы ведь знаете, что Англия совершила акт агрессии против наших кораблей в греческом порту Пирее, а после разгрома их флота стала захватывать российские торговые суда в водах, прилегающих к британским островам. Мы вынуждены ответить на это откровенное пиратство.
– Мистер Ларионофф, – ответил Семмс, – вы напомнили мне о лучших годах моей жизни, когда моя «Алабама» в водах двух океанов воевала за свободу и независимость Конфедеративных Штатов Америки. Печально, что все наши усилия не привели к победе.
– Да, мистер Семмс, – ответил Виктор Сергеевич, – я понимаю ваши чувства. Весь Юг героически сражался против захватчиков, но противник оказался значительно сильнее. Не всегда правое дело побеждает. К сожалению…
– Мистер Ларионофф, – воскликнул изумленный Семмс, – так вы сочувствуете нам, а не…
– Именно так, – вступил я в беседу, – мы считаем, что помощь, которую оказала Россия правительству президента Линкольна, была серьезной ошибкой российской дипломатии.
– Мистер Тамбовцефф, но ведь это была официальная позиция вашего канцлера! И ваши две эскадры, прибывшие в порты северян, сыграли немалую роль в их победе.
– Мистер Семмс, – сказал адмирал Ларионов, – с уходом из политики канцлера Горчакова изменился и вектор этой политики. Я согласен с Александром Васильевичем, что поддержка Россией северян – серьезная ошибка. С нашей точки зрения, КША были бы предпочтительнее для России, чем нынешние САСШ. Не буду пока развивать эту тему, но поверьте нам, мистер Семмс, это действительно так.
– Как поздно, как всё поздно… – с горечью в голосе сказал Семмс. – Почему в России пришли к подобной мысли только сейчас? Если бы вы появились каких-нибудь тринадцать-четырнадцать лет назад…
– Да, упущенное время не вернешь, – сказал я, – но побежденный на поле боя может считаться окончательно побежденным лишь тогда, когда он потеряет последнюю надежду на победу.
– Надежду… – сказал Семмс, – но ведь этого слишком мало. Хотя надежда умрет лишь тогда, когда будет похоронен последний солдат Конфедерации. А пока мы живы, мы никогда ничего не забудем и ничего никогда не простим…
– Мистер Семмс, – сказал адмирал Ларионов, – поверьте нам, если Конфедерация снова попытается с оружием в руках начать борьбу за свою свободу, то в этом случае наши симпатии будут на вашей стороне.
– Только симпатии? – встрепенулся Семмс. – Или кое-что более весомое?
– Всё будет зависеть от обстоятельств, – ответил Виктор Сергеевич. – Но я полагаю, что вы, мистер Семмс, не правомочны решать подобные вопросы.
– Позвольте узнать, мистер Семмс, – спросил я, – как самочувствие мистера Джефферсона Дэвиса? Я слышал, что он так и не смирился с поражением, живет в бедности и пишет воспоминания о своей жизни и о своем президентстве в годы войны.
– Я не виделся с ним много лет, – сказал Семмс. – Но у нас есть общие знакомые… Мистер Тамбовцефф, вы полагаете, что…
– Да, мистер Семмс, мы были бы рады встретиться – разумеется, неофициально, – с Джефферсоном Дэвисом. Мы будем не против, если вы сообщите ему о нашем сегодняшнем разговоре. И не только о нем. Я полагаю, что как контр-адмирал и бригадный генерал вы оцените морскую и сухопутную мощь Югороссии.
После этих слов я включил видеозапись, на которой наши телевизионщики из «Звезды» запечатлели эпизоды высадки десанта на острове Лемнос, прорыва нашей эскадры через Проливы, захват султанского дворца и морское сражение у Пирея.
На плазменной панели появилось изображение кораблей эскадры, ведущих огонь по турецким укреплениям, боевые машины пехоты, на ходу стреляющие из пушек и пулеметов, штурмующих береговые батареи десантников, спецназовцев в боевой раскраске, палящих из автоматов по турецким аскерам.
Адмирал Семмс был потрясен увиденным. Он словно зачарованный не отводил взгляда от экрана. Горящие и тонущие британские броненосцы, мокрый и дрожащий сын королевы Виктории, выловленный из воды, взлетающие с палубы «Кузнецова» самолеты – всё это было для него чем-то вроде волшебной сказки.
– Мистер Ларионофф, мистер Тамбовцефф, – что это?! – воскликнул потрясенный Семмс.
– Это, мистер Семмс, наши флот и армия. Как видите, наших сил достаточно для того, чтобы справиться с любым противником. И об этом вы тоже сообщите мистеру Джефферсону Дэвису. Надеюсь, у вас есть доверенный человек, которого вы могли бы отправить к мистеру президенту КША с конфиденциальным посланием? Для успеха предприятия необходимо, чтобы всё осталось в глубочайшей тайне от властей в Вашингтоне. В противном случае жизнь мистера Дэвиса будет находиться в опасности.
Лицо Семмса стало серьезным:
– Такой человек у меня есть. Когда ему отправляться?
29 (17) июня 1877 года. 20 миль к западу от Кронштадта. Борт царской яхты «Держава»
Великая княгиня Мария Александровна
В Копенгагене мы перебрались на борт царской яхты «Держава». Здесь были большие и удобные каюты, и путешествовать на этом нарядном корабле было приятней, чем на броненосце. Впрочем, «Петр Великий» будет сопровождать нас до самого Кронштадта.
Броненосец стоял в Копенгагене недолго, ровно столько, сколько понадобилось его команде для того, чтобы загрузиться углем. Жена моего брата едва успела нанести прощальный визит своим родителям, как мы уже вышли в море, взяв курс на Петербург. С причала нам прощально помахал рукой добрейший господин Герберт Шульц. Он возвращался к своим делам, о которых посторонним знать не следует.
Я с детьми все это время находилась в своих каютах. Вместе с нами в Петербург отправилась и моя верная служанка Энн Дуглас, которая помогала мне управиться с моими малютками. Правда, похоже, что мне скоро предстоит с ней расстаться. Дело в том, что вместе с нами в Петербург отправилась и семья ее брата, Роберта Мак-Нейла, ожидавшая прибытия броненосца в Копенгагене. Из столицы они все вместе поездом выедут в Одессу. Серж Лейхтенбергский сказал, что семейство Мак-Нейлов уже ждут в Константинополе, где больной женой Роберта займутся чудо-врачи с плавучего госпиталя «Енисей».
Так вот, Энн хочет ехать вместе с ними. Она сказала мне, смущаясь и краснея, что рассчитывает встретить там поручика Бесоева. При расставании он шепнул ей на ушко, что будет с нетерпением ждать ее в Константинополе. А моя верная Энн, оказывается, просто без ума от храброго и красивого «русского рыцаря». Что ж, пусть будет так. Энн заслужила себе счастье и любовь.
Путешествие морем до Кронштадта прошло без приключений. Правда, на подходе к Ревелю нас догнал небольшой шторм, и корабли немного покачало на волнах. Но волнение вскоре утихло, и до самого Кронштадта нас ничто больше не беспокоило. Когда мы вошли в воды Финского залива, у меня окончательно отлегло от сердца. Сказать по-честному, весь путь от Эдинбурга до Копенгагена и от Копенгагена до Кронштадта у меня было на душе неспокойно. Бог знает, что могла еще придумать гадкого моя свекровь. Хотя я понимала, что мои родные и наши могущественные друзья не дадут меня в обиду. Но лишь тогда, когда я увидела в бинокль форты Кронштадта и идущий нам навстречу прекрасный корабль под Андреевским флагом, я поняла, что все страхи наши позади и мы уже дома.
Кстати, встречал нас на подходе к Кронштадту броненосный фрегат «Герцог Эдинбургский». Прочитав на борту его название, я вздохнула – где сейчас мой непутевый Фредди? Я, конечно, понимала, что вряд ли увижу его на палубе фрегата, носящего его имя, но мне все же очень захотелось, чтобы именно так оно и было.
Сопровождаемые «Герцогом Эдинбургским», яхта «Держава» и броненосец «Петр Великий» подошли к фортам Кронштадтской крепости. Прогремели залпы приветственного салюта. Броненосец и фрегат присоединились к орудиям крепости, и мои малютки, до этого с любопытством наблюдавшие за большими кораблями, завизжав, бросились ко мне, как испуганные цыплята к наседке.
Ну а дальше была торжественная встреча. Играл духовой оркестр, на пристани, украшенной российскими и андреевскими флагами, пришедшие нас встречать люди кричали «ура» и махали нам руками. Встречал нас сам управляющий Морским министерством вице-адмирал Степан Степанович Лесовский:
– Сам «Дядька Степан» пришел, – почтительно шепнул у меня за спиной один из офицеров яхты. Рядом с Лесовским на пристани был главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта вице-адмирал Петр Васильевич Казакевич. Об